— Эй, привет!
— Привет, привет. — Стефани вдруг порадовалась тому, что надела сегодня свой лучший костюм, белый в едва заметную синюю полоску, и туфли в тон на высоких каблуках. — Что случилось?
— Я оказался в этом районе и вдруг почувствовал, что ужасно голоден. Не хотите поехать со мной в Хантсвилл? Я слышал, там есть местечко, где готовят сносные бифштексы.
Стефани ответила не задумываясь. Это был единственно верный способ, потому что в противном случае она сказала бы «нет», а ей очень не хотелось этого делать.
— Бифштексы — это великолепно! Бок о бок они пошли к его синему джипу. Стефани подняла взгляд на Мартина. — Вы слышали передачу?
— Я не пропускаю ни одной.
— И что вы о ней думаете? Мартин открыл дверцу и помог ей сесть. Стефани выжидающе смотрела на него.
— Думаю, что вы даете очень хорошие советы, — сказал он. — Особенно той пятнадцатилетней девочке, которая позвонила последней. — Мартин печально покачал головой. — Она находится под ужасным давлением. Мне ее искренне жаль.
— Мне тоже. — В вечерних сумерках они посмотрели друг другу в глаза, и между ними словно протянулась ниточка взаимопонимания. Их объединяла общая тревога за одиноких детей, у которых есть вопросы, но нет ответов, и никто не поможет их найти.
Мартин закрыл дверцу и, обойдя машину, сел на место водителя. Минуту спустя они выехали со стоянки и устремились к шоссе, ведущему из города.
— Когда я выходила из здания…
— Да? — Голос Мартина звучал непринужденно.
— Мне показалось, что вы кого-то искали.
— Так и было. — Он бросил на нее быстрый взгляд и тут же опять сосредоточился на дороге. — Я искал вас.
— И больше никого?
Мартин снова посмотрел на нее. Они ехали на запад, прямо на огромное малиновое солнце, повисшее над горизонтом. Глаза Мартина прятались за очками, и понять можно было только, что он внимательно следит за дорогой.
— Я искал Колина Уэйнрайта, — после короткого колебания признался он. Стефани напряглась.
— Фрэнк еще что-то узнал о нем? Мартин покачал головой.
— Нет-нет. Ничего такого. Его слова повисли в молчании. Несколько мгновений спустя Стефани осенило.
— Вы хотели, чтобы он увидел вас… И догадался, что вы ждете меня. — Ее голос звучал потрясение.
Мартин пожал плечами и ничего не ответил.
Странное тепло разлилось у Стефани в груди. Он хотел защитить ее. Уберечь от опасности. Никто прежде не делал для нее такого. Правда, она и не нуждалась раньше в защите. Однако у Стефани все равно стало удивительно хорошо и легко на душе.
Иногда поцелуй — это только поцелуй…
Ну разумеется…
Мартин поставил машину на стоянку перед рестораном и, обойдя ее, открыл дверцу для Стефани. Пять минут спустя они уже сидели в уютном полумраке и изучали меню размером с мемфисскую телефонную книгу. Мартину хватило только беглого взгляда. Стефани штудировала свой том гораздо дольше. Он наблюдал за ее красивым, выразительным лицом. Она внимательно читала описание каждого блюда, обдумывала, затем отвергала. Отчасти это было забавно… но отчасти пугало. Неужели так же пристально она изучает и его?
Мартин не знал, почему Стефани так сильно волнует его. Разве что дело в этих губах, которые так мягки, и в изгибах тела, которые так соблазнительны, что в ее отсутствие он не может думать ни о чем другом. К тому же она умная. Умная, веселая и неравнодушная. До приезда в Стонвилл он думал, что таких женщин, как Стефани, уже не существует. Те, с которыми он встречался после Памелы, были такими же, как Па-мела, — жесткими, рациональными, эгоцентричными.
Стефани наконец отложила меню и посмотрела на него. Между ними в центре стола стояла небольшая красная свеча, и ее пламя танцевало, колеблемое ветерком от вентилятора. Карие глаза Стефани сверкали в золотистом свете.
— Я кое-что узнала о вас сегодня, — медленно произнесла она.
— И что же?
— То, что в Мемфисе вы работали с детьми.
С малолетними преступниками. Это правда?
— Да, это правда. Мэрион распустила язычок?
— В Стонвилле невозможно что-то долго сохранять в секрете. Вы должны были бы уже это понять. — Стефани положила руки на стол и посмотрела на Мартина. — Почему так? Почему малолетние преступники?
