Я беру телефон, даже не посчитав разницу во времени.

Она сразу же отвечает. Как и в прошлый раз, слова не идут. Но на этот раз Яэль справляется лучше.

– Что случилось? Говори.

– Ты письмо получила?

– Я еще не проверяла почту. Что-то стряслось?

Кажется, она перепугана. Я должен бы был подумать. Все эти внезапные звонки. Надо убедить ее, что все нормально.

– Нет, все не так.

– Как не так?

– Не как в прошлый раз. Ну, то есть никто не заболел, хотя кое-кто все же сломал ногу. – Я рассказываю про Йеруна и что буду играть его роль.

– Ты разве не рад? – спрашивает она.

Я думал, что буду счастлив. И был счастлив сегодня утром, когда получил новости о письме от Лулу. Но все уже развеялось, и теперь мне кажется, что она меня ненавидит. Как далеко может улететь маятник за один день. Мне пора бы уже привыкнуть к этому.

– Получается, что нет.

Она вздыхает.

– А Даниэль говорил, что ты воодушевлен.

– Ты с Даниэлем разговаривала? Обо мне?

– Несколько раз. Совета у него спрашивала.

– Ты? Совета? У Даниэля? – Этот факт шокирует даже больше, чем то, что Яэль расспрашивала обо мне.

– Да, считает ли он, что мне следует позвать тебя к себе. – Она смолкает. – Жить.

– Ты хочешь, чтобы я снова в Индию приехал?

– Если ты сам хочешь. Ты и играть тут можешь. В прошлый раз вроде бы тебе понравилось. Можно квартиру найти побольше. Чтобы двоим места хватало. Но Даниэль рекомендовал не спешить. Ему показалось, что ты и там что-то нашел.

– Ничего я тут не нашел. А ты могла бы и со мной об этом поговорить, – в моих словах прорывается обида.

Яэль, наверное, ее тоже уловила. Но голос у нее остается мягким.

– Вот я сейчас говорю, Уиллем.

Я понимаю, что так и есть. Впервые за длительное время. К глазам подступают слезы. На короткий миг я радуюсь, что нас разделяют тысячи километров.

– Когда можно приехать? – спрашиваю я.

Пауза. А потом желанный ответ:

– Когда захочешь.

Пьеса. Надо отыграть в эти выходные. А потом вернется Йерун, и я смогу уйти.

– В понедельник?

– В понедельник? – Яэль лишь немного удивлена. – Спрошу, сможет ли Мукеш устроить.

Понедельник. Через три дня. Но тут-то ради чего оставаться? Ремонт закончен. Скоро вернется Даниэль с Фабиолой и ребенком, мне даже места тут не будет.

– Не слишком ли это быстро? – уточняю я.

– Не слишком, – отвечает она. – Я рада, что не слишком поздно.

У меня сжимается горло, я снова не могу говорить. Но этого и не требуется, потому что теперь говорит Яэль. Ее как прорвало, она просит прощения за то, что держала дистанцию, говорит мне то же самое, что я столько раз слышал от Брама, что причина не во мне, а в ней, в Сабе, в ее детстве. Я все это уже знал, но до настоящего момента не понимал по-настоящему.

– Ма, все нормально. – Я пытаюсь ее остановить.

– Нет, – возражает она.

Все действительно нормально. Я понимаю, что люди по-разному пытаются от чего-то сбежать, но иногда, удрав из одной тюрьмы, ты понимаешь, что угодил в новую, построенную самим собой.

Это так забавно, кажется, мы с матерью все же нашли общий язык. Оказывается слова для этого были не нужны.

Сорок шесть

Когда я кладу трубку, возникает ощущение, что кто-то открыл окно и впустил свежий воздух. С путешествиями то же самое. То тебе все кажется безнадежным, чувствуешь себя потерянным, но потом садишься в поезд, или кто-то звонит, и открывается целая карта с новыми вариантами. Петра и пьеса значили для меня очень много, но, возможно, это просто последняя точка, куда пригнал меня ветер. Теперь он направляет меня в Индию. К матери. Туда, где мне место.

Я все еще держу конверт с фотографиями в руках. Я опять забыл спросить о них у Яэль. Я смотрю на снимок Сабы с таинственной девушкой, и теперь вдруг понимаю, почему она показалась мне знакомой с первого взгляда. Темный боб, игривая улыбка – она довольно сильно похожа на Луизу Брукс, эта… я хватаю вырезку… эта Ольга Сабо. Кто она? Девушка Сабы? Он ее потерял?

