Марат нервничал. Как только я вышла из очередного кабинета - одна, без Оксаны - он подлетел ко мне и излишне сильно дернул за руку. Хрустнула кость.

   - Долго еще?

   - А я е**?

   И снова подзатыльник.

   - Мы на людях.

   - Откуда я знаю? - поспешила исправить. - Спроси у нее.

   - Черт, - прошипел Марат и посмотрел на часы. - Я не думал, что так долго.

   Вышла Оксана, и чечен к ней подлетел, что-то начиная втолковывать. Она со страхом на меня посмотрела, неуверенно очень и замялась. Наконец, Марат с ней договорился, поцеловал ее и ураганом сорвался с места.

   - Пойдем.

   Она боялась меня касаться, в смысле, напрямую - кожа к коже. Поэтому лишь поманила за собой.

   - Куда?

   - Кровь из вены сдать надо.

   - А Марат?

   - Он скоро приедет, - ее напускная бравада меня так развеселила, что я безропотно пошла вместе с ней.

   Через полчаса попросилась в туалет. Оксана растерялась сначала, потом покраснела и оглянулась по сторонам, будто я замыслила какое-то преступление.

   - Ну я не знаю.

   - Я быстро, - не врала.

   Дело двух минут.

   - Ладно, - поколебавшись, разрешила она. - Только не задерживайся.

   Она даже не пошла за мной - осталась стоять у стены. Дура. Марат бы на поводке держал. Не зря она мне неинтересна.

   Дело действительно двух минут. Мы на первом этаже. На всякий случай, щелкнула шпингалетом, запирая дверь, и начала сражаться с окном. Оказалось сложно - на зиму его утеплили, и клей, бумага и вата здорово мешали. С сухим треском одна ставень слегка распахнулась. Я загнала себе под кожу несколько заноз, но это не страшно. Потом выковырну.

   Кошелек Оксаны приятно грел карман. Мне достаточно было просто постоять рядом минуту - она ничего не заметила. Стояла, улыбалась и все профукала.

   В дверь, удерживаемую только шпингалетом, сильно застучали. Очень настойчиво. Когда я не открыла, звеневший от ярости голос Марата наполнил мои уши.

   - Открывай, - я не отозвалась. В здании тьма этажей. Я могла быть на любом. Дверь снова дернули. - Открывай, тварь!

   Скрываться больше нет смысла. Со всей силы дернула раму, и та наконец-то распахнулась достаточно, чтобы я могла пролезть. У Марата не осталось никаких сомнений. Бешено взревев, он просто выломал дверь. Просто выломал, и та повисла на нижней петле.

   Я запрыгнула на подоконник и уже наполовину высунулась в окно. Справа от меня швабра ударилась об стену, чудом не попав мне в голову. Марат дернул меня за слегка отросшие пряди, и я соскользнула с подоконника, обо что-то ударяясь, ударяясь и ударяясь. Чурка крепко держал меня за отросшие волосы, мотая из стороны в сторону.

   - Я предупреждал тебя?! Предупреждал?! Не смей мне врать! - шипел он мне в лицо. - Никогда! Не смей! Врать!

   - Ты знал, что я убегу.

   - Чего тебе не хватает?! А?! Мне тебя сторожить нужно? Не отходя ни на шаг?!

   Он был не в состоянии разговаривать. А за дверью его ждала Оксана, для которой он должен был быть идеальным. Марат потянулся к шее и уже знакомым жестом меня вырубил. Очнулась я уже дома. Как только я открыла глаза, рядом нарисовался он. Спокойный, уже не орет, но ярость плещется прямо под кожей.

   - Ты своровала у Ксюши кошелек.

   - Да, - горло болело.

   - Прелестно, - его лицо казалось каменным. Но он попробовал улыбнуться. Лучше бы не пробовал.

   - Ты отдал?

   - Да.

   Жалко.

   - Ясно.

   - Ты мне обещала, - сдерживая ярость, прочеканил Марат.

   - Я ей ничего не сделала, - равнодушно отмахнулась.

   - Ты мне обещала, твою мать! - волна злости прошлась по комнате, ударяя в меня. Он ко мне бросился и затряс, больно впиваясь пальцами в плечи. - Сучка!

   - Я говорила, что убегу!

   - Молчать!

   - Не трожь меня!

