Андре легкомысленно махнул рукой и снова сунул Ивану телефон.
Иван машинально нажимал на кнопочку и никак не мог прийти в себя. Его судьбу за одну секунду решил совершенно ему незнакомый мальчик? Парень. Ну, ладно, мужчина (хотя Иван никак не мог себя заставить себя думать об Андре, как о мужчине). Да, он модель, и он захотел помочь. Но почему? Как все это представляется ему? Нет, это невозможно, это просто безумие – а он почему-то молчит.
– Андре, – Иван наконец опустил телефон и подошел к парню, – пожалуйста, послушай. Мне кажется, то, что ты задумал – невыполнимо.
– Почему? – лениво протянул парень, вытягивая шею и пытаясь рассмотреть показавшуюся перспективу Казанского собора, – что нереального?
– У меня съемки…
– …Дуглас тебя отпускает на время показа.
– …репетиции в театре, спектакли…
– …наш менеджер договорится.
– … у меня нет визы…
– Ммм… менеджер решит этот вопрос. Надо только не забыть ему об этом сказать. Не думаю, что с этим будут проблемы.
Андре нарочно ускорил шаг, опережая мужчину на пару шагов, отворачиваясь и делая вид, что изучает колонны – он явно не желал слушать Ивановы отмазки.
А мужчина вдруг поймал себя на том, что действительно ищет повод НЕ ехать. НЕ менять ничего. НЕ пробовать. Ему дан уникальный шанс – а он начинает сопротивляться!
Да что это с ним, черт побери? Неужели же он не воспользуется таким стечением обстоятельств? Неужели не попробует? Что он теряет? Театрик, в котором он далеко не ведущий актер? Или съемную квартирку в третьем дворе?
Истинное Петербургское явление – второй, третий двор… С улицы входишь в первый двор-колодец, затем из него – через арку – во второй… третий… окруженная с четырех сторон домами западня. Чем дальше двор, тем дешевле квартиры, тем хуже дом. Во дворе всегда сыро, не высыхают лужи, почти не бывает солнца. В парадных пахнет плесенью. Отвратительные зассанные лестницы, обшарпанные двери, мрачные квартиры, окна которых выходят с одной стороны в глубокий колодец двора, с другой – в точно такой же колодец. Вот уж и правда, было бы что терять…
Если он не попробует сейчас – его ждет судьба Павла Петровича. Он всю жизнь будет играть в театре за копейки, иногда подрабатывая в кино, наскребет денег на убогую квартирку в таком же третьем дворе, и закончит жизнь в обнимку с бутылкой в полной нищете. Он не сможет стать великим актером. Он не сможет даже стать КАССОВЫМ актером: его типаж супергероя мало кому интересен на нашем мыльно-сериальном телевидении – таких слишком, слишком много. Так что же он сопротивляется? Показ Джерматти, мамочки мои! Нью-Йорк! И – он, фотографирующий Андре Митчелла!
– Спасибо, – негромко сказал он спине Андре. Парень слегка повернул голову, и Иван увидел его улыбающиеся губы.
– Брось, – с уже знакомой легкостью отмахнулся Андре, – мне-то за что? Дугласу лучше спасибо скажешь, он сентиментальный, любит такие сцены.
– Скажу, – пообещал Иван. Андре усмехнулся и кивнул головой на кафе, меняя тему:
– Зайдем? Прохладно все же… к тому же, я хочу выбрать одну из фотографий в инстаграм.
– Не боишься, что одолеют поклонники?
– Не боюсь. Они любят меня издалека, – с усмешкой ответил Андре, – восхищаются внешностью, фотографиями, работой, подиумом, искусством одеваться, делать мейк-ап… а на самом деле я им нужен только, чтобы сфотографироваться рядом. Автограф взять…
Они вошли в кофейню и сели у окна. Народу было немного, пахло кофе и свежими пирожками. Иван не ожидал развития неприятной, как он считал, для парня темы и очень удивился, когда Андре все же продолжил.
– …Я же фрик. Андрогин. Ни то, ни се. Точнее, и девочка, и мальчик – внешность девочки, тело мальчика. Геи не любят девочек. А нормальные мужчины не любят мальчиков. Вот и получается, что я не нужен ни тем, ни другим. Мной можно восхищаться только на расстоянии. Ах, какой у Вас мейк-ап! Ах, какое лицо! Ах, какая прелесть! А что дальше? Ничего ровным счетом. Повосхищались и пошли домой, любить своих Джонов и Джейн. А я так и остался со своим мейк-апом и лицом в одиночестве ужинать пиццей.
– Никогда не думал, что у такой звезды, как ты, могут быть проблемы с любовью, – смущенно признался Иван, – я думал, что ее как раз переизбыток.
