– Дочь графа может сделать гораздо лучший выбор.
– Но Гарольд любит ее.
– Тьфу! – повторил маркиз, захлопнув крышечку на чернильнице. – Я отошлю ее к родственникам ее матери в Корнуэлл.
– Запретный плод, – снова сказал Джек.
– Она забудет его, – настаивал лорд Монтфорд.
– Он поедет за ней.
– Не поедет, когда узнает, что я лишу ее приданого.
– Это ведь не подействовало на вашу дочь, не так ли? Мать мисс Силвер вышла за своего ученого, несмотря на ваши приказания и угрозу лишить ее наследства.
– Тысяча чертей! Мне только хотелось, чтобы маленькая Марджори прошла хоть какую-то школу в Лондоне, прежде чем остановиться на этой деревенщине. Я считаю, что она слишком молода!
– Но она любит его.
– А завтра полюбит кого-нибудь другого.
– Тогда испытайте их чувство, а не отрицайте его. Что вы скажете, если они согласятся подождать шесть месяцев, прежде чем вступят в брак, только бы вы не разлучали их и не встали между ними? – Джек по крайней мере надеялся, что эти болванчики согласятся, раз уж он взялся вести переговоры об их будущем.
– Один год, и не делая официального оглашения, чтобы за девчонкой могли поухаживать другие. Учитывая, сколько я выложил за ее гардероб, она может привлечь внимание даже набоба.
– Они молоды, влюблены и любопытны. Вы, конечно, помните об этом? – Возможно, маркиз был слишком стар, чтобы помнить нетерпеливое дыхание страсти, но благородный человек никогда не забудет о фамильной чести. – Шесть месяцев, если только вы не хотите, чтобы ваши правнуки появились на свет прежде венчания родителей.
Перо в руках Монтфорда сломалось. А Джек продолжал, уверенный в победе:
– Если после этого они по-прежнему захотят пожениться, у вас не будет оснований запрещать этот брак, во всяком случае, таких, какие показались бы убедительными леди Марджори. Держу пари, что эти детишки все еще будут по уши влюблены друг в друга.
– Оказывается, в любви вы тоже разбираетесь?
Джек снова принялся отряхивать пыль с панталон.
– Хорошо, шесть месяцев. Но чтобы они не давали заранее никаких обетов, ясно?
– Я не могу отвечать за них. Вам придется поговорить об этом с Гарольдом.
– Ба, да этот щенок наделает в штаны, если я подниму голос. Скажите ему сами. Это ведь вы ведете переговоры? Вот и передайте этому тупице, что его заберут в королевскую армию, если он обесчестит мою внучку. – Монтфорд ударил кулаком по столу. – Скажите, что ему уже никогда не придется думать о том, чтобы произвести на свет наследника, если он будет фамильярничать с девчонкой.
Джек кивнул, хотя ему вовсе не улыбалось вести такой разговор.
– Я скажу. А что насчет мисс Силвер?
– Как, он и ее собрался обесчестить?
Джек понимал, что старик увиливает. Этот феномен и гувернантка? Что за нелепая идея.
– Вы же знаете, что это не так. Я говорю о дружбе леди Марджори с ее кузиной. Вы по-прежнему будете мешать их отношениям теперь, когда девушки уже познакомились?
– А вы дадите слово, что не имеете никаких бесчестных намерений относительно ее?
– Господи, да она ведь еще ребенок и к тому же любит Гарольда. Я никогда…
– Я не о ней. Такая хитрая бестия, как вы, никогда не заинтересуется глупой курицей вроде Марджори. Если бы я думал иначе, я не подпустил бы вас к ней и на пушечный выстрел. Но Марджори – леди.
– Как и мисс Силвер. Леди с головы до пят.
Монтфорд окинул Джека изучающим взглядом.
– Вы так считаете? Что дочь школьного учителя – леди? Хотя она всего лишь учительница, гувернантка?
– Мисс Силвер такая же ваша внучка, как леди Марджори. И она благородная женщина в самом точном смысле этого слова.
Монтфорд встал. Беседа была закончена.
– Вы играете по-крупному, молодой человек.
– Молодой человек? Нет, милорд, я не молодой человек. Я взрослый мужчина, человек самостоятельный, и я не отвечаю ни перед кем, кроме как перед Короной и Всевышним; И я картежник. А да будет вам известно, картежники всегда играют по-крупному. И играют, надеясь выиграть.