   - Заткнись! - отшвырнул на постель, так что я подпрыгнула на упругой перине. Не ушел, навис надо мной, заставляя вжаться в подушку. - Рот закрой, пока я тебя не е***л.

   Марат вернулся через пару минут. От него пахло сигаретами и еще большей злостью.

   - Я убью тебя, если еще раз мне соврешь, - тщательно выговаривая слова, сказал Марат. И я ему поверила. Сразу. - В чем угодно.

   - Ты тоже врешь. Всем.

   Чечен замахнулся, когда я его перебила, но в последний момент сдержался. Глубоко вздохнул, закрыл глаза и снова повторил.

   - Если ты соврешь мне, хоть раз, я тебя убью. Ты поняла?

   Он не угрожал. Я имею в виду, вообще. Марат или предупреждал, или сразу делал. В его словах я не сомневалась. Правда, первый раз в жизни почувствовала страх. Особый, мне до сих пор неизвестный. Но очень сильный.

   - Да.

   - Отлично.

   Мы не разговаривали две недели.


   Глава 8.

   Марат не обиделся на меня. О, нет. Он был зол, как бешеная, истекающая пеной собака. Чечен перестал со мной разговаривать, совсем. Если раньше от него исходило хоть какое-то участие, которое не особо мне и нужно-то было, то сейчас он окатывал меня ледяным равнодушием.

   Из всего, что хорошего исходило от чурки в прошлом, не осталось ничего. Контроль только усилился, ограничения тоже. А я по-прежнему не хотела признавать свою вину.

   Я хотела получить свою свободу назад. Что в этом такого страшного? Я сразу чурку предупредила, что убегу, именно тогда, когда он не будет ждать. И в чем проблема? Но за это время я привыкла к общению и вниманию, которое мне давал Марат, пусть я в этом никогда не признаюсь. Я не признавалась в этом даже себе, но не ощущать дискомфорт и злость оттого, что что-то идет не так, как мне нужно, не могла.

   Чечен выгнал меня из той комнаты, в которой я спала до этого. Наверно, когда-то она была его спальней, но за несколько месяцев я в ней уже обосновалась и считала своей. Но однажды утром чурка встал, грубо сдернул меня с кровати, вместе с одеялом и простынью, и взашей вытолкнул в зал. Все его действия были нарочито грубыми, жестокими и равнодушными, но как раз это меня не расстраивало.

   Передо мной предстала ситуация, знакомая и нормальная, так что мне было известно, как себя вести и как выживать. Я старательно не привлекала к себе внимание чурки, все время сидела в углу и не лезла к нему. Совместные ужины тоже ушли в прошлое, и теперь Марат только высокомерно вываливал остатки еды на тарелку и шмякал ее передо мной, делая величайшее одолжение.

   В то время его легковерная дурочка, его Оксана, осталась единственным живым существом, которое со мной разговаривало и обо мне заботилось. И пусть ее жалостливое внимание меня раздражало, а иногда даже казалось, что от приторности сводит зубы, спустя какое-то время, оглядываясь назад, я была благодарна ей за то, что она оказывалась рядом.

   Ксюша, безусловно, обо всем догадалась. Только я до сих пор не знаю - рассказал ли Марат про украденный кошелек или нет. Но Оксана ни жестом, ни взглядом не выдала себя. Она была мила, приветлива и обходительна, уделяя мне внимание.

   Конечно, в первую очередь ей не терпелось узнать о том, как я жила. Причем жаждала она самых трагических и самых грязных подробностей. В голубых глазах отчетливо виднелось как и сочувствие, так и нехилая толика интереса, напоминающего тот, с которым приличные на вид люди роятся в грязном белье соседей, друзей и просто известных людей. Вроде бы мерзко, неприлично, но устоять невозможно, потому что любопытство, с эдаким душком, разрывает на части. Я не была ни первым, ни вторым, ни третьим, но для Оксаны представлялась другим, инопланетным существом, и она изо всех сил силилась меня понять.

   - А мама с папой у тебя были? - трогательно сложив руки на коленях, Оксана вглядывалась в мое лицо, и кончиками пальцев теребила подол своей юбки.

   - Они у всех есть. Конечно, были.

   - А что с ними стало?

   - Откуда я знаю? - резонно спросила я, заставив девушку непонимающе нахмурить гладкий лоб.

   - Ну как же...ты сказала, что они были.