– Пожалуйте сюда, мисс.

Очень быстро Элли оказалась в великолепной комнате, наполненной бесценными произведениями искусства. Хорошо, что с ней не было Харриет. Миссис Крандалл пошла за дворецким в помещение для прислуги, чтобы перекусить; вот и хорошо – там ей будет удобнее. Дверь осталась приоткрытой. Элли показалось, что она слышит в коридоре крадущиеся шаги – это прислуга старалась тайком глянуть на падшую женщину из семьи Монтфордов. Но Элли это не волновало. Пусть себе смотрят, потому что сама она может прекрасно провести оставшуюся часть дня здесь, рассматривая полотна на стенах, статуи, стоящие в нишах, и фигурки из нефрита, размещенные в застекленных шкафах.

Верный своей противоречивой натуре, Монтфорд послал за ней прежде, чем она успела навосхищаться сокровищами, расположенными хотя бы у одной стены.

На этот раз Элли последовала за дворецким в глубину дома, в библиотеку, все стены которой занимали книжные шкафы. Здесь она тоже могла бы провести много дней, просто рассматривая названия книг в кожаных переплетах. Но лорд Монтфорд, судя по всему, не собирался уделить ей более пяти минут. Не вставая из-за своего огромного письменного стола, маркиз бросил ей кожаный кошелек с деньгами.

– Берите и убирайтесь из Лондона. Здесь вы не нужны. Ваше присутствие оскорбительно для нас.

Элли поймала тяжелый кошелек, только чтобы он не попал в нее. Потом сделала три шага по направлению к столу и присела в глубоком изящном реверансе. Выпрямившись, она положила кошелек на блестящий стол вишневого дерева.

– Дедушка, – сказала Элли.

Старик побагровел. Багрянец не шел к его серо-стальным волосам и к коричневым пятнам на щеках. Маркиз был высоким худощавым человеком, руки у него слегка дрожали, но сидел он прямо, уставившись на Элли так, будто она была остатками рыбного блюда недельной давности.

– Я-не-ваш-дедушка.

Элли по-прежнему стояла у кожаного кресла, сесть в которое ей не предложили. Спину она держала прямо.

– Нет, сэр, вы мой дед. И этот факт радует меня не больше, чем вас.

– Как вы посмели прийти в мой дом, дерзкая девчонка?!

Элли скрестила руки на груди. Она не позволит этому престарелому аристократу запугать себя. Возможно, он член кабинета министров и, очевидно, выдающийся коллекционер произведений искусства, но при этом он всего-навсего злобный, противный старикашка. Она может бояться Лондона, бояться остаться одной, но она не станет бояться обычного мизантропа.

– Как я посмела? А как вы посмели объявить меня мертвой? Я жива, и я в Лондоне, нравится вам это или нет.

– И вызвали очередной скандал. Совсем как ваша мать.

– Моя мать была леди. Единственный скандал, который она вызвала, – это когда она вышла замуж за человека, которого любила, против вашей воли. Она никогда в жизни не сделала ничего позорного. Это вам следует стыдиться своего поведения.

Маркиз с шумом втянул в себя воздух.

– Вы смеете читать мне нотации?

– А почему бы и нет? Ведь именно вы прокляли меня, основываясь на сведениях из скандальной газетенки, поверив, будто бы ваша кровь и плоть может опуститься до такого безнравственного поведения. Незаконный ребенок, преступная связь? Все это ложь.

– Это вы так говорите. В той истории достаточно правды, чтобы сделать вас притчей во языцех всего Лондона. Я сказал – убирайтесь.

Элли не шевельнулась.

– Я не уйду, пока не выскажу вам все. Возможно, я разрушила свою репутацию, но вы, сэр, разрушили во мне уважение к знати. Вы – человек, рожденный среди богатства и привилегий, однако вы забыли, что такое наследство неотделимо от большой ответственности. Вы повернулись спиной к тем, кто больше всего заслуживает вашей заботы и внимания, из заурядной глупой гордости. Вы ничего не сделали, чтобы заслужить ваш титул и богатство. И то и другое вам вручили при рождении. Но вы забыли, что другим нужно самим прокладывать себе дорогу в этом мире.

– Вы еще будете учить меня, маркиза Монтфорда, к чему обязывает меня благородное происхождение? Вы еще глупее вашего отца.

– Отец был прав, утверждая, что в вас очень мало благородства, кроме вашего дома и прочей собственности. Вы старый человек, который лишил себя красивой и любящей дочери. Вы предпочли не знать доброго, образованного джентльмена, за которого она вышла замуж, а теперь вы не желаете знать их единственного ребенка, вашу родственницу.

