Она уже умерла и для врагов, и для своего народа.

Обо всем этом она изумленно размышляла. Голая, грязная прижималась к холодной стене подвала и дрожала. Она уже не царица. И она могла делать все, что угодно. Больше никакой политики, советников и войн.

Но чего она хочет? Что станет делать, если уже мертва? В последнем утверждении она не сомневалась. Во всяком случае, египтяне лишились своей повелительницы.

У нее отобрали самое дорогое… кроме детей. Но она, мать, отыщет их. И еще у Клеопатры оставались враги. Внезапно в памяти что-то смутно забрезжило. Кажется, Октавиан стоял на коленях перед ее ложем и разглагольствовал, как будто она могла его простить. Признавался ей в совершенных грехах. Он послал Антонию лживую весть о ее самоубийстве. Заставил войска покинуть в бою ее мужа.

Ложь Октавиана стала всему виной.

И Клеопатра заставит его страдать — так же сильно, как по его милости мучилась она.

Когда она очутилась во дворце, там кипела лихорадочная деятельность. Слуги сновали по залам, тошнотворно пахло жарящимся мясом, люди возбужденно перешептывались. Постепенно суматоха улеглась. Октавиан покинул дворец незадолго до ее освобождения. По крайней мере, Клеопатра пришла к такому выводу, услышав пересуды рабов. Он взял с собой уйму солдат, телохранителей, латы, хворост, зажигательные снаряды и отправился в некрополь.[16] Похоже, решил устроить в городе небольшой «переполох».

Клеопатра тихо пробралась в просторную и почти безлюдную кухню. Наконец она отважилась обратиться с вопросом к древней старухе. Слепая карга, склонившись над тазом, очищала от кожуры вонючие корнеплоды.

— Где остальные? — спросила Клеопатра.

— Ты не из наших? — прошамкала старуха.

— Меня не было во дворце, — ответила та, стараясь придать кротости привычно царственному тону. Раньше подобных бесед ей вести не приходилось.

— Отправились поглазеть на казнь, — ответила служанка.

Клеопатре повезло. Но кого Октавиан хочет убить? Провинившегося солдата? Впрочем, такой расклад не слишком удивителен. Уничтожать своих доверенных сторонников вполне в его духе. Антоний являлся ему другом и учителем, и чем император ему отплатил?

Воевать-то больше не с кем. Александрия пала. Марк Антоний мертв, а она превратилась в неизвестно кого… И ей не терпелось взглянуть на лицо Октавиана, когда она вновь предстанет перед ним воочию. Рот Клеопатры моментально наполнился слюной. Голод. Когда она ела в последний раз? Наверное, сказывалось потрясение от того, что ее похоронили заживо. В памяти зияли черные провалы. В сознании вспыхивали какие-то алые проблески, но внятной картины не складывалось.

Отыскав на кухне нож, Клеопатра принялась кромсать волосы. Пряди полетели на пол, и она поежилась. В одной из них блеснула седина. Она гордилась своими чудесными волосами. Ее похоронили с замысловатой прической, которую соорудила Хармиана. Каждый узел имел особое значение. Теперь и это исчезло навсегда. Утрата огорчила царицу, хотя она радовалась своему теперешнему состоянию. «Ты свободна», — напомнила она себе.

Вскоре спутанная копна валялась на полу, а ее голова была замотана грязной ветошью. Она умылась грязной холодной водой и стерла с лица краску. Сейчас Клеопатра выглядела как рабыня. Ни один человек не узнает царицу Египта. Кроме того, ей следовало закутаться в какую-нибудь тряпку. День клонился к вечеру, но солнце пока не зашло за горизонт. Клеопатра не питала иллюзий относительно того, что окажется нечувствительной к лучам светила. Она завернула ларец с прахом Антония в кусок ткани и перекинула через плечо, как суму. Потом натянула балахон, кожаные сандалии и плащ из грубой ткани. Вещи она обнаружила в закутке у одного из поваров.

Накинула на голову покрывало, вышла в город и смешалась с толпой.

Ее враг должен присутствовать на казни. И она уже предвкушала его ужас.

18

Октавиан появился на помосте, где его ожидал обвиняемый. Виновата только Клеопатра. Она вынудила Октавиана пойти на такое. Все в его душе восставало, но он принял решение. Победитель Египта должен найти ее.

Он сразу понял, что царица ускользнула из мавзолея. Цепь, которой ее приковали к погребальному помосту, раскинулась серебристой россыпью. Крепления, соединявшие цепь с плитой, были выдраны с мясом.

