Лиана Уилсон - Третий поцелуй

[Внезапно они заметили парочку, также облюбовавшую укромное местечко. Мужчина стоял спиной к насыпи и обнимал прильнувшую к его груди женщину. Они страстно целовались. Их неприкрытое желание потрясло Брук. Ей хотелось именно этого, причем с Мэттом! И не только этого. Она понимала, что у них были реальные шансы заняться любовью, но не только плотская страсть привлекала девушку. Она мечтала о надежных отношениях.

— Вот, что ты предлагаешь, — протянул Мэтт, притягивая ее к себе. Отвернувшись от пары, не прекращающей целоваться, он насмешливо переспросил:

— Так ты этого хочешь?

— Я…

Да, черт побери! Нет! Скажи «нет»! Давай, говори быстрее!

Но уже было слишком поздно. Мэтт завладел ее губами, ее дыханием, да в общем-то и жизнью тоже. Его поцелуй был глубок, эротичен и вызвал у Брук бурю эмоций, не поддающихся определению.

Она могла его оттолкнуть. И это было бы правильным решением. Но вместо того чтобы оттолкнуть Мэтта, Брук обвила руками его шею. Бороться с собой не было сил. В этом поцелуе она отдавала себя, чувствуя, как с этого момента их сердца начинают биться в унисон.

Внезапно Мэтт оттолкнул девушку. Со смятенными чувствами, еще не отдавая себе отчета в происходящем, Брук смотрела на него во все глаза.

— Ты же не хочешь жениться. — Ее голос дрожал. Ведь так?

Ее душа переполнялась эмоциями. Неужели придется выдержать этот фарс до конца? Сумасшествие какое-то.

— Послушай, — севшим голосом остановил ее Мэтт. — Я понимаю, о чем ты думаешь.

— Да? Сомневаюсь.

Как он может знать? У них нет ничего общего, и вряд ли они любят друг друга. Или любят? Он вообще может любить?

Безумные мысли роились в голове девушки.

Она и сама не была уверена в существовании любви, а уж тем более любви до гроба. Наверное, в связи с изменением гормонального фона она очень, гм… восприимчива.

Неужели невозможно взаимное чувство? Преданность? Верность?

Брук терзалась сомнениями. Ей приходилось видеть только неразделенные чувства и неудачные браки, разбивавшие сердца и калечившие судьбы людей. С ней этого не должно произойти.

— Ну, чего ты от меня ждешь?

— Извини? — Она отпрянула, обиженная резкостью его тона.

— Я знаю, ты злишься. А что я мог сделать? Разбить бабушке сердце? Снова уложить ее на больничную койку? Или еще хуже?

— Нет, конечно. — Брук прекрасно понимала, почему Мэтт отказался разыграть ссору, запланированную на сегодняшний вечер. Но что-то не давало покоя, подсказывая: у Мэтта могли быть известные ему одному причины не выполнять условий соглашения. — А тебе никогда не приходило в голову, что Элиза сама периодически разыгрывает спектакли?

— Ты что! У нее сердечная недостаточность.

Врачи говорят, волнения ей абсолютно противопоказаны.

— И что ты будешь делать? Женишься на мне? Потому что твоей бабушке противопоказаны волнения?

Пойми, мы живем в реальном мире! Оградить человека от потрясений практически невозможно!

— Но… — Мэтт засунул руки в карманы, — мы же можем делать это медленнее?

— Куда медленнее? Свадьба назначена на следующую неделю! Если так дело пойдет, нам придется поссориться во время медового месяца. К тому же, что за околесицу ты нес о моей несговорчивости? Я нормальный человек, и если нужно уступить — уступлю!

Уголок его рта подозрительно дернулся, обратив на себя внимание Брук и напомнив ей, какими нежными и чувственными могут быть губы этого мужчины.

— Я полагаю, нам остается поссориться прямо во время церемонии.

— Каким образом?

— Когда спросят, есть ли у кого возражения против нашего брака, выйдет девушка и скажет, что она влюблена в тебя и ждет ребенка.

— Гениально! Газетчикам будет о чем писать еще лет десять! Ладно, не беспокойся, я сам все устрою.

— Как?

— Я же мастер импровизации. Тебе понравилась сегодняшняя?

— Она была просто отвратительна!

— Это ты так думаешь, — ободрил Мэтт и, развернувшись на каблуках, пошел вдоль берега.

Лунный свет отражался в темных водах реки.

Беспросветная тьма очень точно передавала его внутренне состояние. Но ведь Брук не могла оставить последнее слово за ним! Она бросилась вдогонку и, конечно, отдавила Мэтту его многострадальную ногу, которую пинала в течение целого вечера.