Джек читал нотацию Гарольду и сам себе казался древним старцем. Бывало, он рассказывал новобранцам о всяких болезнях и об умело обращающихся с кинжалами иностранных воинах, но ему никогда еще не приходилось объяснять другому английскому джентльмену, как нужно вести себя со своей почти нареченной.
Джеку пришлось сказать леди Марджори, что ее неофициальная помолвка будет продолжаться шесть месяцев, Кэллоуэю – что тому тоже следует подождать полгода, прежде чем делать предложение Пэтси, дабы убедиться, что каждый принял правильное решение. Они, кажется, уже обследовали все темные уголки в Кард-Хаусе и в игорном клубе. Что же до Феддера, то у него раз и навсегда отбили всякую охоту преследовать Пэтси.
А сообщение насчет будущей свадьбы Дарлы и Даунза должны будут сделать через шесть дней.
Гром и молния! Джеку казалось, что ему шестьдесят лет, а не двадцать шесть.
Услышав сообщение о том, что она в конце концов получила и Гарольда, и кузину, леди Марджори объявила, что она на седьмом небе. Она даже обняла Харриет, когда через несколько дней кузины оказались в парке на Гросвенор-сквер, предварительно договорившись о встрече.
Дебютантка считала, что успех этого предприятия принадлежит Элли. Радостью, решила леди Марджори, она полностью обязана влиянию своей новой родственницы. И она приготовилась воздать Элли за эту радость, ввести ее в мир моды, помочь ей быть принятой в высших кругах общества, где она смогла бы сделать подходящую партию. Марджори не сказала, что у нее в голове уже есть бравый и красивый герой для Элли. Она также отказалась слушать возражения Элли, которая хотела убедить ее, что не интересуется модой и не желает одеваться, как женщина с модной картинки, а также танцевать в «Олмаке» и носить обручальное кольцо.
– И потом, это ведь капитан Эндикотт убедил вашего деда, – сказала Элли. – Ни у кого больше не хватило бы смелости взяться за это дело, не говоря уже о том, чтобы добиться уступок от этого старого деспота.
– Ах, у капитана хорошее чутье в том, что касается моды, но у него плохая репутация в обществе, и одна-единственная женщина вроде меня не сможет добиться, чтобы его снова стали принимать в приличных домах. Если бы его брат-граф был в Лондоне и убедил бы джентльменов… Нет, они все играют в клубе у капитана. Они не захотят, чтобы он вальсировал с их женами и ухаживал за их дочерьми.
Элли прекрасно представляла себе Джека в бальном зале, флиртующим с женщинами. Он заставлял бы их улыбаться, потом убедил бы, что может достать луну с неба. Он был бы самым красивым мужчиной на балах, думала Элли, а все остальные джентльмены завидовали бы ему. Конечно, они не захотели бы, чтобы он покорял сердца их дам. И Элли стало не по себе при мысли о том, как он будет покорять эти сердца.
– Мне бы не хотелось идти…
Но леди Марджори продолжала:
– Мама не любит развлекаться здесь, в Лондоне, иначе мы могли бы заручиться ее поддержкой. Она теряет покой всякий раз, когда дедушка просит ее устроить званый ужин для его приятелей. Она испустила бы дух при одной мысли о том, что придется подать чай какому-то из завсегдатаев светских гостиных.
– Капитан Эндикотт не…
Леди Марджори погладила Элли по руке с видом пожилой тетушки.
– Конечно, нет, кузина. Мы-то это знаем, но высший свет не знает. Возможно, его невестка смогла бы вернуть капитану Эндикотту хорошее отношение света. Но графиня Кард не очень уверенно чувствует себя в лондонском обществе. Понимаете, она деревенская жительница, а не светская дама.
– И она занята тем, чтобы наполнить свою детскую.
– Так что пока нам придется оставить наши планы относительно капитана.
– У нас нет никаких планов, леди Марджори. Если бы капитан Эндикотт хотел принадлежать к светскому обществу, он никогда не открыл бы игорное заведение. Он ходил бы в казино по ночам, не для того, чтобы составить себе состояние, а чтобы проигрывать его. И если в результате его, столько лет прослужившего в армии, человека благородного происхождения, не приняли в ваших кругах, то мне этого и вовсе не нужно. Я – гувернантка, и ничего больше, и не хочу быть никем иным.
– Все это пустая болтовня. Каждой женщине хочется иметь дом и семью. Вы можете одеваться как старая дева, но я видела, как вы смотрите на капитана, когда думаете, что вас никто не видит. Вы добры даже к Харриет, так что более послушного ребенка вы будете просто обожать, не говоря уж о своем собственном ребенке.