Кто-то выгрыз древесину.

Но как она выбралась из святилища? Октавиан терялся в догадках. Он лично велел каменщикам вломиться в мавзолей через единственное потайное окно под предлогом поисков спрятанных сокровищ. Другого выхода наружу в сооружении не имелось. А ведьма испарилась.

Ничего, он вернет ее назад.

Она, конечно, наблюдает за происходящим. Несмотря на страх, Октавиана переполняло возбуждение. Его окружают стражники, но не он умрет сегодня. Рядом стоял Марк Агриппа. Несмотря на стычку в мавзолее, более надежного защитника можно было и не желать.

Он посмотрел во влажные золотистые глаза преступника. Тот был совсем юн, долговяз и одет в римскую тогу. В голове Октавиана промелькнула мысль, что он поступает неправильно.

Мальчик бросил на него умоляющий взгляд. Октавиан отвернулся и откашлялся.

— Граждане Александрии, — произнес он, обращаясь к взбудораженным зевакам. Возможно, она находилась среди них. — Император обращается к вам.

Горожане разразились приветственными криками. Он понимал, что они неискренни. Ведь здесь собрались египтяне, приветствующие своего завоевателя. Однако их вопли доставили ему удовольствие.

— Этот человек обвиняется в измене, — продолжал он. В чем?! Октавиан выдумал обвинение на ходу. — Перед вами — Цезарион, сын Клеопатры. Она также строила козни против Римской империи и своего же собственного народа.

Октавиан отправил вершников в Коптос и порт Миос Гормос, как только Клеопатра призналась ему, куда отослала сына. Посланцы нагнали наставника мальчишки, Родона, на придорожном постоялом дворе. Пока царевич мирно спал, не ведая о предательстве, они сговорились о цене. Родон согласился доставить ничего не подозревающего подопечного к Октавиану. Все случилось пять дней назад. Когда Клеопатру хоронили в мавзолее, Родон привез Цезариона в Александрию, получив за услуги кругленькую сумму египетским золотом.

Октавиан не знал, как поступить с египетским наследником. В шестнадцатилетнем подростке он видел своего приемного отца. Ему стало не по себе.

— Как умерла моя мать? — спросил мальчик Октавиана за обедом в день возвращения в Александрию. Он сидел в кресле — прямой, искренний и решительный.

— Покончила с собой, — ответил Октавиан, и тот молча кивнул.

После трапезы император захотел взглянуть, хорошо ли парнишка управляется с оружием. Цезарион продемонстрировал исключительную сноровку. Медная кожа поблескивала в солнечных лучах, фигура казалась безупречной. Цезарион оказался истинным сыном своего отца. Октавиан скривился от мысли, что ему придется убить мальчишку.

Спал он скверно. Может, забрать Цезариона в Рим и поселить у себя в доме? Ливия, его жена, разумеется, станет возражать. Но кто она такая, чтобы он прислушивался к ее попрекам? Он заключил с ней брак, когда она была на сносях от другого. Кто вообще будет винить Августа в том, что он усыновил наследника мужского пола? Ведь Ливия не способна обеспечить его собственным!.. А в жилах подростка текла кровь самого Цезаря! Пасынок Октавиана, Тиберий, не мог похвастаться столь героическим происхождением. Он усыновит Цезариона. В свое время Юлий Цезарь сделал то же самое с Октавианом. Логичное продолжение событий.

Симметрия ему понравилась. Он уже готовился объявить о принятом решении, но исчезновение тела Клеопатры из мавзолея все изменило.

Теперь ему нужна приманка для царицы. Ее сын подходил на эту роль как нельзя лучше. Император объявил, что передумал и больше не доверяет Цезариону.

Ошарашенный Агриппа воспротивился новому плану. Если уж и впрямь казнить Цезариона, то необходимо лишить его жизни втайне от египтян, настаивал он. Он опасался, что александрийцы, разгневанные смертью царевича, поднимут восстание.

Октавиан не осмелился объяснить другу, что все затеяно только ради того, чтобы устроить ловушку для мертвой царицы.

Но где она? Он обшарил толпу глазами.

Наверное, объявится в последний момент. Он подал знак солдатам, веля тем оставаться на страже. Солнце уже садилось, и надо поторопиться. Толпа, несмотря на приверженность Клеопатре, жаждала крови. И, конечно, виновата лишь она. Октавиан ненавидел ее.