Молодая девушка усталым взглядом окинула анфиладу роскошных комнат, залитых ярким светом. Час тому назад они были переполнены пестрой и нарядной толпой, а теперь имели пустынный и унылый вид. Так вот то несчастье, которое она предчувствовала! Так вот что значило то темное, свинцовое небо, которое во сне падало и давило ее!.. Голос Пфауенберга, раздавшийся рядом, привлек ее внимание. Стоя спиной к ней, он ораторствовал перед несколькими мужчинами, лиц которых она не могла рассмотреть.
— Идя сюда, я уже знал, что он застрелился. Знакомый мне участковый пристав рассказывал, что главными кредиторами являются граф Немиров, генерал Зацепин и Ардатов. Последний, говорят, теряет свыше двухсот пятидесяти тысяч! У него не остается буквально ничего…
Конец фразы затерялся в отдалении, так как разговаривавшие вышли в переднюю.
Итак, вот объяснение странных взглядов Пфауенберга, подмеченных ею! Кровь бросилась в лицо Тамары, но ужасный вид вошедшей в эту минуту Люси сразу прервал грустные размышления молодой девушки. Дорогое шелковое платье Ардатовой сплошь было покрыто пятнами от разных эссенций и уксусов, которыми ее приводили в чувство. Кружева и банты смяты и местами разорваны, а распустившиеся волосы беспорядочно торчали во все стороны.
Растерянным взглядом обвела она пустые комнаты и затем, ухватившись обеими руками за голову, стала бегать, как безумная, испуская дикие вопли, перемешанные с рыданиями.
— Ради Бога, приди в себя, мама, и не кричи так рядом с кабинетом, где лежит отец! — вскричала Тамара, бросаясь к мачехе и силой увлекая ее в будуар. — Ну, садись здесь: я сейчас принесу вина.
В столовой стоял накрытый для ужина стол. Огонь люстр и канделябров сверкал на серебре и хрустале, заливая ярким светом целые пирамиды фруктов и цветов. Эта роскошная обстановка представляла резкий контраст с грустным настроением молодой девушки и испуганными растерянными лицами лакеев, в замешательстве толпившихся в дверях. Тамара машинально налила немного вина в стакан и поспешно вернулась к мачехе, лежавшей в каком-то забытьи на диване. Выпив несколько глотков вина, последняя поднялась и задумчиво устремила глаза в пространство, ничего не видя и не слыша.
— Скажи же мне, что такое случилось? — спросила дрожащим голосом Тамара, дотрагиваясь до ее руки.
Это прикосновение подействовало на Ардатову, как удар электрического тока. С диким воплем она вскочила на ноги.
— Случилось то, — вскричала она пронзительным голосом, — что мы сделались нищими, что все, что ты здесь видишь, будет продано, и что нас ожидает позор и бедность!.. А! Пусть этот проклятый Аруштейн не найдет покоя в своей могиле!..
С этими словами она, как безумная, бросилась на диван, стала кататься по нему и кусать подушки. Потом, рыдая и смеясь, разразилась целым градом упреков в адрес мужа, беззаботность и глупость которого допустили такое разорение. Бледная от ужаса Тамара отступила назад. Уж не припадок ли бешенства случился с ее мачехой? Но услышав, как та обвиняет ее отца, она вся вспыхнула и с презрением посмотрела на нее.
— Приди в себя и переноси с большим достоинством постигшее нас несчастье, — сказала она суровым голосом. — И не стыдно тебе обвинять моего отца и заботиться о деньгах в ту минуту, когда он, может быть, навсегда у нас отнят!.. О! Если только он останется жив, я покорно перенесу испытание, ниспосланное нам Господом!..
— Господь!.. Его не существует… Один дьявол управляет всем и радуется нашим страданиям, — вскричала Ардатова.
— Не испытывай судьбу в такую тяжелую минуту и не искушай Бога, чтобы Он не покинул тебя совсем, — строго сказала Тамара. — Опомнись и успокойся, так как нам понадобятся все наши силы для ухода за отцом и для устройства нашей новой жизни.
— Оставь меня в покое, дура!.. Уж не думаешь ли ты, что бедность так романтична? Так знай же, идиотка, что это позор, общее презрение! — Сжатыми кулаками она указала на пустынные комнаты. — Ты видишь эти гостиные! Никогда они уже больше не наполнятся блестящей толпой. Наши гости бежали отсюда, как бегут крысы с корабля, которому грозит крушение. Все теперь отвернутся от нас, и первый — твой любезный Анатолий… Где он? Исчез, как исчезло шестьдесят тысяч рублей, которые должны были сделаться твоим приданым.
