Кэтрин Крэко - Только по приглашению

– Хорошо, вероятно, мне надо сначала взглянуть и определить, что надо сделать и во сколько вам это обойдется. Так что если Казини запросит очень много, вы сможете взять у нас «донован».

– Это было бы замечательно, мистер Ди Стефано. Большое вам спасибо.

– Винни, – сказал он, широко улыбнувшись. – Вас устроит сегодня вечером в шесть, после того, как я закрою магазин?

– Прекрасно. Еще раз спасибо, мистер Ди Стеф… Винни. Я буду вас ждать.

Чем-то Тереза Скаффоне напомнила Винни его дочь Марси, хотя, конечно, по возрасту Тереза была ближе к нему, чем к Марси. У нее было чувство собственного достоинства, умение держаться, она была мягкой и сильной одновременно. Их взаимоотношения начались достаточно просто, он помог ей разобраться в водопроводных делах, потом решил, что, возможно сам сможет с этим справиться, она угостила его пивом, завязалась беседа. Ему нравилось у нее, и он не торопился закончить работу.

– Прервался, чтобы сказать вам, что эту трубу за сегодня не сделаешь. Тут работы, вероятно, на несколько дней.

– Ничего страшного, Винни. Приходите. Может быть, хотите пива или бокал вина?

Тереза тоже не спешила с окончанием работы. Она ждала его визитов, их бесед. Он имел хорошую репутацию. У него был водопроводный магазин, и это настоящий бизнес, не то, что у Огги лавка сладостей или ресторан в Квинсе. Она привыкла видеть мужчин с глазами, холодными, как лед; у Винни глаза были теплые, дружелюбные. Они могли подолгу сидеть на софе в гостиной, он говорил, а она смеялась.

– Занимайся водопроводом столько, сколько нужно, – говорила она. – В конце концов, ты оказываешь мне неоценимую услугу, занимаясь этим самостоятельно. Совершенно нет необходимости торопиться. В моем распоряжении время до скончания века.

Первые несколько раз, когда Винни оставался на обед, он надолго не задерживался и заставлял себя дома обедать еще раз. Однажды он решил остаться до вечера в надежде, что это, может быть, спровоцирует Конни на разговор и разрушит стену молчания. Но она ничего не замечала. В конце концов, он перестал торопиться домой после обеда. Молчание Конни, боль и вина, которую он чувствовал, глядя на Джо, делали вечера в его собственном доме невыносимыми. Он проводил ночи в кровати Терезы, в ее мягких объятиях. После того, как это все случилось, он смог ей рассказать, как он переживает из-за Джо, о том, как Конни жестоко его наказала, как Конни кричала Джо, что он больше не сын Винни, о своих страхах, что он может задушить маленького Джо, и о Марси, чья сила и любовь были для него отдушиной. Тереза слушала и утешала, и делала все, чтобы ему было хорошо. До Терезы он ни разу, за восемнадцать лет совместной жизни, не изменял Конни. Все было очень просто. В своей собственной кровати он был преступником. В кровати Терезы он был благородным человеком.

Тереза налила кофе себе и Винни.

– Может быть, хочешь яйцо? Тосты?

– Нет, дорогая. Кофе вполне достаточно. Слишком жарко, не хочется есть.

В восемь часов утра температура уже перескочила за восемьдесят.[1] Это будет четвертый день девяностоградусной жары.

– Ну ладно, тогда подожди, пока мы выберемся на природу! – улыбнулась Тереза. – Мы проедем вдоль побережья и подышим свежим ветерком. – Это было ее идеей – позвонить Огги и воспользоваться его машиной. Она сказала ему, что хочет поехать посмотреть новый дом. Она запнулась на минутку, когда он сказал, что Джимми отвезет ее. – Ах, нет, Огги, спасибо, со мной будет друг.

Голос Огги прозвучал удивленно, но он не подал виду.

– Ладно, я скажу Джимми, чтобы он привел машину сегодня вечером и оставил ключи.

– Спасибо, Огги. Я ценю все, что ты делаешь для меня.

– Огги думает, что я еду смотреть новый дом, – сказала она Винни.

– Ты действительно собираешься это сделать?

– Ну, Винни, конечно, нет. Я никуда не хочу от тебя уезжать. Не будь дурачком. Я просто хочу поехать на воскресную прогулку со своим дружком, – она засмеялась, как школьница.

– Ну, тогда, – он допил кофе и положил чашку в раковину, – давай собираться. – Он обнял ее и ласково поцеловал. – Поехали.

