И, как Мэгги прочла в одном из проспектов, Старгис являлся «красивым процветающим городом, расположенным на прекрасной равнине у восточной границы Черных Холмов, почти у подножия Медвежьей горы — места, где впервые заколыхался на ветру звездно-полосатый флаг, дорогой сердцу каждого американца».

Когда они добрались до предместий, тяжкий вздох вырвался из груди Мэгги. А она-то надеялась на тишину и безмолвие маленького городка. Так оно и было раньше в те немногие разы, когда Мэгги случалось посетить Старгис. Но у нее совсем вылетело из головы, что сейчас, как обычно в августе, проводится ежегодная спортивная неделя, когда в Старгис стекается свыше восьмидесяти тысяч зрителей и участников, которых ждут показательные мотогонки и ралли на Черных Холмах. То была неделя всемирно известных состязаний — грандиознейшее мотошоу.

И надо же им было попасть сюда именно теперь! В прошлом году состоялись пятнадцатые гонки, и Вероника рассказывала, что больше двухсот тысяч человек прибыли в город для празднования этого юбилея.

Слава Богу, в этом году народу съехалось меньше, но ей казалось все-таки, что на улицах ужасно многолюдно. Мужчины и женщины — по виду ухе давно бабушки и дедушки — носились по главной улице на «хондах»; длинноволосые хиппи в черных кожаных куртках околачивались возле уличных тумб; несколько юнцов с немыслимо голубого цвета волосами гоняли на огромных «харлеях»; джентльмен в деловом «с иголочки» костюме восседал на большом красно-бело-голубом «судзуки». Среди приезжих она то там, то тут угадывала старожилов, одетых в клетчатые рубашки и голубые джинсы.

Ястреб с любопытством взирал на пеструю толпу. Грустные раздумья о судьбе народа Лакоты на миг покинули его. Ему приходилось в свое время видеть нескольких бледнолицых, но ни один не был тогда одет так, как эти. Мелькали девушки в мини-юбках, в купальниках, открытых майках и тугих кожаных шортах. Некоторые были в сапогах, другие — босиком. Он обратил внимание: мужчины были кто в цветных рубашках и шортах, кто — в шортах без рубашек, обнаженные до пояса, кто — в костюмах и галстуках, кто — в туго обтягивающих джинсах и кожаных куртках…

Он повернулся к Мэгги и, подняв бровь, заметил:

— Вряд ли кто-нибудь заметил бы, во что я одет.

— Полагаю, ты прав. Просто сумасшедший дом. Не знаю даже, сможем ли мы где-нибудь припарковаться.

Ястреб кружил по городу с любопытством, опираясь по сторонам. Дома были в основном старые — деревянные, хотя встречались и современные строения. Мэгги выглядывала из окна, не переставая изумляться столпотворениям у киосков «Макдональдс» и «Пицца Хат».

Когда они миновали очередной перекресток, она заметила дом с вывеской «Покер Алисы». Тут проживала Табс — некоронованная повелительница общества женщин-игроков Старого Запада.

Алиса родилась в Англии, но закончила женскую школу в Соединенных Штатах. Позднее она вышла замуж за инженера-горняка по имени Дафилд, и они переехали в Колорадо, где муж и его приятели научили ее игре в покер. Алиса оказалась весьма способной к этому занятию и, когда муж погиб при взрыве в шахте занялась игорным бизнесом в целях заработка, следуя за золотоискателями от Лидвилла к Дэдвуду. Когда дело в Дэдвуде пошло на спад, Алиса переехала в Старгис, где и вырастила трех мальчиков и трех девочек.

Мэгги подумала, что эта женщина прожила бурную, полную событий жизнь, и решила как-нибудь на днях навестить ее. «Покер Алисы» может послужить прекрасным материалом для будущей книги.

Ястреб вел машину по Лазел-стрит. Вскоре они поравнялись с супермаркетом, где Мэгги решила купить все необходимое. Им пришлось объехать вокруг трижды, прежде чем удалось найти место для парковки. Мэгги затаила дыхание, когда он пытался поставить машину между «тойотой» и «доджем». Маневр удался, и Ястреб улыбнулся Мэгги. Он выпрыгнул из машины, чтобы достать из кузова кресло Мэгги. В таком столпотворении, подумала Мэгги, злосчастное кресло оказалось спасением: пропуская калеку, толпа расступалась, подобно водам океана перед лайнером. В магазине они двигались по проходу, выбирая нужные продукты, и Черный Ястреб чувствовал себя на редкость глупо, толкая перед собой корзину для покупок.

Это вызвало у Мэгги невольную улыбку.

— Нравится тебе это или нет, но у тебя есть кое-что общее с белыми мужчинами, — заметила она. — Дело в том, что большинство из них терпеть не может ходить по магазинам.

