— Я просил за меня держаться, — тихо проговорил он надломленным голосом человека, которому хочется кричать. — Ты согласилась. Ты держалась за меня, но очень, очень недолго. Скажи мне, почему ты отпустила?
— Макс, ты не знаешь Олави, не представляешь, на что он способен. Он позвонил и угрожал твоей жизни, поэтому я вышла к нему, чтобы тебя защитить.
Не стоило этого говорить. Мои слова причинили Максу ужасную боль.
— Ты. Сказала. Что будешь. За меня. Держаться.
— Да, сказала, но я не знала, что Олави приедет за мной и станет тебе угрожать. Опустив голову, Макс сжал кулаки. Негодование стекало по щекам каплями пота.
— Лара, я был к этому готов. Я ждал возвращения Олави с того момента, как увидел тебя с Димой. Знал, что он просто так тебя не отпустит, и был готов встретить его и отомстить. Я поверил в то, что ты за меня держишься, а ты сбежала. Обманула меня и рискнула своей жизнью. Я принял душ, вернулся в номер, а тебя нет. Увидел включённую воду, проверил местонахождение твоего телефона и обо всём догадался. Еле успел. Позвал ребят, и нам удалось быстро вас разыскать. За вами ехало пять машин. Профессионалы, полиция, охрана. ПЯТЬ машин, Лара! Ты предпочла рискнуть своей жизнью, вместо того, чтобы сказать мне правду. Почему? Что я сделал не так? Господи, Лара, ты ведь никогда не сможешь мне доверять, да? Всё дело в этом, да? Всё дело в прошлом?
— Смогу, смогу не говори так! — Я подползла к нему и обняла за шею. — Я тебе доверяю! Я сама во всём виновата. Не сказала тебе всю правду не хотела взваливать на тебя мои проблемы, ведь ты и так сделал слишком много.
— Слишком много? СЛИШКОМ?
— Макс, прошу тебя…
— Нам пора, тебе заказали машину. — Макс повёл меня к подъёму, держа за руку, как ребёнка. — Об Олави не беспокойся, его не выпустят.
— Его… он… — Я остановилась, как вкопанная.
— Он в полиции и пробудет там очень долго.
— Но у меня нет доказательств!
— Ты тут ни при чём, Лара, тебя никто не побеспокоит. Я много лет готовился к этой мести. Олави не выпустят.
— Но он гражданин другой страны. Я не знаю законов, но что, если придётся отправить его обратно?
Усмехнувшись, Макс обернулся и окатил меня тяжёлым взглядом.
— Олави отравил жизнь слишком многим. Тем, кто после облавы незаслуженно оказался в тюрьме, родителям погибших и пропавших девушек и многим другим. Не удивлюсь, если вскоре ты останешься вдовой. Мало ли, что может случиться.
Вдовой. Он знает, что я замужем за моим похитителем.
— Ты знаешь.
— Ещё в Анапе разыскал твои документы, прилепленные к ножке кровати, и обнаружил финский паспорт на имя Лары Крофт. Так я узнал фамилию Олави и отправил детективов по твоему адресу в Хельсинки, чтобы узнать остальную часть истории и найти его. Было бы намного легче, если бы ты обо всём рассказала сама, но я подозревал, что ты не захочешь мне довериться. Я оказался прав. К сожалению, Олави и в этот раз въехал в Россию по поддельным документам, поэтому я не знал о его прибытии.
Макс оказался прав: я не позволила ему меня спасти. Боялась, что Олави причинит ему вред, но это объяснение только разозлит Макса.
— С плохими людьми подчас случаются плохие вещи, и тогда справедливость берёт верх. Ты привыкла к несправедливости, Лара, поэтому тебе непросто поверить в свою свободу.
Мы поднялись по лестнице и сели в крохотный Джип. Молодая женщина по имени Нина пугливо оглядывалась на Макса, но довезла нас до города, не задавая лишних вопросов. Макс заплатил, и мы остались на раскалённом асфальте посреди солнцепёка.
— Значит, ты всё-таки искал Олави.
— Нет, Лара, я искал только тебя, но не мог остаться равнодушным к тому, что Олави с тобой сделал. Поэтому и согласился посодействовать знакомым, которые давно держали на него зуб. Кроме того, я знал, что Олави не отступится, ведь я видел, как он на тебя смотрел восемь лет назад. Такая болезнь не проходит.
— Как он смотрел?
Я и сама помнила, каким тяжёлым взглядом провожал меня Олави, но удивилась, что это заметил Макс.
— Как будто на тебе сходятся все грани смысла жизни. Так же, как на тебя смотрю я. Тебе пора вытряхнуть нас обоих из своей жизни, и тогда ты сможешь обо всём забыть.
В нём говорит обида, но легче от этого не становится.
— Мне следует дать показания.
— Это не обязательно. Я хотел предоставить тебе выбор, Лара, поэтому не упомянул твоё прошлое. Доказательств против Олави и так достаточно, ведь он лично убил одну из девушек, и тому есть свидетели. Полиция искала француза по имени «Олави», поэтому розыск оказался безуспешным. У него много имён и паспортов. Его настоящее имя Хайге Крофт, да и по-французски он не говорит, акцент у него ложный. Но теперь его с лёгкостью опознают. Только полный идиот вернулся бы в Россию после такого, даже восемь лет спустя.
— Олави не идиот, он безумец.
— Я его понимаю, — голос Макса стал тяжёлым, давящим, опасным. Голос ещё одного безумца. Везёт же мне.
Мы зарегистрировались в гостинице, и Макс заказал два смежных номера.
— Один, — попросила я.
— Два.
— Один. — Краснею, но не сдаюсь.
— Один, — соглашается Макс, и я выдыхаю. Значит, простил. — И ещё один, смежный,
— добавляет он.
Нет, не простил.
Даже не улыбается, говорит совершенно серьёзно.
Пока мы поднимаемся по лестнице, молчим. Я — обиженно, Макс — задумчиво. У меня нет причин для обиды, но меня распирает и корёжит. Ведь я не нарочно его обидела? Я доверяю ему, ещё как доверяю. Я же хотела, как лучше! Пыталась его защитить!
Понимаю, что Макс воспринял моё поведение совсем не так. Он думает, что я не хочу за него держаться и не верю, что он сможет меня защитить. Ведь я так и не призналась, что Олави по-прежнему живёт рядом, что он — мой муж. А потом я сбежала и рискнула своей жизнью.
— Я не давала согласия на брак. Узнала о нём, только когда увидела новый паспорт. Не удивлюсь, если окажется, что и паспорт, и брак — всё это подделка. Чтобы получить гражданство Финляндии, нужно владеть языком, жить и работать в стране несколько лет, а я обрела паспорт из рук Олави при первом же въезде в страну. Не знаю, где и как он доставал паспорта, но их было у меня несколько. Только этот отличался от других. Олави хотел, чтобы он стал для меня… для нас настоящим.
Макс молча поднялся до третьего этажа, проводил меня до номера и, пропустив внутрь, сказал:
— Когда решишь, что будешь делать, сообщи. Как только перегонят мою машину, я смогу отвезти тебя в полицию или… куда хочешь.
Отвернувшись, он достал свой ключ.
— Макс! Я держалась за тебя, действительно держалась. И хочу держаться и дальше. Но мне нужно, чтобы и ты меня не отпускал.
Он прикрыл за собой дверь. Молча. Не простил.
**********
Я провела остаток дня в постели. Можно сделать очень многое, не вылезая из-под покрывала. Хотя Макс и обещал привезти мои вещи, я всё равно позвонила в банк, заказала новую кредитку и сообщила о потере старой. Рассказав родителям об аресте Олави, я заплакала, услышав их реакцию. Охрану я не уволила, на всякий случай, вдруг у Олави остались связи в России.
Всё остальное время я провела со стопкой гостиничной бумаги и ручкой, записывая мои показания. Всё подряд, начиная с выпускной дискотеки и не пропуская даже самых мелких деталей. Ныло запястье, закончились чернила, но я позвонила администратору и, получив новую ручку и толстый блокнот, продолжила. Написала о том, каким горьким был пляжный песок, когда я в первый раз попыталась сбежать. Как ломали сознание таблетки. Как жгли кожу прожектора съёмочной площадки. Для побоев оставила отдельную главу, не забыла упомянуть все самые любимые приёмы Олави: пощёчины, костяшки по рёбрам, левый хук, удар по губам. О насилии написала мало. Было — и всё. Наша связь была насилием от начала и до конца, даже когда он считал это нормальными отношениями. Я попыталась вспомнить и описать знакомых Олави, редкие имена, мужские и женские, паспорта, но память смыкалась, не пуская меня в прошлое. В моей истории были я и Олави, больше никого. Мы растворились в море случайных людей, врагов и равнодушных.
Поразмыслив, я написала на первой странице: «Хайге Олави Крофт. Мужчина, который меня разрушил». Было время, когда я пыталась обвинить в этом Макса, а теперь даже и вспомнить не могу, как до такого додумалась. Не думаю, что полицейские оценят мой литературный ход, но я всегда была падкой на драму. Может, поэтому мне досталась такая жизнь.