— Она моя жена, — отвечаю резко. — И, прежде чем что-то говорить о ней, сто раз подумай, Ада, понравятся ли мне твои толкования.

У Ады лицо становится вогнутым — так сильно она сжимает тонкие губы. Какой у неё некрасивый рот, однако. А я и не замечал. Змеиные глазюки расстреливают кабинку примерочной. Всё. Завтра весь бомонд будет знать, что Гинц женился. Отлично. Лучше и не придумаешь.

— А познакомить со своим сокровищем не хочешь? — Аду аж выворачивает от сдерживаемых эмоций. Пустая оболочка, полная дерьма — вот кто она.

— Не желаю. Всего хорошего.

Я отворачиваюсь, и ей не остаётся ничего другого, как переменить место дислокации. Ада ошивается неподалёку. Сверкает глазками. Выглядывает из-под фикуса, как крыса. Делает вид, что заказывает платье, но до примерочной так и не доходит. Провожает нас взглядом.

Я знаю: это только первый раунд. Теперь она будет во что бы то ни стало чесать языком и стараться нанести как можно больше болезненных ударов. Но явно выступать не посмеет. В любом случае, она проиграет. Нужно правильно выбирать врагов и знать все их сильные и слабые стороны. Кто такая Ада, я знал.

— Кто она? — спрашивает Тая, как только мы садимся в машину. — Одна из твоих бывших?

Свят-свят. Только Ады мне не хватало в когорте бывших.

— Нет, — объяснить всё же нужно. — Жена одного из моих партнёров. Светская львица, сплетница высочайшего пошиба.

— А смотрела она на тебя не как жена партнёра.

— Это её трудности, — завожу я мотор.

Да. Ей бы хотелось. И несколько бросков в мою сторону было сделано. Однако, все старания пошли прахом. Я не сплю с чужими жёнами. Да и вообще очень выборочно с кем сплю. Но Тае об этом знать совершенно не обязательно.

В телефоне — куча пропущенных звонков. Половина из них — от Севы. Слушаю гудки и мысленно составляю планы.

— Поужинать не желаешь? — с места в карьер. С дуба на кактус. В этом весь Сева. — Есть очень любопытная информация по интересующему тебя вопросу.

Чёрт. Я искоса смотрю на Таю. Измучена. Вот кто точно голоден. Целый день в университете, потом — по магазинам. Устала, хоть и держится изо всех сил.

— Очень срочно? И насколько конфиденциально?

— Ну-у-у, — ржёт мой помощник, — Бал не за горами. И да, Таю можешь взять с собой. Не тайны за семью печатями. А девочка хоть поест. Я тебя знаю: заездил, небось, бедняжку.

С чего бы такая забота? Севу хочется придушить.

— Время и место.

Смотрю на часы. Успеем. Отключаюсь.

— Паспорт у тебя с собой? — спрашиваю, делая звонок. Ловлю Таин кивок. Замечательно.

Пока я договариваюсь, она напряжённо вслушивается в короткий разговор.

— У тебя всегда всё просто? По щелчку пальцев? — любопытство, смешанное с усталостью.

— У меня всё по плану. Сейчас едем в ЗАГС, а потом ужинать.

— А потом? — скорее по инерции, чем из желания узнать.

— А потом брачная ночь, конечно же, — чешу бровь и вижу, как мгновенно выпрямляется её спина. О, да. Только бы не улыбнуться и не испортить ожидание.

16. Тая

Сложно. Очень сложно находиться рядом с этим непредсказуемым человеком. То он холодный, то горячий. Не понять, когда шутит, а когда говорит серьёзно. И настроение его скачет, как неотрегулированные весы. Но именно это меня скорее привлекает, чем отталкивает. С ним не соскучишься. И даже его жёсткость порой не вызывает отторжения. Возмущение — да. Желание сопротивляться — да. Но нет чувства, когда человек тебя бесит, и ты готов перечить каждому слову. Назло или вопреки. Лишь бы возразить или сделать по-своему.

Я почти была уверена, что это фиктивный брак. Что я ему интересна только как деталь в тщательно продуманном плане для достижения некоей цели. Уже немного понятно, какой. Почему-то ему нужно быть женатым, чтобы у какого-то хрыча что-то там отвоевать. Трудно бедному философу. Не слишком близки мне коммерческие тайны и крючки бизнеса. И слава богу. Нет ни желания, ни стремления что-либо понимать в этом бурлящем котле. Опасно. Там кипяток или однажды что-то взорвётся — так я это ощущаю.

— Эдгар Олегович, — встречает нас в ЗАГСе красивая женщина слегка за тридцать или хорошо ухоженные за сорок.

