– Нет, – сказала Марси.
– Пойдем, Марси, – сказала Лили, – давай немного развлечемся.
Первый раз с тех пор как Джерри сел за стол, он взглянул на Лили. Она обворожительно улыбнулась.
– Да-а, – сказал он, откашливаясь. – Давайте немного развлечемся. Я заплачу.
– Я заплачу, Джерри, – сказал Брэди.
– Ты можешь заплатить по всем счетам, когда мы пойдем в город. Дай мне оплатить этот, – сказал он, вставая.
– Лили, ради Бога, что ты делаешь? – спросила Марси.
– Собираюсь потанцевать, Марси. Потанцевать.
– Что происходит? – Брэди шепотом спросил у Марси? – В чем дело?
– Откуда ты его знаешь? – спросила Марси.
– Он мой сосед. Живет напротив меня. Что между вами было?
– Это старая история. Он умеет притворяться. Очень хорошо умеет притворяться.
– Он агент по продаже домов, – сказал Брэди. – Его компания построила дом, в котором я живу.
– Его компания! Это ужасно! Его компания. Липовый контракт, наверно.
– Обычные подрядчики, я думаю, – сказал Брэди.
– Правда? – сказала Марси с ноткой сарказма.
– Какого черта ты все это говоришь, Марси?
– Не надо, Брэди, она расстроена, – мягко сказала Кэлли. – Оставь ее в покое.
– Я говорю о том, мистер Пэрриш, что он – один из этих воротил, из их воровской шайки. По-видимому, с тех пор он здорово продвинулся, уже не просто грязный продавец лотерейных билетов, но, не взирая на шелковый костюм, все такой же мошенник.
– Ты серьезно? – недоверчиво спросил Брэди. – Парень слегка грубоват, но…
– Да, серьезно, – ответила Марси. – Послушай, у меня был такой длинный тяжелый день, и я слишком выпила. Я пойду домой.
Она отодвинула стул и встала, слегка покачиваясь.
– Марси, подожди. Я пойду с тобой, – сказала Кэлли.
– Нет, нет. – Марси ухватилась за нее, задев стол. – Оставайся. Оставайся с Брэди. Со мной все в порядке. Мне надо поехать, домой и покормить Папу. Со мной все в порядке.
– Брэди, поймай ей такси, ладно?
– Да, конечно, Кэлли. Марси, держись за меня. Я поймаю тебе такси. Пошли потихоньку.
Кэлли проводила взглядом Брэди и Марси, которая неровными шагами пробиралась между столиками к выходу. Затем посмотрела на Джерри, вернувшегося к столику. Она узнала выражение его лица, которое так много раз видела до этого у мужчин, впервые встретившихся с Лили. Он был в ее власти.
8
– Послушай, Кэлли, куда подевалась Лили? – в голосе Брэди послышалось нетерпение.
– Она в дамской комнате.
– Пожалуйста, не могла бы ты вытащить ее оттуда? Черт, что там с ней случилось?
– Я думаю, что она неважно себя чувствует. Смотри, давай остановимся на голубом бархате. Это, по-моему, то, что ты хотел? – Модельер держал в одной руке голубое бархатное вечернее платье, а в другой – зеленое атласное.
– Да, я думаю, оно лучше, но, может быть, Лили…
– Все нормально. Она идет. – Кэлли рукой подозвала Лили. – Какое платье, Лили? Голубое или зеленое? Мы с Брэди считаем, что…
– Голубое, – сказала Лили.
– Прекрасно, – сказал Брэди. – Решено. Теперь давайте посмотрим на нашу продукцию, ладно? Какого размера бутылку мы берем? – Брэди обнял Лили за плечи и подвел ее к столу на краю площадки.
– Посмотри, Кэл, – крикнул ассистент директора, направив цистерну с водой на исходную позицию. Водяные струи из шланга разлились по булыжнику, и он заблестел в электрическом свете. Она аккуратно прошла по скользким, мокрым камням, обойдя софит и путаницу проводов, потом обогнула фонтан и подошла к Марси, которая стояла в дальнем конце площадки. Она села в одно из парусиновых кресел, расположенных рядом с маленьким монитором.
– Господи, ненавижу эту часть, – сказала Марси, откидываясь назад в своем кресле. Она одернула джинсы и вытянула ноги. – Эти ожидания сводят с ума.
– Знаю. Освещение сцены всегда тянется вечность. Мы поздно начинаем, – сказала Кэлли, посмотрев на часы. – Надо бы закончить съемки до вечера, а то наш бюджет раздуется до невероятных размеров.
– Не понимаю, как тебе это удается, Кэл.