– Нет, вы мне не родственница. Ваша мать перестала принадлежать к моей семье, когда связалась с этим нищим учителишкой. Я говорил ей, что у него алчные руки, что ему нужны только ее деньги, однако она не слушала меня. Ему не удалось заграбастать ни одного шиллинга из моего кармана.

– Мой отец был таким алчным, что отдавал половину своего преподавательского жалованья на обучение мальчиков из бедных семей. Он давал пристанище нуждающимся профессорам и кормил голодных студентов – на свои деньги, а не на ваши. Моя мать с радостью носила старые платья и обходилась без драгоценностей, экипажей и слуг, потому что у нее было нечто гораздо более ценное. Но вы ведь не в состоянии признать, не так ли, милорд, что любовь может преобладать над материальными интересами?

– Она могла выйти замуж за наследника герцога, клянусь святым Георгием! – сказал маркиз, ударив кулаком по столу. Теперь лицо его побледнело.

Элли перестала бояться, что с ним случится апоплексический удар и он умрет, рухнув прямо на свой изысканный обюссонский ковер.

– И она была бы несчастна с ним, с человеком, выбранным из соображений династических. Неужели это ничего не значит для вас даже теперь? Тогда мне вас жаль. Вы никогда не видели, какой счастливой была ваша дочь, сколько общего было у моих родителей, несмотря на все лишения.

– Ба! Схоронить себя в глуши, никого не видеть, кроме сопливых мальчишек. С кем еще ей оставалось общаться? С курами?

– Куры по крайней мере воздают яйцами за хорошее к себе отношение. Однако я полагаю, что вы были бы рады видеть мою мать несчастной, замужем за каким-то герцогом. Любовь для вас ничего не значит в свете ваших амбиций. Подумайте об этом, старик. Если бы вы дали моей матери обещанное ей приданое, у нее был бы хороший дом и больше слуг. Кто знает, возможно, она получила бы лучшее лечение, чем было по средствам моему отцу. Вы внесли свой вклад в смерть вашей дочери, лорд Монтфорд, и этого я вам никогда не прощу.

– Ха! Как будто мне есть дело до того, что думает какая-то вздорная старая дева. Вините за это вашего отца, барышня, потому что это он держал вашу мать в бедности. Достойный человек не женился бы на моей дочери. Да, истинный джентльмен прежде всего никогда не приблизился бы к ней, потому что они совершенно не подходили друг другу.

– Мне рассказывали, что они познакомились в книжной лавке. Оба они любили книги, стремились к знаниям, пока смерть их не разлучила. И если бы вы не лишили мою мать наследства, она, живя с моим отцом, воспользовалась бы деньгами точно так же. Мой отец пожертвовал своей карьерой, чтобы открыть школу. Он зарабатывал на жизнь так, как мог.

– И именно так он обеспечивает вас теперь? – с усмешкой сказал Монтфорд. – Посмотрите на себя, невзрачная старая дева с языком ядовитой змеи и внешностью обезьяны. Вы не знаете света и не знаете своего места в нем. – Он хрустнул своими подагрическими пальцами с острыми костяшками. – Хватит о вашем ученом родителе. Он не оставил вам ни гроша, зато вы унаследовали от него смекалку новорожденного младенца. Неудивительно, что никто не хочет не только жениться на вас, но даже сделать своей любовницей.

– На этот раз вы правы. И я благодарю вас, что вы так думаете. Я ни у кого не состою в любовницах и не принадлежу никакому мужчине, который мог бы вышвырнуть меня, если бы я не стала выполнять его прихоти или подчиняться его глупому диктату.

Теперь Монтфорд поднялся из кресла и встал, опираясь о стол и тяжело дыша.

– Убирайтесь. Вот вам мой диктат, и вы ему подчинитесь, иначе я велю слугам вышвырнуть вас вон. Я пошлю за стражей, обвиню вас в том, что вы вторглись в мой дом, и в краже; я сделаю все, что угодно, лишь бы увидеть вас в плавучей тюрьме, отправляющейся в Ботани-Бей.[2] Не думайте, что я не могу этого сделать, Убирайтесь, – повторил маркиз, указав трясущейся рукой на дверь. – Берите деньги и уезжайте из Лондона. Вы упрямы, как ваша мать. Вы и вполовину не так красивы, как была она, и вполовину не так умны. У нее по крайней мере хватило ума выйти замуж за вашего отца.