Строгий костюм сидит на ней как влитой. Подчёркивает все аппетитные изгибы и выпуклости. Я мысленно обзываю её Песочными Часиками — она именно такая: пышная в груди и бёдрах и очень тонкая в талии. Причёска, макияж, тяжёлое золото в ушах, на шее и тонких запястьях, брендовые туфли — всё в тему и очень изысканно.

— Анна Сергеевна, — склоняет Гинц голову в поклоне и целует даме уверенно протянутую ручку.

Она оценивает его глазами. Не нагло, но явно. Уверена: от неё не ускользнул ни единый штрих в его внешности и одежде. На меня она не смотрит: ей достаточно было кинуть один взгляд, чтобы понять, что я ничего собой не представляю.

— Конечно, так стремительно ни одно дело не решается, но иногда бывают исключения.

Она делает многозначительную паузу. Гинц и бровью не ведёт.

— Сделайте его ради нас завтра. Скажем, в три часа. Моя невеста слегка беременна, поэтому нервничать ей категорически запрещено.

Я моргнула, потом ещё раз. А потом захотелось потрясти головой, чтобы проверить: всё ли в порядке у меня с ушами и верно ли я его услышала. Но слух у меня хороший, даже музыкальный: я только что из девственницы превратилась в «слегка беременную». Браво. Просто зашибись.

— Пройдёмте, — показывает она рукой на какую-то дверь. Там нас усаживают в кремовые кресла за стеклянный столик. Явно какая-то крутая комната для избранных. Но зацикливаться на интерьере я не стала, хотя в другое время рассмотрела бы всё с превеликим удовольствием: у меня слабость к красивым вещам и гармонии.

— Беременная?! — шиплю я, как только Песочные Часы выдаёт нам бумаги для заполнения и тактично уходит, извинившись.

Эдгар только бровь изгибает и невозмутимо начинает уверенно заполнять форму заявления.

— Импровизация, — бурчит он под нос, и в голосе его слышно довольное урчание хищника. — Не нервничай. Тебе нельзя.

Вот прибить бы его. Стукнуть. Галстук на шее стянуть так, чтобы крякнул.

— Беременная девственница, — язвлю, пытаясь сосредоточиться. Руки у меня почему-то дрожат, а в глазах двоится. От злости, видимо. — Я войду в легенды рода Гинцев, Эдгар Олегович.

— Не такое уж редкое явление. История знает примеры подобных конфузов. Он поднимает глаза. Они у него сейчас похожи на снеговые тучи — тёмные и мятежные. — Моего отца звали Отто. В своё время он изменил имя. По понятным причинам. К сожалению, документов не осталось. Поэтому я Олегович.

Его слова как снег — охлаждают и отрезвляют. Какая разница? Я могу побыть для него и беременной, если ему так надо. Всё же я ему должна. А он не монстр, каким рисовало его моё воображение.

Я успокаиваюсь и заполняю бумаги.

— Ты смешная на фото, — рассматривает он мой паспорт.

Таким меня не поддеть.

— Уверена: ты на фото вообще как индюк: надутый и злой.

— И красная сопля через нос.

Он что, шутит? Не сдержавшись, я начинаю смеяться и не могу остановиться. У меня слишком живое воображение. Нельзя же так.

Когда Песочные Часы заходит в комнатку, я, вытирая выступившие слёзы, сползаю по креслу.

— Гормоны. Перепады настроения.

Дама понятливо кивает.

— Побудь, дорогая здесь немного. Я скоро вернусь.

Наверное, взятку пошёл давать этой Анне. Я наконец-то успокаиваюсь, и когда он возвращается, уже вполне адекватно себя веду.

Мы заезжаем в мою новую квартиру. Я, наверное, год буду разгребать накупленные вещи.

— Надень это, это и вот это, — командует Эдгар, доставая каким-то чудом те вещи, в которые он надумал меня нарядить. Интересно, как ему это удаётся? Пакеты практически все одинаковые, однако он почти в них не роется. Просто путеводитель в мире купленных шмоток.

— У меня отличная зрительная память, — телепатирует он, наблюдая, как я верчу в руках нижнее бельё. Хочется провалиться сквозь землю. — Раздевайся.

— Может, ты выйдешь? — блею, как перепуганная коза.

— Нет. Раздевайся. И к этому тоже нужно привыкнуть. Очень быстро.

— Послушай, — прижимаю к груди я вещи, — не будет же твой хрыч проверять, спим мы вместе или нет. Стесняюсь я при тебе раздеваться или нет.