– Если всегда будет лето, – ответил он, – подумай, чем ты не сможешь заниматься?
– Чем?
– Кататься на лыжах.
– Мне все равно, – сказала Катринка. Она действительно так подумала.
Длинные, ленивые дни продолжались для Катринки и тогда, когда семья вернулась в Свитов. Она ходила с мамой в магазин за продуктами и плавала в бассейне спортивного комплекса, где работал Иржка. Каждый день она помогала дедушке собирать созревшие плоды. Вместе с бабушкой она ухаживала за цветами на клумбах. Только к розам Дана никому не разрешала прикасаться. Все цветы, кроме роз, – нарциссы, душистый горошек, тюльпаны и пионы – разрешалось срезать и ставить дома в букетах. Только розы цвели и умирали на стеблях.
Среди роз стояла садовая скамейка, на которой Милена любила сидеть, читая или вышивая по канве. Устав от игр со Славкой, Катринка брала книжку со сказками, шла к маме и просила ее почитать.
– Чудовище точь-в-точь как наша бабушка, – сказала она однажды, перебив Милену на середине истории. – Никому не разрешает трогать его розы.
Частенько после работы Дана сидела на садовой скамейке.
Однажды Катринка спросила, о чем она думает.
– О твоем дяде, – ответила бабушка.
Катринка знала, что дядя погиб во время войны еще до ее рождения. Его фотография стояла на каменной полочке в гостиной. На фотографии он смеялся и был похож на отца Катринки, только у того были усы.
– Его давно нет, – заметила Катринка.
– Это неважно, – сказала Дана. – Ребенок часть матери, как рука или нога. Даже больше. Никогда не перестаешь скучать по ребенку. Даже если живешь сто лет. – Она взяла Катринку на руки и крепко прижала, гладя ее темные волосы. – Однажды ты поймешь это, ангелочек, – добавила бабушка. – Когда у тебя будут собственные дети.
Как-то в конце августа, когда Милена и Катринка выходили из мясного магазина, к ним подошел мужчина. Плетеная корзина Милены была заполнена до отказа, и среди прочего в ней был небольшой кусок телятины – лакомства, которое всегда было трудно достать.
– Бабушка будет довольна, что мы купили телятину, – сказала она ей, выходя из магазина на широкий бульвар – главную улицу города.
– Это ваша девочка? – спросил мужчина, останавливаясь перед ними и указывая на Катринку.
– Да, – ответила Милена, испугавшись, что вопрос был вызван очередной шалостью Катринки.
– Меня зовут Мирек Бартош, – сказал он. – Я кинорежиссер.
– Да? – удивилась Милена, не понимая, какое отношение это может иметь к ней и ее дочери.
– Я сейчас снимаю фильм, в студии. – Бартош сделал неопределенный жест в направлении киностудии, расположенной на одной из гор, возвышающихся над городом. Студия в Свитове значительно уступала столичной киностудии «Барандов» и по размерам, и по количеству выпускаемых фильмов. С 1948 года после создания централизованного художественного совета по кино производство фильмов в стране вообще снизилось до пяти– шести картин в год.
– Мои сотрудники и я беседуем с родителями детей, отобранных для съемок на следующей неделе.
Он видел, что Милена не столько заинтересована, сколько озадачена.
– Это детектив, – пояснил он. – Я хочу снять несколько сцен в школе. Так что мне нужны школьники.
– Но Катринка еще не ходит в школу, – ответила Милена.
– Не ходит? Неужели? – В его голосе послышалось удивление. – Впрочем, это не имеет значения. Она подходит. Ну, что вы думаете? Ей, конечно, заплатят. – Он улыбнулся. – Не очень много, правда.
– Я даже и не знаю, – растерялась Милена, как всегда неохотно вступая на незнакомую территорию.
Мирек снова улыбнулся. И хотя Милена очень любила мужа, она не могла не отметить, что Мирек Бартош был широкоплечим и сильным мужчиной с красивым лицом, темными длинными вьющимися волосами и неотразимыми карими глазами, которые выдавали в нем человека с юмором. Он обладал огромным обаянием и наверняка добивался всего, чего хотел.
– Картина новая. Моя блестящая идея. Но если я буду очень долго подбирать исполнителей, то выйду из бюджета и не уложусь в график, и тогда конец. Это всего на несколько дней, – упрашивал он, перечисляя имена детей, родители которых согласились. В списке была и Славка.
