Ивана Трамп - Только про любовь

Обычно Катринка понимала, почему Томашу нравится тот или иной фильм. Но иногда она спорила с ним, считая его мнение ошибочным, особенно когда ему нравился какой-нибудь скучный фильм за образный киноязык, который ее не интересовал, или когда он ругал интересный фильм только за то, что тот рассчитан на всех. Во всяком случае, она так думала. Ее вкусы были проще, чем его. Ей всегда нравились фильмы Мирека Бартоша.

– А мне он понравился, – заявила Катринка. – Это умный фильм, от начала до конца. – Правда, чуть фальшивый, – согласилась она.

– Чуть-чуть?

– И снят он превосходно.

– С этим я согласен, – отвечал Томаш. – Но…

– Дети, – перебила их спор Милена. – Ради Бога, это же только фильм.

– Только… – начал было Томаш, но уважительно замолчал. Ему нравились Коваши.

– Для Томаша, – фыркнула Катринка, – нет ничего важнее кино.

В понедельник утром Катринка вместе с отцом отправилась на работу. В спортивный комплекс они пришли к восьми, в это время у Иржки начинался рабочий день. В течение предыдущей недели она несколько раз интересовалась, что ей предстоит делать, но отец всякий раз отвечал, что посмотрит, поясняя, что к ней не будет особого отношения только потому, что она его дочь, и он направит ее туда, где ее помощь будет нужнее всего. Никогда еще она не расстраивала его так, как сейчас. Никогда еще он не был так недоволен ею, и Катринка чувствовала себя прямо-таки несчастной. Она жаждала его любви и понимания, мечтала, чтобы их отношения стали такими же, как и раньше, и она готова была сделать для этого все на свете.

Но вскоре она изменила свое мнение. Она просто взорвалась, когда услышала то, что предложил ей отец. Такое не мог предположить даже Томаш. Иржка отправил ее к уборщицам.

– У нас там не хватает людей, – холодно сказал он. – Знаю, что тебе это не очень понравится, Катринка, но надеюсь, что ты будешь делать любую работу, какую тебе предложит Людвиг, без пререканий и как можно лучше. Понятно?

– Да, папа, – ответила она, стараясь не показать отцу своих чувств. Какое пренебрежение к ее возможностям. По крайней мере, он бы мог предложить ей делать что-нибудь более творческое.

Но Иржка дал ей именно эту работу, потому что не хотел, чтобы труд здесь доставлял ей удовольствие. Он смотрел на дочь с восторгом. Иржка знал, какой взрывчатый у нее характер, как упряма она иногда бывает, и чувствовал, как ей сейчас хочется закричать, запротестовать. Но она никогда не пыталась этого сделать, и он никогда не позволил бы ей этого, каким бы снисходительным родителем его ни считали. Единственное, на что она решалась – это убегать по вечерам гулять и не возвращаться вовремя домой.

– Ну хорошо, – сказал он. – Теперь иди, найди Людвига и скажи ему, что ты будешь у него работать.

Людвиг, сутулый мужчина с жидкими седыми волосами, работал в комплексе давно, сколько Катринка себя помнила, он поприветствовал ее, даже не удивившись. Конечно, он был предупрежден. Иржка зашел к Людвигу домой по дороге в офис в прошлую пятницу и попросил взять Катринку на работу. Людвиг внимательно отнесся к просьбе Иржки не создавать Катринке особых условий, но пытался понять, чего же на самом деле хочет помощник директора. Он действительно имеет в виду то, что говорит, или просто создает видимость справедливости? Может быть, он, несмотря на то что говорит, все же хочет, чтобы Катринке дали самую легкую работу? Или он имеет в виду прямо противоположное и Людвиг устроит Катринке «тяжелую жизнь»?

Людвигу нравился Иржка Коваш. Он восхищался тем, что Иржка противостоит бездарному директору, готовому превратить в ад жизнь сотрудников. Людвиг считал его компетентным и честным, без капризов и высокомерия. Людвиг попросил совета у жены, потому что просьба Иржки поставила его в тупик. Ему не нравилось это щекотливое положение, он не знал, что делать, не знал, чего от него ждут.

В конце концов, после двух бессонных ночей он решил поймать Иржку на слове. Когда Катринка явилась на работу, он вручил ей ключ и рабочую одежду и, сославшись на то, что одна из его уборщиц заболела, попросил заменить ее и вымыть женские душевые и туалеты на втором этаже, а также примыкающую к бассейну территорию и коридоры. Он увидел, как вспыхнуло ее лицо, и готов уже был отменить приказ, но вспомнил об Иржке и промолчал.

