– Дорогая, скажи Мэри, чтобы та собирала вещи, завтра поутру мы выезжаем в Лондон.
Она кивнула и поспешила дальше. Кэтрин становилась все более и более нетерпеливой.
Спальня была хорошо протоплена, свечи зажжены, все было готово к ее возвращению. Занавеси над постелью были отдернуты, и на кровати была постелена чистая пеленка для ребенка. Мэри знала, что Женевьева кормит лежа. Она начала уже расстегивать лиф платья, направляясь к кровати, но внезапно остановилась, заметив сквозь оконное стекло странное движение какого-то светлого пятна на опушке леса.
Женевьева нахмурилась, подошла к самому окну и, вглядевшись, увидела двух мужчин, освещенных фонарем. Они остановились среди деревьев и о чем-то оживленно беседовали. Затем один из них что-то протянул другому, очевидно какие-то документы, а второй взял их и отдал взамен мешок, скорее всего – кошелек с деньгами. Она прижалась к стеклу носом. В это время рассерженная Кэтрин издала гневный вопль, и Женевьева, не отрывая взгляда от окна, сунула ей в рот грудь.
Внезапно она замерла: ей показалось, что в одном из этих людей она узнала сэра Гая. Из-за разделявшего их расстояния нельзя было разглядеть его лица, но ей были знакомы эти движения, эта походка, то, как он вспрыгнул на коня… Этот конь, несомненно, принадлежал раньше ее отцу. Когда-то давно сэр Гай выехал на нем из Эденби, чтобы принять участие в сражении при Босуорте.
Да, это тот самый конь, Женевьева узнала его по одной белой ноге, тогда как весь он был гнедой масти.
Она хотела закричать, но крик застрял в ее горле. Что здесь делает сэр Гай? У нее возникло острое желание рассказать обо всем мужу, и в то же время она прекрасно понимала, к каким последствиям это может привести. Тристан ненавидит Гая и воспользуется любым поводом, чтобы уничтожить его.
Женевьева закусила губу. Она была обязана Гаю за его заботу и верность, и не могла ничего сказать Тристану. Ей надо самой встретиться с ним и спросить, что происходит. Наконец, она легла на кровать вместе с Кэтрин. Спустя несколько минут ребенок уснул, и Женевьева перенесла ее в колыбель. И, едва успела это сделать, в комнату вошел Тристан.
Так ничего ему не сказав, забыла обо всем на свете, как только очутилась в его объятиях.
Они вернулись в Лондон, и в первый же вечер у Женевьевы появилась возможность повидать сэра Гая. Король пригласил Тристана к себе для встречи с мэром. Женевьева была у себя в спальне, здесь же Энни играла со своей маленькой кузиной, которую успела полюбить. Энни сказала Женевьеве, что мама говорила ей – маленькая Кэтрин – подарок Тристана.
– Можно, – просила девочка, – я попрошу Тристана, чтобы он подарил ребенка и Эдвине. – Женевьева рассмеялась и предложила Энни, чтобы та обратилась с этой просьбой к Джону.
Вошла Мэри и забрала девочку к ее матери. Женевьева стояла у колыбели и тихонько напевала что-то дочери, когда дверь внезапно широко распахнулась. Она обернулась с улыбкой, так как была уверена, что это вернулся Тристан, но в дверях стоял… Гай. Он быстро оглянулся назад в коридор и закрыл за собой дверь.
– Женевьева!
– Гай, я хочу поговорить с тобой, я хочу…
– Женевьева!
Он подошел к ней и стиснул ее в объятиях, запустив свои пальцы в ее роскошные волосы. Она пыталась оттолкнуть его, отчаянно боясь, что кто-нибудь войдет. Как он попал сюда? И вдруг Женевьева поняла: Тристан больше не держал охрану у ее дверей.
– Гай, прекрати! Если мой муж застанет тебя здесь, то немедленно убьет!
– Он не придет, сейчас он у короля, кроме того, у меня есть люди, которые предупредят о его приближении. Поверь, любовь моя, я ни за что на свете не позволю себе сейчас допустить такую оплошность и, таким образом уничтожить весь мой тяжкий труд. Женевьева, скоро, очень скоро я разрушу все препятствия.
– Гай, перестань, пожалуйста!
– Наконец мы будем вместе!
– Гай, прошу тебя, оставь свои безумные планы. Это наш ребенок, мой и Тристана и, теперь все, что было прежде, надо забыть. Ты должен мне сказать…
– Разве ты не видишь, любовь моя? – он печально улыбнулся, тряхнув головой. И Женевьеве вспомнилось, как они с Гаем и Акселем ехали на охоту и смеялись, как хорошо им было вместе, какими юными и беззаботными они были.
