— Хрыч? Хм, — прячет улыбку этот несносный мужчина, — Оригинально. Варшавин будет в экстазе от своего нового прозвища. Правда, лучше не рисковать его произносить вслух. Но со мной можно. Раздевайся.

Я сажусь на кровать. Платье я ещё могу снять. Но дальше?.. Невозможно. Неприемлемо.

— Тебе помочь?

Яростно мотаю головой.

— Эдгар, я не смогу. По крайней мере, не сейчас. Пожалуйста.

— Хорошо. Я закрою глаза.

Лучше бы ты дверь с той стороны закрыл, дубина стоеросовая.

Ладно, это компромисс и лучше, чем ничего.

Он устраивается поудобнее в кресле. Откидывает голову и, вздыхая, закрывает глаза. Собственно, в таком положении, если не поворачивать голову, можно окосеть, пытаясь разглядывать то место, куда я забилась, чтобы переодеться. На всякий случай отворачиваюсь к окну. Спиной к опасному зверю, что притаился и делает вид, будто дремлет.

Я спешу, а поэтому всё делаю не так. Падают вещи. Платье не хочет сниматься — зацепилось молнией за волосы. Я чуть клок не выдрала, пытаясь его освободить.

— Можешь не спешить. У нас есть время.

Голос его — выстрелом в спину. Сердце зайцем, руки в дрожь. Кажется, я вскрикнула от неожиданности.

— Я не говорил, что буду молчать, — его невозмутимость можно на хлеб намазывать. — И я играю честно, не бойся.

Ну, да. Только я никогда в жизни не делала ничего подобного. Я даже при тётке ни разу не переодевалась. И в подсобке, облачаясь для работы официанткой, умудрялась не сверкать своими телесными достоинствами и недостатками.

Но, стыдно сказать: это необычайно остро, когда у тебя за спиной сидит мужчина с закрытыми глазами. И стыд смешивается с чем-то другим, неведомым мне ранее. Это… возбуждение?..

17. Эдгар

Когда отключается один из органов чувств, включается на полную мощь другой. Мой слух улавливает всё: её дыхание, судорожную возню, чертыхания и даже отчаянный сдавленный стон. Кажется, она в платье запуталась, стеснительная торопыга.

Щелчок бюстгальтера отдаётся болезненным возбуждением в паху. То, что я не могу увидеть, мозг дорисовывает со слишком большой готовностью. Хочется увидеть её белую кожу. Это контрастно и красиво: тёмные волосы и мраморная кожа. У Таи такая. Наверное, она плохо загорает.

В какой-то момент я не выдерживаю. Она слишком занята переодеванием, и когда моя рука касается её плеча, взвизгивает, как раненая собака.

— Тш-ш-ш… поглаживаю пальцами предплечья. — Расслабься. Я играю честно — ты же помнишь? У меня закрыты глаза.

Она успела натянуть бельё — какая жалость. Но не важно. Мне сейчас без разницы. Я притягиваю её к груди. Тая не сопротивляется. А через несколько секунд расслабляется и доверчиво льнёт спиной ко мне.

Я зарываюсь лицом в её волосы. Вожу ладонями вверх-вниз по рукам. Касаюсь её запястий. Сжимаю их. Обвожу осторожно острые косточки. Переплетаюсь с ней пальцами. Это так приятно, что замираю на какое-то время. Слушаю дыхание. Отдалённый шум улицы за окном — почти неслышный, призрачный. Мы будто где-то далеко-далеко. Вдвоём. И не хочется никуда спешить.

Продолжаю исследовать на ощупь. Едва касаюсь кожи возле лямок. Веду по кромке. Слышу судорожный вздох. Накрываю грудь руками. Тая напрягается, но не делает попыток вырваться. Хорошо. Даю ей привыкнуть. А затем глажу по кругу, задевая возбуждённые соски.

Наслаждаюсь прикосновениями. Только слух, обоняние и осязание. Это взрыв. Невероятная острота, о которую можно порезаться до крови и растерять мозги, как случайно рассыпавшуюся мелочь. Но сейчас я не хочу об этом думать. Мне нужно вот это знакомство вслепую.

— Уравняем силы. Закрой глаза.

Она молчит слишком долго, но я не спешу давить на неё.

— Закрыла.

— Прислушивайся к себе. Это важно.

На самом деле, для неё это ничего не значит. Её чувственность, наверное, нужна мне. Отклик. Пробуждение. Неискушенность, а от этого — возможные открытия. И я буду тем, кто первым пройдёт нетоптаной тропой, чтобы в конце пути гордо водрузить свой флаг на самом высоком пике её страсти.

Я продолжаю её изучать. И, кажется, она вовлекается в процесс. Становится мягче, раскрепощённее, податливее. Ключицы, грудь, тонкие рёбра, плоский живот. И по краю трусиков ногтями до приятной щекотки.

