– Куда это только Стас твой смотрел?! – однажды не выдержала Светлана.

– Он всю жизнь на борьбу тратил. Ему некогда было мои достоинства оценивать.

Вороновы сейчас поддерживали ровные отношения, но, попадая в дом к Даше, Стас иной раз не выдерживал и возвращался в прошлое. Ему было не очень понятно, почему в этот малюсенький домик от него сбежала жена.

– Тебе только пальцем надо было пошевелить, – начинал он старый разговор.

Даша отмалчивалась, понимая, что переубедить в чем-то бывшего мужа невозможно. Слава богу, что хоть не скандалит.

Иногда вечером они гуляли по деревне, и, проходя мимо дома Светланы, где горел свет допоздна, Даша предлагала подруге:

– Хочешь, зайдем, посмотрим, что у них там получается.

– Нет, не хочу, пусть все уж сделают, тогда и посмотрим. Да и смущать людей не хочется.

На самом деле Никольская совсем не жаждала увидеть дизайнера в компании с его Леночкой. Она хотела порасспросить Дашу о дизайнере. Но, боясь показаться смешной, не делала этого. Впрочем, терпеть долго не пришлось. Однажды, так же гуляя, они увидели, как подъехала машина, остановилась у дома Светланы, и из нее вышел Игорь. Он заметил их, подошел, поздоровался и предложил:

– Пойдемте посмотрим, что мы уже успели сделать.

Светлана отказалась, сославшись на то, что завтра рано вставать.

Однако в этот вечер Даша сама завела разговор о дизайнере. Устроившись удобно в маленькой гостиной с бокалами вина и печеньем, Даша и рассказала то, что слышала от своей подруги, родной сестры Игоря Давыдова.

Оказалось, что Игорь вырос в военной семье. Отец его, прежде чем занять высокий пост в Генштабе, поездил по самым отдаленным гарнизонам. Мать, как настоящая жена офицера, всюду следовала за мужем. В семье царило единоначалие – муж и отец был богом и судьей в одном лице. Все домашние дела вершились только под командованием грозного Николая Петровича. Решение же отдать маленького Игоря в Суворовское училище было и вовсе приказом. Как ни уговаривала Марина Александровна мужа изменить свое решение, все было напрасно. В назначенный час Игорь прибыл по месту назначения, был облачен в соответствующую форму и приступил к занятиям. К этому моменту мальчик уже знал, что воля отца – закон. Игоря лишь обидел тот факт, что провожать в училище его поехала мать, а отец остался на Черном море отдыхать в санатории.

– Папа неважно себя чувствует, – пыталась Марина Александровна исправить ситуацию.

Игорь слушал, а сам вспоминал, как шумно отдыхал отец со своими военными друзьями в санатории. Мать же с Игорем в это время жили в частном секторе, в хлипкой пристройке в одну комнатку, которая служила и спальней, и кухней. С отцом они встречались только на пляже. В громадный, с колоннами и массивными скульптурами, сталинской архитектуры санаторий они могли приходить только один раз в неделю.

– У меня режим, да и посторонним туда нельзя, – объяснял командным тоном отец.

Учился Игорь хорошо, да и с поведением у него проблем не было. Мать его навещала часто, отец – нет. Из разговоров с матерью он вдруг понял, что отец хотел бы видеть его военным.

– Нет, мама, я не буду военным. И этот вопрос решенный. Ты можешь сама отцу рассказать, а можешь подождать, когда я приеду после окончания училища.

Тут мать рассказала, что они все переезжают в Москву: уже получена квартира, и теперь они будут все вместе.

– Вот и отлично, тогда я сам все отцу и скажу.

Когда Игорь объявил отцу, что хочет поступать в художественное училище, Николай Петрович разбил большую хрустальную пепельницу, стоящую на журнальном столике. Игорь не испугался. Выслушав крики отца, он спокойно сказал, что это вопрос решенный и чужое мнение его абсолютно не беспокоит. Слово «чужое» задело отца. Но Игорь на это и рассчитывал, ему очень хотелось вслух припомнить все детские обиды – и то, что отец никогда не навещал его в училище, и то, что заставлял плакать мать, и что музыкой и рисованием они с матерью должны были заниматься только в отсутствие отца. Марина Александровна во время этого разговора плакала, запершись в спальне.