Пока Катринка отмывала зеленый кафель в душах и протирала хромированные водопроводные трубы, злость ее рассеялась. Она даже испытала удовлетворение, увидев, как засиял кафель и сверкают трубы, как блестят туалеты после ее уборки. Но оно было кратковременным: закончится тренировка, и десять, пятнадцать, двадцать молодых женщин придут из бассейна и испортят всю эту красоту.

– Но это не так страшно, – призналась она Томашу, забежав к нему по дороге домой.

Томаш, который возвратился домой со стройки, согласно закивал грязной головой.

– Да, – согласился он, – физический труд может приносить удовлетворение. Но я не хочу всю жизнь так работать.

– Конечно, – поддержала его Катринка, ужасаясь такой перспективе.

Катринка хранила глубокое молчание вечером за обедом, занятая своими мыслями. Никто из родителей не вызывал ее на разговор, хотя Милена бросала встревоженные взгляды в ее сторону, а Иржка был очень доволен собой, уверенный, что все идет по плану.

– Но почему именно уборщицей? – спросила его Милена, когда они легли спать. – Ее хрупкие плечи виднелись из-под простыни, каштановые волосы разметались на подушке, а красивое лицо было серьезным. – Когда ты говорил о работе в спортивном комплексе, я думала, что ты имеешь в виду службу в офисе или тренерскую работу.

– Катринка думала так же, я уверен, – с удовлетворением заметил Иржка. – Но мой план лучше. Намного лучше.

Милена подумала о том, как много приходилось работать ей и Иржке, чтобы быть уверенными, что у Катринки будет все самое лучшее, и вот теперь их дочь, свет всей их жизни, моет туалеты. Невероятно.

– Ты можешь подыскать ей что-нибудь еще?

Широкие пальцы Иржки медленно двигались по обнаженной руке жены к узенькой бретельке ее ночной сорочки.

– Ты доверяешь мне? – спросил он.

– Конечно, я доверяю тебе, – ответила она. Но он хорошо знал, что она никому не доверяет, когда дело касается Катринки. – Иногда, правда, я не понимаю тебя, вот и все. Да, не понимаю.

– Не понимаешь? – спросил он, и его рука опустилась ниже, к ее груди.

Она, кажется, догадалась.

– Что ты думаешь о Катринке и Томаше? – поинтересовалась Милена.

– Думаю, что они друзья, – предположил он, чувствуя, куда она клонит.

– Ты не думаешь, что они слишком много времени проводят вместе?

– Думаю, что в голове у них нет никаких мыслей о сексе, – успокоил ее Иржка.

Она испуганно отодвинулась от него:

– Я не это имела в виду.

– Тогда что же ты имела в виду?

Милена начала было говорить, но замолчала, поняв, что он был прав.

– А ты уверен? – еще раз спросила она.

Смеясь, он обнял ее.

– Да, – убежденно сказал он. – Они играют, как дети. Ты же видишь, как они невинны.

– А ты наблюдаешь за ними? – Иногда ей казалось, что она проворливее Иржки. Если бы ум измерялся количеством прочитанных книг, наверное, она была бы права. Но в реальной жизни, к ее удивлению, Иржка всегда был проницательнее Милены.

– Она моя дочь, да? – Он вздохнул. – Но мы не сможем постоянно опекать ее. Мы не сможем всегда защищать ее. Мы делаем все, что в наших силах. Мы учим ее всему, что она должна знать. А потом, – добавил он, крепко обняв жену, – мы отпустим ее и будем держаться друг за друга.

Каждый день в течение трех недель Катринка мыла шваброй коридоры и кафельный пол вокруг бассейна, чистила душ и драила водопроводные трубы, подметала лестницы и вытирала перила. Иногда ей хотелось поплавать в бассейне вместе с другими или заняться гимнастикой, но она смиренно работала. Мимо проходили мальчики ее возраста, нерешительно ей улыбаясь, и изредка она прерывала работу, чтобы поговорить с ними. Когда ее подруги застали в первый раз Катринку за этой работой, она поначалу смутилась, но потом поняла, что, поскольку ее отец занимает в комплексе важное положение, они не будут относиться к ней с пренебрежением из-за этой работы, а скорее станут завидовать ее возможности заработать летом деньги. Удивительно, но они действительно завидовали ей. Если бы они не относились хорошо к Иржке Ковашу, то подумали бы, что он злоупотребляет своим положением, устроив на работу свою дочь. Катринке их зависть показалась забавной. Над кем-нибудь другим, может, и стали бы насмехаться из-за этой работы, но не над ней, потому что все знали, кто она, и думали, что у нее есть власть, а это и вызывало зависть.