Я чувствую, как она выгибается. Увлекается чувственной игрой. Как напрягаются и подрагивают её мышцы. В какой-то момент я ныряю рукой в трусики. Накрываю ладонью лобок. И останавливаюсь. Она готова увернуться и сбежать. Избавиться от моей нахальной длани. У неё даже нога дёргается в желании прикрыться.

— Тихо, тихо. Я не сделаю ничего плохого. Доверься.

Сложно говорить подобное. Какое доверие, если она совсем не знает меня. Но я всё же прижимаю её к себе. Целую нежно в плечики, поглаживаю бока и живот. Касаюсь сосков. Одной рукой. Вторая всё там же — в самом низу, в горячем месте, которое она пытается защитить.

Неискушённая девочка. Не удивлюсь, если она ничего не знает о маструбации и никогда не ласкала себя. Не касалась руками плоти, чтобы получить удовольствие.

Выныриваю назад и беру в плен её ладонь. Тяну туда, где бьётся её робкое желание.

— Эдгар, не надо, — пытается сопротивляться Тая. Но это не настоящий испуг или неприятие. Это скорее растерянность. В голосе её нет паники. Нет отчаяния. Только замирание перед прыжком в неизвестность.

— Если тебе будет неприятно, мы прекратим, — шепчу ей на ухо и покусываю нежно мочку. Провожу языком по шее и впитываю её невольную дрожь. Рука её слабеет и безвольно следует за моей.

Пусть она сама. Вначале. Чтобы ощутить желание. Я руковожу ею. Учу надавливать. Гладить. Чтобы через какое-то время раздвинуть упругие горячие складочки. Уже влажные. Ах, как она пахнет! Я бы коснулся её губами, если б не боялся спугнуть.

Она становится смелее. Да, да, да! То, что нужно! Присоединяю свой палец к её. Скольжу вниз, вверх и по кругу. Циклично, в нарастающем темпе. Она напрягается. Дышит судорожно. И уже не контролирует себя. Ягодицы становятся твёрдыми, мышцы бёдер каменеют. И когда её накрывает оргазм, она всхлипывает громко и растерянно. Вскрикивает и бьётся, как пойманный зверёк в силках.

Я прижимаю её к себе. Прячу от всего мира.

— Тише, тише, ты молодец, — успокаиваю, убаюкиваю, глажу по ослабевшим рукам. Осторожно убираю расслабленную ладонь из трусиков и поправляю бельё.

Изумительная. Свежая. И уже не такая невинная, как раньше. Её запах сводит меня с ума. Каменный член рвётся из штанов, но всё это ерунда.

— Можно я открою глаза? — шепчу в её затылок и чувствую лёгкий кивок с заминкой. — Спасибо.

Она поворачивается ко мне сама. Обжигает невероятно глубокой синью глаз. Я ощущаю её всю, прижавшуюся ко мне слишком плотно. Всё же она стесняется. Не хочет, чтобы я видел её тело. Но она опоздала. Потому что теперь я знаю точно: я не просто хочу её. Я сделаю всё, чтобы и она меня захотела. И тогда я возьму её девственность. Буду первым. И единственным, пока нам суждено быть рядом.

Очерчиваю ладонью овал её лица. Нежно прикасаюсь губами к губам. Делаю шаг назад и смотрю поверх её головы.

— Одевайся. Я подожду тебя в большой комнате.

Тактическое отступление. Но я уже не хочу ни есть, ни встречаться с Севой, ни слушать его болтовню. Хочу остаться здесь и продолжить. Заставить её стонать и извиваться. Поддаваться мне навстречу. Шептать моё имя. Умолять довести её до экстаза.

Холодная вода немного остужает мой пыл. Я всё успею. Главное — не спешить. Ради завоевания можно и продлить жизнь недолговечному браку. Женатый статус мне никак не мешает. А может, даже дарит несколько новых преимуществ.

— Я готова.

Оборачиваюсь на Таин голос и одобрительно киваю: ярко-синее платье идёт ей, как я и думал. Под глаза. И под «Феррари». Туфли в тон. Клатч. Слегка тронутые помадой губы, а тушью — ресницы. Держится уверенно и расковано. В одежде ей это удаётся гораздо лучше.

— Тогда поехали. Я ужасно голоден.

Вот чёрт. Подтекст слишком явный. В глазах её — гамма нечитаемых слов. А затем она улыбается.

— Я, наверное, сильнее. Скромный завтрак и булка с чаем в университете. Пойдём уже, а? А то твоя беременная невеста рискует не дожить до бракосочетания. Ты бы берёг меня, что ли. Вот поверь: в срочном порядке нынче невесту не найти, чтобы и умная, и красивая, и мало ела.