Ястреб осторожно изучал консервы, которые снимал с полок, внимательно рассматривал картинки и хмурился, не в силах разобрать надписи. Ему пришло в голову, что, пожалуй, надо попросить Мэгги научить его читать и писать. Это могло бы пригодиться его соплеменникам.

Возле мясного прилавка его внимание привлекли аккуратные упаковки. Он тщетно пытался представить, сколько же таких пакетов получится из туши бизона. Как же легко жить бледнолицым. Ведь индейцам надо было выследить бизона, убить его, снять шкуру, разделать тушу и, кроме того, доставить мясо в лагерь. А бледнолицым достаточно прийти в магазин, где мясо лежит в готовых упаковках. Нужно только привезти его домой и приготовить. Ястребу вдруг пришло в голову, как понравилось бы это его матери, Виноне.

Его мать… Конечно, она думает, что сын погиб в битве, как и Волчье Сердце. Он гадал, что сталось с нею. Пошла ли она жить к своему двоюродному брату и его жене, заботятся ли о ней, сыта ли она?

Ястреб с горечью в душе смотрел на горы разноцветных консервных банок, думая о бесконечных зимах, когда маленькие дети в лагере плачут от голода, когда старики отказываются от пищи в пользу молодых. А у бледнолицых еды больше чем достаточно.

— Ястреб?

Он перевел взгляд на Мэгги: она настороженно смотрела на него.

— Все в порядке? — спросила она.

— Да, я просто думал о матери.

— Я думаю, что она тоскует о тебе. Он наклонил голову:

— Я тоже тоскую о ней.

Мэгги понимающе кивнула. Ее радужное настроение омрачилось мыслью, что вскоре он исчезнет. В голове Мэгги просто не укладывалось, как она станет жить, когда он уйдет. Она не хотела этому верить.

Кроме консервов и мяса, они купили свежие фрукты и овощи, молоко и мороженое, туалетную бумагу («еще одно изобретение бледнолицых»-усмехнувшись, подумал Ястреб). Еще они взяли душистое мыло, зубную пасту и, наконец, с полной корзиной направились к кассе. Ястреб обратил внимание на штриховые коды, в который раз удивляясь изобретательности бледнолицых.

Заплатив за покупки, они выбрались из магазина и в толпе покупателей направились по пешеходной дорожке. До Мэгги доносились обрывки разговоров и довольно неприятные реплики относительно прирученных индейцев и белых скво. Она грустно покачала головой. Трудно поверить, что расовые предрассудки так живучи среди людей.

Мэгги исподволь взглянула на Ястреба и убедилась, что он больно задет услышанным.

Лицо индейца помрачнело, челюсти были крепко сжаты. Она заметила, как его рука судорожно сжала ручку корзины с покупками, когда широкоплечий блондин-гонщик, одетый в кожаную куртку, указал дружку пальцем на них с Ястребом.

— Вот чертовы краснокожие, — презрительно бросил гонщик, — почему они не сидят в своих резервациях, там, где их место?

Ястреб готов был драться. Она видела, как напряглось его тело, как побелели костяшки пальцев, все еще сжимавших ручку корзины.

Она потянулась к нему, схватив за руку:

— Не надо, Ястреб. Прошу тебя. Он посмотрел на нее. Глаза индейца были полны ярости.

— Пожалуйста, — снова сказала она, — это ничего не решит.

Наконец, они добрались до своей машины. Ястреб легко поднял Мэгги с кресла и усадил в грузовик. Потом погрузил покупки и кресло в кузов и сел за руль.

У Мэгги словно камень упал с души. Она была так рада, что они уезжают, и от всего сердца надеялась, что Вероника вскоре сможет вернуться к своим обязанностям. Тогда им больше не понадобится ездить сюда, и все эти неприятные впечатления забудутся.

Они покинули город, и все плохое, казалось, осталось позади.

Глава 20

Добравшись до ранчо, Ястреб помог Мэгги выгрузиться, отнес в дом покупки. Его сознание тем временем сопоставляло все сказанное Мэггй о судьбе Лакоты с тем, что ему довелось сегодня увидеть. Припомнил он и насмешливые слова наглого бледнолицего, одетого в черную кожаную куртку.

Индеец сидел на кухне у стола, обхватив голову руками. Ему хотелось закричать во всеуслышание, что несправедливо гноить его соплеменников в резервациях только потому, что они другие и поступают иначе, чем белые; оттого только, что у них другие жизненные ценности. Ему хотелось крикнуть Мэгги, что его народ достоин уважения, свободы. Ведь он всегда жил на свободе. Им вовсе не нужны машины, компьютеры, продовольственные магазины. Но что Мэгги! Разве в ее руках судьба индейцев? Что толку доказывать ей это! Разве так решишь проблему? Как бы он желал найти способ изменить будущее, сделать так, чтобы его народ научился жить бок о бок с бледнолицыми, не поступаясь своими древними законами, традициями, обычаями!