– Переизбыток у меня совсем другого, Ваня. Внимания. Но это шакальное внимание. Роются в моем грязном белье. Подсматривают в замочные скважины, хватают за руки, преследуют с фотоаппаратами – все это есть, конечно. Набиваются в друзья, пытаются жить за мой счет, пытаются сами пробраться в звездный мир, стать звездой только благодаря знакомству со мной, написать что-то вроде шантажирующих мемуаров «Одна ночь с Андре Митчеллом, или как я трахал звезду» – что-то такое. Понимаешь? Вот этого всего – в изобилии. А просто, без корысти, без задних мыслей и целей – нет, не хотят. Или не могут… ведь действительно, трудно понять, кто бы мог меня полюбить – гей, любящий девушек? Или натурал, внезапно захотевший быть геем? Ха, вот беда – не могу никак найти свою целевую аудиторию.
Андре замолчал и затянулся сигаретой, отвернувшись к окну. Иван положил руку на его ладонь.
– Наверное, мне надо отказаться лететь с тобой в Нью-Йорк, – тихо сказал он.
– Вот черт… Да почему? – Андре не повернулся, но и руки не убрал. Просто курил, глядя в окно и забыв свою спокойно лежащую на столе руку под Ивановой ладонью.
– Потому, что я не хочу быть одним из тех, кому от тебя что-то надо.
– А ты и так не один из них. Ты не просил ничего у меня. И не собирался просить. Я бы уехал в Нью-Йорк, и ты продолжал бы жить так, как жил. Тебе от меня ничего не было надо. Поэтому и предложил сам.
– А что могу для тебя сделать я, Андре? Меня угнетает мысль, что ты предлагаешь мне свой мир, а я не могу тебе предложить ничего взамен.
– Ты очень красивый, – вдруг ответил парень с сожалением, – мне приятно просто смотреть на тебя. И все. Предложи мне возможность иногда тебя видеть, Ваня. Работать с тобой, дружить. Пусть это и будет твоей платой за мое предложение, раз уж тебя так это гнетет.
Они замолчали. Андре, наконец, освободил свою руку и загасил сигарету. Не глядя на Ивана, он придвинул к себе кофе.
– Я тебя предупреждал, что никакого подтекста в моих словах нет. Ты не забыл?
– Нет.
– Очень хорошо. Я бы не хотел быть понятым неправильно. Я действительно тебе предложил просто общаться. А, и еще… мне приятно работать с тобой, как с фотографом. Может, дашь мне свой номер телефона? Заранее. Вдруг потом я окажусь последним в очереди?
3.
Ивану вообще, получается, везло в жизни. Везло поступить в институт – в тот, который и мечталось, и в который так велик конкурс.
Везло повстречать затем Павла Петровича в буфете – и Павел Петрович за шкирку вытащил его на поверхность, помог получить работу, помог научиться по-настоящему работать.
Везло попасть в боевичок Дугласа – как ни крути, а это было везение с самого начала, ведь сколько актеров так и не получили роли после проб?
Ну и, наконец, последнее, самое главное, наверное, везение – это сидящий рядом красивый парень, который запросто протянул руку и приоткрыл дверь в новый мир. В новые возможности.
Разумеется, Иван понимал: Андре просто дает ему возможность старта. Что будет дальше – получится ли у него, пойдет ли он дальше или вернется в Петербург с тем же набором исходных данных – зависит только от самого Ивана. Нянчиться и помогать ему не будет никто – и это хорошо, иначе бы можно совсем расслабиться да и забыть, что вообще что-то можешь сам. А так… Андре дает ему стартовый пинок. И дальше Иван кубарем летит в незнакомую индустрию и незнакомую профессию. Встанет ли на ноги? Сможет ли превратить свободное падение в целенаправленный полет? Это уже задача Ивана. В конце концов, должен же он хотя бы попробовать? Вернуться в маленький театрик он всегда успеет… А Андре уже сейчас ведет с ним себя так, будто Иван – знаменитый фотограф. Ха!
– Ты, получается, мой протеже, – усмехнулся Андре, записывая номер, – Кстати, не смущает тебя, что гей называет тебя своим протеже?
Иван уловил легкую издевку – но странным образом в его душе уже все уравновесилось и успокоилось. Его больше не смущало то, что ему нравится этот парень. Просто нравится, без всяких задних мыслей. Ему интересно с ним говорить – и интересно на него смотреть. С той минуты, как Андре сказал ему, что собирается с ним ПРОСТО общаться, Иван ощутил даже нечто вроде разочарования – как жаль, сказал внутренний голос, но может быть, когда-нибудь ты передумаешь?