— Так что?

— Ты понимаешь? Люди, которые тебя любят, переживают за наши отношения!

— Понимаю, — с горечью сказала Брук. О, она понимала гораздо больше.

Ее очень трогала забота Фелиции, и девушка понимала, что расшибется в лепешку, лишь бы доставить матери удовольствие. Доказывая собственную самостоятельность и отвергая помощь единственно близкого человека, Брук забывала, что Фелиция любит ее. Да, в чем-то мать эгоистка, навязывающая собственные представления о жизни, но узы, связывающие мать с ребенком, неразрывны.

Об этом нельзя забывать.

Когда они с Мэттом объявят о расторжении помолвки, он вычеркнет ее из своей жизни. Вне всякого сомнения. И в глазах матери она будет виновницей разрыва. Отношения могут испортиться.

Брук чувствовала себя выжатой, как лимон. В голове стучала только одна мысль: «Придется выйти замуж за Мэтта». В противном случае она поссорится с матерью. И угораздило же ее стать жертвой собственного спектакля…

Отправляясь с утра в приют, Брук раздумывала о тяготах мирской жизни. Мэтт заполнил ее целиком, и пет теперь места па земле, которое не напоминало бы о нем. Ох, не появлялся бы он сегодня в приюте, дал бы ей время прийти в себя.

Въезжая на стоянку, Брук вся извертелась, но его спортивного автомобиля так и не увидела. Но странное дело, вместо того чтобы испытать душевный подъем, она почувствовала горечь разочарования. Не осталось ни злости, ни обиды. Только отчаяние…

Что скрывать, ей очень правится Мэтт. Пожалуй, можно сказать, она его чуть-чуть любит. Ой, ну ладно, влюблена по уши. И это совсем не радует, потому что вряд ли Мэтт сможет ответить на ее бескорыстное чувство. Он сотни раз говорил, что не хочет жениться, а уж тем более влюбляться.

Мэтт не верит в любовь (так же как не верила она).

Много лет назад Брук поклялась, что не позволит разбить себе сердце. Не хотела быть похожей на отца, для которого разрыв с женщиной оказался сильнейшим ударом. Но что такое подобные обещания? Пустой звук, не более. Она уже больна любовью и знает, что в день, когда они с Мэттом расстанутся, ее сердце разорвется.

Вздохнув, она переложила портфель в левую руку и потянула на себя дверь. Было подозрительно тихо: ни звук телевизоров, ни детский смех, ни возня малышей не доносились до ее слуха. Только гудели кондиционеры. Неужели что-то случилось?

Не успев испугаться, Брук увидела Джеффри.

Он сидел на столе, болтая ногами и покачивая как всегда взъерошенной головой. Но, обратила внимание девушка, он расправил плечи и поднял голову.

В глазах был живой блеск.

— Привет, Джеффри! А где все?

Мальчик в ответ слегка пожал плечами.

— Пойдем заниматься?

Вместо ответа он соскользнул со стола. Хоть Джеффри и не говорил, но, без сомнения, был настроен куда более дружелюбно, чем обычно. Как же Брук хотелось, чтобы пришел Мэтт!

— Ты выглядишь взволнованным, — заметила она, подходя ближе к мальчику. — Сегодня случилось что-то особенное?

Еще одно пожатие плечами.

— Миссис Моррис сказала, что тебя должны навестить в пятницу. Ты поэтому так волнуешься?

На этот раз Джеффри как-то иначе пожал плечами. Присмотревшись, Брук увидела, как его обычно плотно сжатые губы дрогнули и расползаются в улыбке. Мальчику просто нужна семья, меланхолично подумала Брук. В этом его сложно упрекнуть. Дай бог!

— А почему мы бы нам не заняться головоломкой, — предложила Брук, распахивая дверь в комнату. — Кстати, ты можешь называть меня…

— Сюрприз! — прокричали десятки голосов.

Девушка увидела радостно визжащих детей — ее бывших и нынешних пациентов и смущенных воспитателей, хлопающих в ладоши с отменным усердием.

— Что это? — спросила она, заикаясь.

— Вечеринка, — подсказал недогадливому психологу Джеффри.

— А ты конечно, все знал?

Мальчик кивнул. И улыбнулся, как не улыбался с момента своего появления в приюте. Брук от избытка чувств была готова заплакать.

Затем она увидела Мэтта. Он стоял возле стены вместе с бабушкой, Фелицией и Пегги. Мэтт медленно приблизился к Брук, у которой сердце начало стучать, как у колибри — 600 ударов в минуту.