– Прежде чем своими бабьими глупостями заниматься будешь, отслужишь в армии, – это был последний аргумент Николая Петровича.

– Не отслужу. Во-первых, я поступлю в институт. А во-вторых, – тут Игорь достал какие-то бумаги, – у меня обнаружили порок сердца. Если тебя это, конечно, интересует, отец.

Марина Александровна, заохав, выскочила из комнаты. Николай Петрович недоверчиво посмотрел медицинские выписки.

К сожалению, скандалы на этом не закончились. Однажды Николай Петрович, вернувшись после встречи с однополчанами, опять завел разговор о том, что «все эти художества – не мужское занятие» и «военная карьера – это семейная традиция». Игорь сначала пытался не отвечать, но слово за слово, и спор разгорелся с новой силой. В гневе отец собрал все эскизы, лежащие на столе сына, открыл окно и выбросил это все на свежевыпавший снег. Прохожие с удивлением рассматривали рисунки, разлетевшиеся по улице Крылатские Холмы. С этого момента Игорь не сказал отцу ни слова. Они не разговаривали почти три года. Бедная Марина Александровна металась между мужем и сыном, теряя здоровье и сон. Однажды Игорю позвонили и попросили срочно приехать в аэропорт «Домодедово».

– Он просил приехать только вас. Постарайтесь как можно быстрее, времени очень мало, – сказал незнакомый мужской голос.

В медпункте Игорь увидел лежащего на носилках отца с серым лицом. Николай Петрович умер на руках сына.

Марина Александровна прожила после этого недолго. Игорь с сестрой остались вдвоем. Игорь окончил художественный институт, организовал свое дело, взяв в помощницу Лену.

– Леночка, эта симпатичная девочка, его родная сестра, – закончила свой рассказ Даша.

– Да ты что?! Они вроде и не похожи, – обрадовалась Светлана.

– Ну, немного сходства есть. А разница – в характерах. Сестра – целеустремленная, жесткая. Игорь мягче.

Даша не ошибалась. В этой родственной паре ведущей была Лена. Идея открыть дизайнерское агентство, которое бы занималось интерьерами, принадлежала Игорю. Но, как это часто бывает, свою идею он холил и лелеял, но ничего для этого не делал. Игорь изучал зарубежные журналы, направления и стили домашнего убранства, но необходимость написать какие-то бумаги, отправить их в соответствующие учреждения, кого-то брать на работу – все эти организационные дела вызывали у него приступ головной боли и раздражения.

– Ленка, ты бы сама все сделала.

Сестра ворчала, пыталась его убедить, что это запросто и у него самого получится, но потом махнула рукой и за месяц решила все организационные проблемы.

В то время, когда частное строительство приобрело невиданный размах, открытие такого агентства было невероятно предусмотрительным шагом. Понятие «евроремонт» – банальная прямоугольная плитка, турецкие розетки, турецкая сантехника – подразумевало примерно такое же качество и убранство – гобеленовые диваны, тюль с золотой ниткой, гобеленовые подушки и ламинированные черные матовые мебельные плоскости. Все московские квартиры и первые подмосковные дома выглядели одинаково пошло. Впрочем, обитателей винить было сложно – никто особенно премудростям дизайна не учил. Покупали все, что появлялось в магазинах и что можно было привезти из командировок. Лена подошла к решению проблем потенциальных клиентов творчески. Она сама при помощи друга-художника заказала большие объемные макеты комнат, которые оформляла почти игрушечными предметами. Это ей пришлось сделать, после того как один из первых клиентов нового агентства, бывший почетный оленевод, разбогатевший на продаже меховых шкур, заметил:

– Девушка, в вашем компьютере все очень красиво, но мне надо, чтобы я увидел свою комнату.

Лена смастерила «кукольный дом», и клиент растаял от удовольствия. Это был их первый успешно выполненный заказ.

В общем, бизнес, еще не получивший широкого распространения в стране, при правильном подходе сулил неплохую прибыль. В задачи дизайнера входила не только разработка общей концепции интерьера, но и заполнение пространства всевозможной мебелью. Лена, окинув критическим глазом московские магазины, обратила свои взоры на Восток и Запад. Из коротких поездок привозила антикварные и винтажные мелочи, забавные фигурки, ткани, светильники. Она старалась покупать вещи не серийные, а те, которые и в этих-то местах не очень часто встречались.