– Я поговорю с мужем, – пообещала Милена, улыбнувшись в ответ.
Какая красивая женщина, подумал Мирек. Он решил довести дело до конца, хотя у него было полно дел.
– Вот мой телефон, – сказал он, нацарапав номер на листочке бумаги. – Кто-нибудь из секретарей ответит. Вам все объяснят. – Он нагнулся и подергал Катринку за темную косу, заплетенную в это утро яркой алой лентой. – Ты ведь хочешь сниматься в кино?
– Я не обещаю, – предупредила Милена.
– Нет, – снова улыбнулся ей Мирек. – Конечно, нет. Мы подождем, что скажет ваш муж.
Иржка оказался поклонником фильмов Бартоша и согласился.
– Ты разве не помнишь? – спросил он Милену. – Мы же видели один из его фильмов прошлой зимой. «Последний шанс».
– Да, вспомнила, – ответила Милена, – это тоже был детектив. Мне он очень понравился.
– Все фильмы, которые он снимает, имеют большой успех, – добавил Гонза, ссылаясь на успех фильмов Бартоша в Скандинавии, Германии, да и в странах Восточного блока. Он был одним из немногих кинорежиссеров Чехословакии, который удержался с приходом коммунистов. Его фильмы были жанровыми, без каких-либо намеков на политику. Бартош был национальной знаменитостью, он давал казне значительное количество валюты.
Выяснилось, что у каждого был свой любимый фильм Бартоша.
Наутро Милена позвонила по номеру, оставленному ей Миреком Бартошем, обо всем договорилась, и в понедельник следующей недели она привезла Катринку на студию к гримеру в семь часов утра.
– Гримироваться? – удивилась Милена, с интересом разглядывая длинный стол и ряд стульев перед зеркалом. На каждом стуле сидела маленькая хихикающая девочка с подведенными глазами и накрашенными губами.
– Лишь слегка, – заверила ее ассистент. – Вы даже не заметите. Прошу прощения, – сказала она, отодвигая Милену в сторону.
К мамам обратились с просьбой уйти, что многие и поспешили сделать, потому что им нужно было на работу. А Милена осталась; заверив мать Славки и других, что она присмотрит за маленькими артистками. Милена наблюдала за происходящим из затененного угла. Все волновались, было шумно, люди бегали взад и вперед, и, честно говоря, было трудно понять, кто чем занимается. Вдалеке она увидела Мирека Бартоша, возвышающегося над съемочной площадкой. Он что-то громко говорил, бурно и выразительно жестикулировал.
На площадке был сооружен школьный класс, у которого не было потолка и задней стены. Рядом стояла камера и какое-то оборудование. Милена отметила, что все выглядит очень правдоподобно. Кто-то без костюма и грима писал примеры на доске. Кто-то раскладывал учебники на партах. Наконец, появились девочки в школьной форме, по мнению Милены, слишком сильно накрашенные. Ассистенты усадили их за парты по какой-то системе, непонятной Милене, которую Мирек Бартош тут же разрушил. Он прошелся по площадке, затем принялся пересаживать детей с места на место, туда-сюда, пока не удовлетворился своей работой. Милене показалось, что в результате его действий ничего не изменилось. И тут Мирек увидел Милену и улыбнулся.
«Он флиртует со мной», – подумала Милена, сразу же отогнав эту мысль. Это было абсурдно: известный кинорежиссер заигрывает с домашней хозяйкой.
Бартош встал на возвышение рядом с учительским столом и улыбнулся детям. Поприветствовал их, он стал говорить им, как важно делать именно то, о чем их просят, уверял, что у них все замечательно получится, стоит лишь сосредоточиться. Он попросил сценарий, какое-то мгновение изучал его, потом прошел по рядам, вглядываясь в лица детей. Останавливаясь то около одного, то другого, он просил их повторить за ним реплику.
Катринка наблюдала за его приближением с опаской. Пока что она не получала никакого удовольствия. Сначала ей было немного весело гримироваться, но вскоре занятие это наскучило ей, потому что долгое время нужно было сидеть спокойно. И вот теперь она торчит за этой партой, которая ей совсем не нравится, а незнакомый человек просит ее повторить то, что она не совсем понимает. Бартош остановился перед Славкой, которая сидела рядом с Катринкой.
– Постарайся сказать это так же, как я, – попросил он.
Явно нервничая, маленькая девочка повторила фразу, дважды запнувшись.