Тереза закрыла на замок входную дверь и спустилась с крыльца вслед за Винни. Машина Огги стояла прямо напротив. Винни подождал, пока Тереза устроилась на сиденье, и аккуратно захлопнул дверцу. Он обошел машину и сел на водительское сиденье. Тереза достала из сумочки ключи и протянула ему. Он вставил ключ в замок зажигания и повернул его. Двигатель затрещал на мгновение, заглох и с ужасным грохотом взорвался. Машина была охвачена бушующим пламенем. Хотя взрыв прозвучал в тихое воскресное утро и был прекрасно слышен в доме Ди Стефано на Юнион-стрит, только во второй половине дня Конни сообщили, что в машине был ее муж. Полиция объяснила это трудностями в опознании тел. «Состояние останков» и то, что машина принадлежала третьему лицу, вызывало некоторые вопросы. Сошлись на том, что бомба предназначалась Огги Скаффоне, владельцу машины.

Смерть Винни не смягчила сердце Конни. Он умер в восемь часов утра в воскресенье в машине с другой женщиной. Теперь ему не было прощения.

Франция, 1958.

Лили вытащила из дубового гардероба охапку юбок, прикрепленных к деревянным вешалкам, и бросила ее на одну из кроватей рядом с открытыми чемоданами. Сидя на другой кровати, Николь смотрела, как она старается вытащить кучу кашемировых свитеров, в основном голубых и фиолетовых (только несколько бежевых и серых), из верхнего ящика гардероба.

– Честное слово, Лили, я не понимаю, почему нельзя было собраться до церемонии, – в голосе Николь чувствовалась нотка раздражения.

– Не было времени, – ответила Лили, вытаскивая туфли из-под кровати.

Она встала, посмотрела на кровать и задумалась, никогда не зная, что положить на дно чемодана, а что сверху.

– У тебя нет папиросной бумаги? – спросила Николь.

– Слушай, дай мне закончить, – сказала Лили, взглянув на свои аккуратные алмазные часики. – Все в порядке, я успеваю.

– Жан-Клод ждет внизу. Все уже наверняка ушли. Вероятно, остальные девушки нашли время собраться до выпускной церемонии.

– Еще не все ушли. Они на приеме у Мадам. Включая Жан-Клода, я тебя уверяю. Почему бы тебе не спуститься к ним? Я скоро буду.

Николь распахнула хлопчатобумажную занавеску, чтобы взглянуть на открывающийся альпийский вид. Дорога в Экс-ле-Байнс вилась вдоль озера Бурже, через луг, усыпанный разноцветными полевыми цветами и похожий на лоскутный ковер, раскинувшийся перед скалистыми серыми пиками в снежных шапках. Николь всегда удивлялась скоплениям облаков, плывущих как бы ниже уровня горизонта. На террасе под окном школьные подруги ее дочери обнимались и целовались, укладывая вещи в ожидающие их машины.

– Ты не хочешь попрощаться со своими друзьями? – спросила Николь.

– Я уже.

– Ой, Лили, положи блузки сверху.

– Почему ты не сказала мне раньше? – Лили прекратила складывать вещи и посмотрела на Николь, прекрасно зная, что ее жесткий взгляд действует на мать раздражающе.

– Я не знала, правда, – сказала она. – Это все случилось так быстро.

Николь повернулась к зеркалу, поправила шляпку, оценивающе взглянула на себя и разгладила юбку своего безупречного розового костюма «Шанель».

– Быстро? – Лили рассмеялась. – Ты знала Жан-Клода еще до моего рождения.

Прежде ты всегда предупреждала меня, что собираешься выйти замуж. Телеграмма, телефонный звонок, в конце концов, я знала об этом до того, как ты появлялась со своим новым мужем.

– Ах, господи, Лили, по-моему, ты все усложняешь, тебе не кажется?

– Я просто хотела бы знать, почему в этот раз все было по-другому, – голос Лили звучал ровно.

– Потому что в этот раз все – по-другому. Жан-Клод не такой, как все. Я боялась, что ты будешь против, и…

– Николь, будь честной. Я никогда не мешала тебе. Я даже никогда не встречалась с этим, как его, Андреасом, – рассмеялась Лили.

– Все это для меня очень важно. Я хочу, чтобы ты узнала его. Я надеюсь, что ты полюбишь его так же, как я: Пожалуйста, Лили, постарайся. Я знаю, что я не особо прилежная мать, но все-таки…

– Я не возражаю, Николь. Правда, я одобряю. Мне всегда нравился Жан-Клод.

Лили вновь занялась укладыванием чемоданов. Николь села на краешек кровати и наблюдала за ней, понимая, что эта красивая молодая женщина, тех же самых лет, что была она, когда родилась Лили, знает о ней не больше, чем продавщица в Эксе… – лицо знакомое, но чужое.