– Понял. Правильно.

– Тогда не будем терять драгоценное время и приступим, – сказал Дорвонцев и, оказавшись около меня, обняв на секунду, схватил вилы, принимаясь за работу.

– Я тоже… – поспешно проговорила, но, отмечая возмущение в его глазах, поняла, что не судьба мне кидать сено.

– Нет, но будешь рядом, – серьезным тоном просветил мужчина, тут же с улыбкой добавляя: – А то пока я сеном занимаюсь, без женщины своей останусь.

Смутилась, и, замечая, как довольно улыбаются мужчины, усмехнулась. Надо же… как спелись.

Раз отказались от моей помощи, то принялась складывать колотые дрова в поленицу. Чуть позже пришла бабушка, прихрамывая, что обычно к вечеру у нее бывало, когда устанет, и позвала ужинать, но работники отказались, сказав, что пока не закончат, не придут.

Только через двадцать минут пошли за стол. Пока ужинали, похваливая вкусную еду хозяйки, мужчины решили, что париться нужно у Сивольских. Вроде как возникла важная цель – испробовать Толику настоящую русскую баню, какой во всей деревне нет. Друг детства двадцать минут посвятил ей, а потом побежал заказывать баньку отцу, только вот воду нужно было наносить. Поэтому мужчины отправились добывать, а именно таскать из колонки флягами, а мы с бабушкой остались одни.

Мыла посуду в тазу с горячей водой и ждала. Только поставила на клеенчатую скатерть две кружки, как услышала:

– Хороший мужчина! ТВОЙ МУЖЧИНА!

Улыбнулась и посмотрела на нее, ожидая продолжения, зная, что это только начало. Не зря Евгения Родионовна весь ужин за Толиком зорко наблюдала. Мне даже было неудобно, ведь Дорвонцев все заметил, в отличие от Егора, который, кроме разговоров о своей бане ничего не замечал. Но такой он всегда. Неугомонный и веселый. А мой мужчина ничего не оставляет без внимания, надежный и замечательный.

Тем временем бабушка давала круги по кухне и пальцем вверх тыкала, продолжая мысль:

– Так что ты не дури! Сразу видно, Дорвонцев путевый. Путевый! Как вот твой дед. Ох, золотой был мужик! А настойчивый какой, всех женихов выпроваживал, а мне прохода не давал. Твой тоже заботливый, и, вижу, что любит. Сразу с порога цветы старой бабке подарил, вот они, – перевела взгляд на белоснежные хризантемы в вазе, и вновь вернула внимание к бабушке, продолжающей говорить: – Заявил, что ты невеста его, а он уже соскучился, так что хоть в сарае, но придется постелить ему, никуда он отсюда не двинется. Да, и попросил инструменты кинуть, если увидит, что подделать надо, обязательно поможет. Предупредил, что всеядный… на всякий случай если решим покормить.

Не могла сдержать смеха и задрожала от хохота.

– А чего смеешься? Вот я сразу совсем ничего не поняла, но потом сразу смекнула, что с таким мужчиной моя внучка будет как за каменной стеной. Нет, Наташ, правда, не вздумай его прогнать, – проговорила она с волнением, дергая свой фартук дрожащими руками.

Отложила белую марлю, которой мыла посуду и подошла к бабушке. Обняла ее за плечи и убедительно проговорила:

– Бабуль, я так счастлива, что он здесь, поэтому не переживай. Все будет хорошо.

– Вот и правильно! Умница! Так и надо. Теперь я буду за тебя спокойна. И можно на тот свет…

– Бабушка! – с возмущением воскликнула я, не желая слушать такие разговоры.

– Ну, я так… немного. Как без этого? Но не думай, я туда не спешу. Правнуков хочу, а то у всех старых подруг уже есть, только у меня нет. Давайте свадебку, чтобы по-людски, а потом внуков.

Поцеловала в щеку и прошептала:

– Какая ты у меня замечательная!

Послышался шум, и мы замерли, ожидая гостей. В комнату вошел Толик. Немного вспотевший, но такой довольный. Он улыбнулся и выдал:

– Воду натаскали, немного взбодрились после вкусного ужина, – бабушка благодарно кивнула, а мой мужчина продолжал: – Теперь можно в баньку. Хотел попросить полотенце, если дадите.

– А то как же, дадим, – выдала Евгения Родионовна, поворачиваясь ко мне с просьбой: – Наташа, выбери там мягонькое Толику, и помоги собрать нужное.