Только теперь Тамара вспомнила про своего жениха, и ее сердце болезненно сжалось. Действительно, он скрылся в такую горькую для нее минуту! Его не было тут, чтобы исполнить свои пылкие обещания и поддержать ее в горе! Итак, все, что он говорил несколько часов тому назад, была одна бессовестная ложь, одни пустые слова! — Помимо воли в ее возбужденном уме внезапно возник образ Магнуса. Он тоже был покинут всеми в несчастьи, и даже невеста отвернулась от него.
— Ах, мама! — вскричала она с дрожью в голосе. — Если люди действительно так низки и эгоистичны, как ты говоришь, то стоят ли они, чтобы о них плакать? Те, которые нас истинно любят, поверь, придут к нам, несмотря на нашу бедность! А что мы не будем в состоянии устраивать развлечений толпе, без устали гоняющейся за празднествами и балами, — право, об этом не стоит жалеть!
В эту минуту к ним вошел адмирал. С грустью взглянув на расстроенное лицо Ардатовой, он сказал вполголоса:
— С Николаем был апоплексический удар. Вся правая сторона парализована, но он жив и, по словам доктора, будет жить. Пойдемте к нему, но только будьте осторожны! Ему нельзя волноваться.
Не говоря ни слова, Ардатова повернулась к ним спиной и почти бегом направилась в свою комнату. Тамара посмотрела на адмирала, мрачно глядевшего вслед убегавшей. Но тот, схватив руку своей крестницы, сказал резким тоном:
— Пойдем!
Больной уже лежал в постели. Он тяжело дышал, но глаза были устремлены на открытую дверь. Когда дочь наклонилась и поцеловала его в лоб, Ардатов попытался улыбнуться и слабо пожал левой рукой руку Тамары.
— Я буду ходить за тобой, мой милый, дорогой папа! — нежно сказала молодая девушка.
— И я тоже, так что успокойся и постарайся заснуть, — прибавил адмирал с ободряющей улыбкой.
Когда доктор ушел, обещая опять приехать завтра в десять утра, Тамара сменила свой нарядный костюм на простую домашнюю блузу и села у изголовья больного, погрузившись в тяжелые мысли.
В продолжение долгих и тягостных часов бодрствования молодая девушка пыталась разобраться в хаосе мыслей и обдумать предстоящее им будущее, но нервы ее были так возбуждены, что ум совершенно отказывался работать. Тогда, оставив все материальные заботы, она стала горячо молиться, умоляя Всемогущего Творца сохранить жизнь горячо любимого отца. Эта пылкая молитва не осталась без последствий. Покорность судьбе и глубокая вера в помощь Божию наполнили душу Тамары, вернув ей ясность ума и обычную решимость.
Начинало светать, когда чей-то голос привлек внимание молодой девушки. Оглянувшись, она увидела свою камеристку Фанни, которая, просунув голову в дверь, просила ее выйти на минутку.
— Что тебе надо, Фанни? На тебе лица нет!
— Ах, барышня, мы боимся, не случилось ли чего с барыней! — сказала Фанни, увлекая молодую девушку к комнате Ардатовой.
Перед дверью спальни мачехи стояли бледные и перепуганные горничная и няня Оли.
— Что случилось? Почему вы не войдете? — спросила Тамара, охваченная каким-то мрачным предчувствием, между тем как из запертой комнаты доносились глухие стоны.
— Эта дверь заперта на задвижку; дверь из гардеробной тоже замкнута, — ответила няня. — Когда барыня пришла в свою комнату, она сейчас же отослала нас, говоря, что наши услуги ей не понадобятся. Мы все собрались и разговаривали в комнате экономки. Возвращаясь оттуда к себе, я услыхала страшные крики Оли… Я бросилась к двери, но она оказалась заперта изнутри! И вот уже почти целый час, как мы зовем барыню, но она не отвечает нам и не отпирает двери… Ребенок перестал кричать и только стонет, как вы теперь слышите.
— Но почему же вы не прошли через мою комнату? — спросила Тамара; и, вспомнив, что недавно она сама заделала дверь, через которую ее комната сообщалась со спальней мачехи, поспешно прибавила:
— Пойдемте со мной! Я открою.
Несколько минут спустя Тамара в сопровождении трех женщин, дрожа, входила в спальню мачехи.
Лампа с шелковым абажуром слабо освещала большую комнату. Прямо против двери стояла кроватка Оли, но она была пуста. У другой стены стояла большая кровать Ардатовой, задрапированная красивым атласом. При первом же взгляде на нее у присутствовавших вырвался крик ужаса… На шелковом поясе от пеньюара, привязанном к балдахину кровати, висело тело Люси. Ее посиневшее лицо было страшно искажено…