Я и не знаю, что с этими фотками теперь делать. Безопаснее всего убрать обратно на чердак, но это все равно что заточить их в тюрьму. Можно снять копии, а оригиналы взять с собой, но они все равно могут потеряться.

Я рассматриваю фотографию Сабы. Потом Яэль. Думаю о том, какая невероятная жизнь у них была из-за того, что Саба слишком сильно ее любил и хотел уберечь от боли. Не знаю, возможно ли одновременно кого-то и любить, и избавить от страданий. Любовь сама по себе опасная штука. Но в то же время именно она и обеспечивает безопасность.

Интересно, понимал ли это Саба. Ведь он всегда говорил: «Правда и ее противоположность – это разные стороны одной и той же монеты».

Сорок семь

Половина пятого. С Линусом мне встречаться только в шесть – у нас будет быстрый технический пробег перед поднятием занавеса. Из гостиной доносятся голоса Брудье и ребят. Не представляю, как скажу им, что через три дня снова улетаю в Индию.

Оставив телефон на кровати, я прощаюсь с ними и выскальзываю за дверь. Брудье скорбно смотрит на меня.

– Ты вообще хочешь, чтобы мы сегодня пришли? – спрашивает он.

Нет. Вообще-то не хочу. Но нельзя быть таким жестоким. По крайней мере, с ним.

– Конечно, – вру я.

Внизу я сталкиваюсь с нашей соседкой, мисс Ван дер Миер, она идет выгуливать собаку.

– Кажется, солнце, наконец, решило нас побаловать, – говорит она.

– Здорово, – отвечаю я, но сегодня я в кои-то веки предпочел бы дождь. Тогда на спектакль никто не придет.

Разумеется, солнце расталкивает упрямые облака. Я направляюсь в маленький парк через дорогу. Уже на выходе из ворот я слышу собственное имя. Но не останавливаюсь. Уиллемов тысячи. Но голос звучит все громче. Потом уже на английском:

– Уиллем, это ты?

Я останавливаюсь. Разворачиваюсь. Не может быть.

Но оказывается, что может. Кейт.

– Господи, слава тебе! – Она подбегает ко мне. – Я позвонила, но ты не ответил, и идиотский звонок в двери не работает. Ты чего трубку не берешь?

По моим ощущениям уже год прошел с тех пор, как я отправил ей это письмо. Оно было как из другого мира. Теперь я смущен, что попросил ее приехать издалека.

– Я в квартире его оставил.

– Хорошо, что я увидела твою соседку с собакой, она сказала, что ты пошел в эту сторону. Маленькое совпадение, как ты говоришь. – Кейт смеется. – Сегодня они весь день меня преследуют. Я твое письмо в такой удачный момент увидела. Дэвид хотел затащить меня на совершенно омерзительную «Медею»[75] каких-то авангардистов в Берлине, я отчаянно искала повод отказаться, а утром обнаружила твое сообщение и вместо этого прилетела сюда. В самолете вдруг поняла, что не знаю, где выступление. К телефону ты не подходил, и я уже начала слегка паниковать и решила найти тебя самого. Но теперь мы встретились, и все хорошо. – Она театральным жестом вытирает пот со лба. – Уф!

– Уф, – вяло вторю я.

Кейт улавливает что-то странное.

– Или не уф.

– Наверное, нет.

– Что такое?

– Можно тебя кое о чем попросить? – Я ее и так уж о многом просил. Но если она это увидит? Брудье с ребятами, может, и не поймут. Но не Кейт. Она все дерьмо насквозь видит.

– Конечно.

– Можешь сегодня не приходить?

Она смеется. Как будто это шутка. Но потом понимает, что нет.

– Ой. – Она делается серьезной. – Тебя что, не будет? У Орландо таинственным образом зажила нога?

Я качаю головой. Только тут я замечаю, что Кейт держит в руках чемодан. Она в прямом смысле приехала сюда прямо из аэропорта. Чтобы найти меня.

– Ты где ночуешь? – спрашиваю я.

– В самый последний момент удалось зарезервировать только это. – Она достает из сумки листок бумаги. – Отель «Захер Брюхо»? Понятия не имею, как это произносится, и уж тем более, где это находится. – Она передает мне распечатку. – Ты в курсе?