Только решила идти, как тут же обратилась к ней:

– Бабушка, только не убирай здесь. Иди отдохни, и я буду спокойна. Сама все уберу. Ты за день устала.

– Поняла, ладно уж. Только ты Толику горячего чаю опосля приготовь, а то после бани без него нельзя. Никак нельзя! А лучше кваску холодного. Там… в летней кухне стоит на столе.

Кивнула и наблюдала, как она потихоньку идет по коридору, двигаясь к своей спальне. Устала, но держится. Моя бабушка!

– Обещаю, все сделаю. Ты, главное, отдохни. Ведь обычно в это время спишь. Там и наша банька еще с обеда теплая…

– Уже была там. Была. Давайте. Доброй ночи. И еще… я там… постельное белье Толику положила на диване. Так что теперь со спокойной душой пошла отдыхать, – сказала она и, дождавшись пожелания доброй ночи от Дорвонцева, который не растерялся, ушла в свою маленькую узкую спаленку, где стояла только кровать и тумба.

Прошла в квадратную крохотную комнату, где две ночи ночевала на диванчике. Открыла дверцу огромного шкафа и выбрала махровое полотенце. В коридоре накидала в пакет мыльно-рыльные бутыльки и только рванула в кухню, как налетела на Толика, перехватившего меня за талию своими огромными руками.

Мужчина нежно провел по волосам и хрипло проговорил:

– Как же я соскучился по своей беглянке…

После этих слов он нежно поцеловал, погружая в сладостный, потрясающий рай, каждым движением, лаской показывая свою любовь, которую принимала всем сердцем, отдавая себя, отчего не хотелось, чтобы это мгновение закончилось.

Восхитительный поцелуй вызвал бурю эмоций, оголяя страстные желания. Мужчина сильнее прижал к своему возбужденному телу, и я словно очнулась. Прикусила его губу и засмеялась.

Он отпустил меня и, подняв руки, извиняюще выдал:

– Хотел только поцеловать, но вот просто никогда не получается.

Счастливо вручила ему пакет и, украдкой посмотрев на дверь бабушкиной спальни, прошептала:

– Тебя ждут…

– А ты?

– А я посуду пошла мыть…

– И…

– А потом приду мыться одна! Только не нужно там кочегарить, чтобы я свалилась с верхней полки и задохнулась.

– Постараемся.

– Ничего вы не постараетесь, – весело сказала и, отмечая, что он задумывается, как сделать так, чтобы я все же помылась без того, чтобы там не упасть на деревянном полу, добавила: – Не переживай, я в нашей бане отлично ополоснусь, и подойду как раз на шашлыки, а вы еще несколько раз в чане с ледяной водой успеете искупаться.

Сколько счастья в его глазах было, что не удержалась и поцеловала, чувствуя, что наш поцелуй переходит в нечто большее. Теперь уже мужчина оторвался от меня, и, прислонившись лбом к моему, спросил:

– Так насколько мы тут?!

– На две недели, – сдерживая смех, ответила ему.

– Нужно пореже целоваться, чтобы я тебя не украл раньше времени в надежде побыть наедине.

Быстро поцеловала в губы и прошептала:

– Иди, пират, потом помогу тебе с похищением. Давай, а то меня посуда ждет, и бабушке мешаем спать.

Он сладко, но очень быстро накрыл мои губы своими и, прошептав, что любит, пошел с пакетом на выход, прихватив из своей сумки чистые вещи, а я продолжала стоять, завидуя самой себе.



***



Через два часа были в гостях у соседей. Мужчины уже попарились, покупались в чане и теперь жарили шашлыки. Вышла жена Егора, Алена, и познакомила с маленьким сыном, пухленьким красавцем, пускающим пузыри, которому сегодня было пол годика. Спустя время ее позвала свекровь, и она вручила мне своего малыша, попросив подержать, и мы с ним смотрели друг на друга огромными глазами, переживая: я о том, что не умею нянчиться с детьми, а он пытался понять, кто перед ним, хмуря лобик. Внезапно губка зашевелилась, задрожала, и малыш заплакал, отчего мое сердце подпрыгнуло, и я в панике зашептала:

– Тише-тише, маленький. Ну не плачь. Не знаю, как с тобой играть… Не плачь, пожалуйста.

Внезапно Гоша вдруг успокоился, как будто вовсе не плакал, чего я совсем не ожидала. Уже в следующую секунду поняла, почему, чувствуя, что позади меня Толик.

– Ты ему понравился, а я нет, – с досадой прошептала, переживая, что я что-то не так делаю, отмечая с каким удивлением ребенок смотрит на Дорвонцева.