– Удается что?
– Удается сочетать личные и деловые отношения с Брэди в одно и то же время.
– Это непросто, – ответила она. – Особенно когда дело касается перерасходов. Я стараюсь сохранять свою линию поведения с его продюсером, но это всегда сложно. Действительно, все остальные съемки прошли очень гладко. Никаких денежных проблем, никаких перерасходов, но сейчас я не знаю. Все как-то по-другому. Что-то, что нельзя даже объяснить.
– Ты тоже, да? Я чувствую то же самое последние две недели. Не могу понять, в чем дело.
– Ну, могло быть и хуже. Мы могли бы все лето снимать, как заведенные, в Лос-Анджелесе, – сказала Кэлли. – Может быть это потому, что такие длинные съемки. Мы раньше никогда не снимали в течение пяти недель.
– Может быть, – сказала Марси. – Что происходит с Лили? Она как-то странно себя ведет. И выглядит ужасно. Для Лили, конечно, – Марси рассмеялась.
– Что-то, видимо, печалит ее. Я весь вечер извинялась за нее перед Брэди. Он совсем потерял терпение. А она как будто чем-то поглощена… не замечает этого.
– Не понимаю, – сказала Марси. – Точно та же съемочная группа, та же команда, те же клиенты. Съемки никогда не обходились без химии, но в этот раз… Джим Лиджетт нервный, все нервные.
– На Джиме срывает зло Жене Варио. Джим для него – благодатная почва. Жене раньше никогда не был таким.
– Я сказала тебе, что Элиза звонила сегодня утром? Она хотела узнать, как идут дела. Я сказала, что все прекрасно, и так оно и есть, но…
Даже Хло, – сказала Кэлли, показывая на манекенщицу, которая спряталась в грузовике, чтобы переодеться в голубое бархатное платье. – Я сидела рядом с ней сегодня за завтраком, и она была такая безучастная, такая равнодушная. Подумать только, это в первый раз с тех пор, как мы знакомы.
– Она не в счет. Она француженка. Французы все сумасшедшие, – Марси засмеялась. – Может быть, мне стоит начать писать сценарии для Англии или, еще лучше, для Италии.
– Неплохая идея, – улыбнулась Кэлли. – Тогда ты могла бы видеться с Брайаном. У тебя с ним все кончено?
– О, да. Скорее всего.
– Что-то серьезное?
– Ничего. Мы друзья… ходим в кино, обедаем, много говорим. И больше ничего.
– Ты хочешь, чтобы так и было?
– Да. Наверное. Ты знаешь, Кэлли, это странно. Мне кажется, что у меня есть талант, – Марси откинула со лба волосы и развернулась в кресле так, чтобы видеть лицо Кэлли. – Я уверена, что могу хорошо писать. Не просто для коммерции. Я не это имею в виду. Когда я была маленькой, все мои подружки гадали, какие у них будут фамилии после замужества. Я же мечтала только о своей собственной фамилии – на обложке книги. Пока они подыскивали имена для своих будущих детей, я выбирала имена для героев своей книги. Так было всегда. Но я иногда я думаю, что эта энергия, сила, которая заставляет меня писать, это та же самая любовь. Другие люди работают. Думаю, что им ничего не остается, чтобы любить кого-то… романтически я имею в виду. Думаю, что если писать из того же источника как это делают писатели то же. В каком то смысле это одной то же… самому что-то пережить или сочинить это на бумаге.
– Это нелепо, идиотизм. И это пугает. Не столько из-за тебя, сколько из-за меня.
– Что ты имеешь в виду? Что творчество дает тебе то же самое, что тотально любящий дает другому? Это нормально. Но ты сейчас описала то, что я чувствовала, но никогда не могла выразить по отношению к Брэди. Однажды я назвала эту чертову камеру другой женщиной. Он сразу замкнулся, стал мрачным. Сказал, «Господи, теперь она ревнует к камере»
– Ох, Кэл, я говорила о себе. Я не имела ввиду других.
– Все так же, Марси. Мы можем говорить друг с другом обо всем, что чувствуем.
– Послушай, раз уж мы заговорили о Джерри? Знаешь, что Лили встретилась с Джерри после того вечере в «Элайн»?
– Да, она говорила мне. Брэди сказал, что он совсем сошел с ума: загородил ему проход в квартиру и выспрашивал все о ней… Называл ее богиней!
– Он звонил. Старался убедить, что работает сейчас вполне законно. Умолял меня ничего не говорить о нем Лили. Сказал, что видится с ней каждый вечер с тех пор.
– Ты веришь в то, что он работает законно?
– Я верю в то, что он верит в это.