— Я насмотрелся на уличную молодежь в Мемфисе во время ночных вылазок с Фрэнком. Иногда приходилось препровождать некоторых в приюты, и одно просто повлекло за собой другое. Незаметно для себя я стал проводить там все субботы.
— Вам нравилось работать с ними? Подумав, Мартин ответил:
— «Нравилось» — наверное, не совсем подходящее слово. Мне казалось, я могу сделать доброе дело. А потом, находясь там, я забывал о собственных проблемах, они казались ничтожными в сравнении с бедами этих ребят. В каком-то смысле я был эгоистом: себе помогал не меньше, чем детям.
Подошла официантка, приняла их заказы и удалилась. Стефани взяла кусочек хлеба из корзинки, которая стояла посредине стола.
— Так всегда и случается, — сказала она, отщипнув кусочек. — Добро, которое делаешь другим, служит тебе же во благо.
— С вами тоже такое бывало? Стефани подняла глаза.
— Что вы имеете в виду?
— Эту передачу. Она тоже служит вам во благо?
— Поверьте, я делаю ее вовсе не из альтруистских побуждений. Я хочу уехать из Стон-вилла, и если получится хит, то это поможет мне добиться желаемого.
— Но вы ведь помогаете людям. Она помахала рукой в воздухе, при этом в разные стороны полетели крошки.
— Не знаю…
— А я знаю. И знает та девочка, которая звонила сегодня. — Он сложил губы трубочкой и издал звук поцелуя. — И парень, который любит свою телку. Он определенно нуждается в помощи, да и корова, думаю, будет вам признательна.
Стефани рассмеялась и покачала головой.
— Вы думаете? Коровья посредница? Боже, я действительно друг всех мужчин и животных. Кто бы мог подумать!
Им принесли охлажденное белое вино, и, сделав первый глоток, Мартин попросил:
— Расскажите мне о ваших родителях. Когда в ночь нашего знакомства я предложил вам переночевать у них, вы отнеслись к этому с большой неохотой. Как такое возможно? Мне казалось, у вас было очень счастливое детство.
Стефани отпила из своего бокала. При этом ее горло задвигалось так соблазнительно, что Мартин не мог отвести от него взгляда. Она осторожно поставила бокал на стол и сказала:
— Я единственный ребенок. Родители души во мне не чают, и я тоже очень люблю их. Но порой они меня подавляют. Они очень консервативны и осторожны, а я для них — центр вселенной с самого дня моего рождения. — Стефани теребила лежащую на скатерти салфетку. — Из-за того, что они принимают самое живейшее участие в моей жизни, я чувствую… что-то вроде ответственности за них.
Грубо говоря, я веду себя хорошо — они счастливы.
— Вы именно поэтому вернулись в Стонвилл после окончания колледжа?
— Я знала, что их это обрадует, — призналась Стефани. — Но и с работой были проблемы. Когда мне предложили место на радиостанции, я сразу поняла, что нельзя упускать такую возможность.
Не сдержавшись, Мартин накрыл руку Стефани своей.
— Вы не несете за родителей никакой ответственности. Вам это известно, не так ли?
— Да. Но я люблю их и стараюсь поступать правильно. — Стефани покачала головой. — Они останутся в Стонвилле до конца своих дней. А я, надеюсь, нет.
За десертом Мартин спросил:
— Почему вы так стремитесь покинуть Стонвилл? По-моему, это совсем не плохой городок.
Стефани откинулась на спинку кресла, обхватив пальцами чашку с кофе. Вечер удался на славу. Они много и вкусно ели и говорили обо всем на свете. Однако, услышав последний вопрос Мартина, она напряглась, сама не понимая почему.
— Я устала жить там, где о тебе все всем известно. Нельзя даже чихнуть без того, чтобы кто-нибудь не сказал: «Будь здорова!»
Мартин приподнял темную бровь.
— Порой можно услышать вещи и похуже.
— Знаю, знаю. — Стефани склонилась к собеседнику. — Но вот вам наглядный пример. Через столик от нас сидят Кейт Марли и ее кузина. Завтра же, едва взойдет солнце, всем в Стонвилле станет известно, что мы с вами были здесь и ели на десерт яблочный пирог. Вас это не угнетает?
— Не особенно. Вот если бы вы потребовали лимонный, тогда да. А яблочный…
Стефани шутливо замахнулась на Мартина кулаком и, не рассчитав силы, скользнула им по стенке за его плечом. Мартин перехватил ее руку. Тут же взгляд Кейт прожег Стефани насквозь. Не дыша она произнесла: