«??»　

«Не могу поверить, что ты используешь знаки препинания!»　

«Я случайно, максик злится что газеты о тебе узнали»　

«Скажи ему, чтобы не злился»　

«Он всё время злится лара приезжай а то мне скучно»　

«Извини, сейчас не могу»　

«А потом приедешь? слушай а ты правда была замужем за убийцей»　

«Лара?»　

«Лара Крофт?»　

«Лара? Ты ушла?»　

«Да, я ушла»　

«Мне интересно какой он ну ты поняла»

Нет, я не поняла. Дети — необычные существа, они видят жизнь в почти нечеловеческом ракурсе. А уж их непосредственность безошибочно бьёт в самое больное место. Каждая фраза Димы, как укол в душу, особенно его вопросы. Я притворяюсь, что на моём компьютере нет видео, поэтому мы общаемся сообщениями или короткими весточками по скайпу. Он собирается приехать в Хельсинки на зимние каникулы, но только если я куплю игровую приставку. На самом деле видео у меня есть, но я боюсь увидеть Диму и распасться на части. Я и так склеена липкой лентой, поэтому рисковать не стоит.　

Каждое утро начинается с его вопросов, благо разница во времени у нас небольшая. Иногда они ставят меня в тупик, например:　

«куда ты положила отвёртку от самоката» или　

«я не могу найти ключи» или　

«почему у тебя нет детей».　

А иногда — заставляют поморщиться, как от зубной боли.　

«максик не хочет ездить на самокате говорит что он твой скажи что ему можно»　

Ему можно. Ему всё можно.　

Мы расстались четыре недели назад. Первые два дня я провела в постели, скучая о Максе, о Диме и о своём быстротечном счастье. Корила себя за трусость, за то, что чувства не сложились в обещания. За то, что я не рискнула.　

Потом я собралась с силами и позвонила отцу Олави. Тот знал об аресте сына и встретил меня в большом волнении. Я приехала в его офис, чтобы дать ему возможность прийти в себя, прежде чем рассказывать о случившемся остальным членам семьи.　

Господин Крофт, видный банкир, рыдал у меня на плече, считая себя причастным к преступлениям сына. Это было настолько ужасно, что, оставив его на попечение ошеломлённой секретарши, я вернулась домой и снова забралась в постель.　

Я не могла не задуматься о прошлом. Что бы сделал отец Олави, если бы я попросила его о помощи несколько лет назад? Есть шанс, что я спаслась бы намного раньше. Но есть и другой вариант, царапающий новообретённое спокойствие острием паники. Олави способен на всё, в это я верю до сих пор.　

Нет смысла гадать о прошлом. Мой пляжный спаситель прав: у нас есть только одна обязанность — жить.　

В тот вечер ко мне пришла сестра Олави. Долго стояла в прихожей, истекая слезами, потом обняла меня и замерла на целую вечность. Так и не сказала ни слова. Ушла, унося с собой запах беспомощного горя.　

А после этого началась рутина. Я отдалась работе, предпочитая ночные дежурства, чтобы днём не оставалось времени думать. Как сказал бы Дима, я не могла помочь себе, поэтому спасала других.　

Через неделю после возвращения я подала на развод. Получить его несложно, согласия Олави не требуется, однако заявление полагается подать дважды. После первого тебе даётся время на обдумывание. Просмотрев заполненную форму, администратор глотнула воды и сказала, что, возможно, мне не потребуется делать второе заявление.　

В графе «причина развода» я написала правду.　

«Муж удерживал меня пленницей несколько лет, а в данный момент обвиняется в убийстве и похищениях женщин».　

Заодно я подала заявление на проверку паспорта, объяснив озадаченному полицейскому мои опасения. Достаточно быстро подтвердилось, что паспорт — настоящий, но получен он нелегальным путём, после чего началось рассмотрение вопроса о моём гражданстве. Всё это было мне настолько безразлично, что я три дня не открывала письмо, в котором меня приглашали на интервью. Уже к концу первой недели я приняла решение вернуться домой, к родителям, в тот самый город, где всё начиналось. Перечеркнуть последние восемь лет и попытаться начать сначала. Диме я об этом не сказала, пока. Перееду, устроюсь, сниму жильё, а уж потом начну сообщать друзьям. Вернее, другу, он у меня всего один, да и тот — ребёнок.　

Я ни разу не спросила Диму о Максе, хотя и хотела. Очень. Втайне надеялась, что он приедет за мной и всё решит за нас обоих. Смотрела в окно в надежде увидеть, как он стоит перед домом и не решается зайти. Знала, что он не приедет. Макс подарил мне свободу, чтобы я отбросила его вместе с остальным прошлым. Следующий ход был за мной, но я опустила карты. Сплошные козыри — а всё равно струсила.　

Макс предложил решить все мои проблемы. Он помирил меня с родителями, подарил счастье и свободу, а потом отступил, позволяя мне сделать выбор. Надеялся, что я выберу его. Навсегда.　

Казалось бы, что может быть проще. Как выяснилось, многое.　

Макс хотел всё и сразу. Чтобы если доверие — то полное и во всём. Если любовь — то навсегда. Если шагаешь в будущее — то прошлого больше нет. Чёртов максималист.　

Мы разные.　

Его слова — сразу, полностью, навсегда.　

Мои слова — понемногу, осторожно, медленно.　

Я рисковала потерять его навсегда, болела им во сне и наяву, но не могла решиться. Шаг к нему равносилен обещанию, рисующему новую жизнь. Макс сказал, что даст мне всё, что я соглашусь взять, но и от меня он требовал очень многого. Всю меня, сразу и навсегда.　

Я мучилась, боялась, но, шаг за шагом, двигалась вперёд. Собрала любимые вещи, а остальное отдала в благотворительный магазин. Уволилась с работы и купила билет в Москву. Пока что не стала сообщать родителям о возвращении, на случай, если что-то пойдёт не так. Оставляла себе свободу со всех сторон, чтобы не останавливаться, не паниковать. Чтобы дышать. Погуляла по Москве, купила билет до Ростова и села в поезд. Уже тогда знала, что еду в Анапу, но притворялась, что это не так. Искала съёмное жильё недалеко от родителей, пролистывала вакансии в местной больнице. Всю дорогу ловила интернет в телефоне, чтобы отвлечь себя от нарастающего страха. Не позволяла себе думать о том, как войду в дом Макса, что скажу ему и Диме. Стоит ли приезжать, не предупредив?　

Как и ожидалось, до родителей я не доехала. Вышла в Ростове и выбросила билет домой, купив новый. Прибыла в Анапу, села на чемодан и задумалась. Семь утра. Вторник. Что я скажу Максу? Не знаю.　

Как и в прошлый раз, вокзал остался равнодушен к моему страху. Солнце расправило лучи и приготовилось к ещё одному жаркому дню. Мужчина с тремя чемоданами забрал последнее такси. А что, если я не смогу дать Максу то, что ему нужно? А что, если он меня не ждёт? Жирный голубь подпрыгнул около чемодана в поисках крошек, и я притопнула ногой, отгоняя его в сторону урны. На перроне только я да старушка лет восьмидесяти. Либо отдыхает, либо тоже боится сделать следующий шаг.　

Достаю телефон и пишу Диме сообщение.　

«Что делаешь»　

«СПЛЮ!» — отвечает он через пару минут.　

«Уже семь утра!»　

«Смотрели с максиком фильм до двух часов ночи»

«Ладно, спи»　

Заказываю такси и стою у вокзала, покачивая чемодан на ноге. Может, остановиться в гостинице, всё обдумать, а потом уже нагрянуть к ним? Или лучше сначала позвонить и сообщить, что я приехала? Да, точно, так и сделаю. Остановлюсь в гостинице и сообщу Максу, что я в Анапе. Проездом. И посмотрю, что он скажет.　

Забираюсь в такси и вымученным голосом называю адрес дома Людмилы Михайловны.　

Не позволяю себе струсить.　

— Вам плохо? — спрашивает таксист, заметив страдальческое выражение моего лица.　

— Нет. Наоборот, мне хорошо. Но бывает так, что «хорошо» пугает тебя намного больше, чем «плохо».　

— Эээ, — таксист непонимающе хмурится и включает радио погромче, чтобы я не стала развивать излишне философскую тему.　

Останавливаю такси посередине их улицы, не доезжая до дома 65, расплачиваюсь и сажусь на чемодан в ожидании вдохновения. Нужно собраться с силами и просто войти в их дом. Постучаться, поздороваться — и всё.　

Сказать: «Макс, я приехала к тебе. Если я всё ещё тебе нужна, то хочу, чтобы ты знал, что…»　

Нет, это слишком витиевато и многословно. Слишком много воды — если, то, чтобы, что… плохо.　

«Макс, я хочу за тебя держаться».　

Нет, этого мало, он захочет больше.