– Ну и что, что ты замужем за ним, – продолжал Гай, – когда он умрет, это не будет иметь никакого значения! Когда эта гордая голова скатится с плеч, он больше не будет стоять между нами!
От охватившего ее ужаса, Женевьева отшатнулась:
– Тристан! Его голова скатится с плеч? Да никогда! Гай, что ты задумал? Скажи мне, я видела тебя, ты был в Бэдфорд Хит, что ты…
Он рассмеялся и лукаво посмотрел на нее:
– Документы, Женевьева! Господи, благослови этих братоубийц Плантагенетов! Все время одни Эдуарды, Ричарды и Генрихи. Боже правый, они же носили одинаковые имена в течении нескольких поколений!
– О чем ты говоришь, Гай?
Молодой человек присел на кровать и таинственно произнес:
– Письма, Женевьева, тайная переписка, – Он снова самодовольно рассмеялся: – Было очень просто внедрить моего шпиона. Да, он и в самом деле большой умница. Его брат был убит в тот день, когда Тристан отомстил за нападение на Бэдфорд Хит, и этот человек с удовольствием взял мои деньги и превратил их в «привидения» Бэдфорд Хит. Он работал на кухне, для него не было недоступных мест в замке, и потому легко было разыскать переписку с полудюжиной Плантагенетов! Все письма адресованы графу Бэдфорд Хит и подписаны графом Варвиком и другими. Неужели ты не понимаешь, Женевьева? Эти письма были написаны давно, когда королем был Эдуард, но теперь они могут рассматриваться, как доказательства того, что граф де ла Тер замышляет мятеж против нашего короля Генриха. Ты станешь свободной, и Генрих отдаст мне Эденби и тебя.
Он вскочил на ноги и обхватил ее с такой радостью, что совершенно ошарашенная Женевьева, почти не сопротивлялась.
– Гай, погоди! Слушай меня внимательно! Ты не можешь этого сделать, это безумие! – Женевьеву бросило в дрожь. Она знала, что Генрих считает Тристана де ла Тера одним из самых верных своих приверженцев. Кровь застыла в ее жилах. Она должна остановить Гая. Она знала, что Генрих любит Тристана, но она также знала, что король в последнее время стал очень подозрительным. Он не любил кровопролитий, но когда его вынуждали к этому, то становился безжалостным. И если он узнает, что де ла Тер, тот, кому он доверял больше всего, замышляет что-то против него, то пощады ему не будет.
– Женевьева, я люблю тебя. Я всегда любил только тебя! И буду любить тебя вечно. Я хотел тебя всю свою жизнь и теперь добьюсь своего, чего бы мне это ни стоило! Ты будешь моей! Твоя честь будет восстановлена, и я буду боготворить тебя, несмотря на то, что ты осквернена прикосновениями этого негодяя!
– Гай! – Женевьева с ужасом и страхом смотрела на него. Она не знала, сошел ли он с ума, или все это просто от избытка чувств, – Гай, я не хочу, чтобы это безумие продолжалось дальше. Слушай меня, Гай! Ты для меня близкий, очень близкий друг, я не хочу ранить тебя, мне очень жаль, что ты любишь меня, но я не могу ответить тебе взаимностью. Разве ты не видишь, Гай, я его жена теперь и, я люблю его и хочу только чтобы…
– Женевьева, Женевьева! – он посмотрел на нее со снисходительной усмешкой, с какой смотрят на несмышленого ребенка, – я знаю, что ты боишься. Клянусь, что все будет хорошо, я позабочусь обо всем! Я не могу обвинять тебя, любовь моя!
– Нет, Гай…
Он прижался к ее губам, и Женевьева закричала. Она попыталась освободиться, но Гай неожиданно отпустил ее и бросился к дверям.
– Скоро, любимая, очень скоро, – пообещал он с порога.
– Гай…
Дверь за ним закрылась. Женевьева выбежала в коридор, но его нигде не было видно. Послышался плач Кэтрин, и Женевьева вернулась в спальню, взяв девочку на руки, стала ее укачивать. Она так сильно нервничала, что ее состояние каким-то образом передалось дочери, и та никак не могла успокоиться. Женевьева попыталась успокоиться, ей это удалось и, наконец, Кэтрин снова уснула, а потрясенная женщина, уложив дочь в колыбель, начала мерить комнату шагами. Вспоминая все, что ей наговорил Гай, она обдумывала сложившуюся обстановку: «Что же делать, что ей предпринять? Сказать Тристану? Но Гай может умереть, и тогда его смерть ляжет тяжким бременем на ее душу. Ничего не делать? Ждать, пока Гай предъявит эти письма и надеяться, что король доверяет Тристану? Ну, а что, если Генрих заключит Тристана в Тауэр? У ее мужа есть враги, как и у любого могущественного человека. И возможно эти враги напомнят королю, что когда-то Тристан был ярым йоркистом!»