Мария Хэдли - Царица царей

Высоко подняв меч, он выехал из столицы во главе шеститысячной армии, сопровождаемый радостными возгласами солдат.

Час настал.

Палатин почти опустел. Внезапно дверь серебряной комнаты распахнулась. Царевичи прищурились, застигнутые врасплох ярким светом. Они молились египетским богам за свою мать. Александр Гелиос держал Птолемея на руках, сидя на тюфяке. Малыш плакал, и брат не знал, как его утешить.

С тех пор, как на арене Клеопатру захватили в плен, Александр потерял всякую надежду. Еще они молились за отца. Ведь они видели в Большом Цирке и Марка Антония. Каким-то образом родители оказались в Риме. А им говорили, что те погибли. Александр пообещал Птолемею, что мать и отец спасут их.

Однако мальчик не мог убедить в этом самого себя. Братья находились в тюрьме, значит, оба стали врагами Рима. Александр дни и ночи напролет думал о побеге. Если бы они очутились в Египте! Но пока они достаточно не повзрослеют, их ситуация не улучшится. И, конечно, не следовало доверять императору и маршировать во славу Августа.

Александр замер: в комнату вошла Клеопатра. Она приложила палец к губам, прося их молчать. Птолемей Филадельф опередил ее. Он вскочил и с пронзительным криком бросился в материнские объятия.

Александр Гелиос не шелохнулся. Что-то в ее облике казалось ему подозрительным.

— Кто ты? — спросил он, подзывая младшего брата. — Я тебя не знаю.

— Что с тобой? — произнесла женщина. — Неужели ты забыл собственную мать?

Мальчик посмотрел в чужие глаза, вспыхнувшие зеленым сиянием. Кожа незнакомки была сморщенной и бледной. Прижав ребенка к груди, она зловеще улыбалась.

Александр понял, что у него нет выбора. Он встал, притворившись, будто поверил ее словам. Он не представлял, что делать, и последовал за Хризатой. Та направилась к выходу, держа на руках Птолемея.

— Куда ты нас ведешь? — спросил Александр, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— Домой, — ответила жрица. — Я забираю вас. Теперь мы — одна семья.

Земля дрожала под поступью легионеров, направляющихся к Аверну. Среди них носились гонцы. Они что-то шептали центурионам, передавая письменные распоряжения и основательно приукрашенные слухи. Лошади в мыле падали на обочинах. Животные пугались змей, ползших по дорогам даже после восхода солнца. Всадники соскакивали с коней и бежали дальше. Солдаты брели в палящем летнем зное, закованные в тяжелую броню, и оставляли в пыли глубокие борозды.

Темнокожий Усем ехал без седла. Его коралловое ожерелье переливалось. Сверкающий клинок кинжала казался римлянам слишком странным. Каждому становилось неуютно при виде псила. Ничто в нем не напоминало гражданина империи. На плечи он набросил нечто, казавшееся то леопардовой шкурой, то ночным небом. Рядом с ним несся смерч, не приносящий прохлады.

Легионеры видели, как Усем разговаривает с вихрем, а тот ему отвечает. Заклинатель змей сопровождал Августа, защищая его и охраняя. Солдаты побаивались псила.

Также возле Августа ехал его личный биограф в плохо пригнанных дребезжащих доспехах. Воины ожидали, что Николай будет декламировать торжественные гимны и исполнять хвалебные песни. Однако он молчал, заставляя римлян еще больше нервничать.

У их командира, Марка Агриппы, была забинтована голень. Лицо его то и дело искажала гримаса боли. Слуги заметили, что полководец разматывал бинты и заново перевязывал рану. Они сообщили, что та гноится и не заживает. Но Агриппа не позволял никому к ней притрагиваться.

Лишь Август выглядел как всегда, хотя глаза его лихорадочно горели. Он скакал на коне вдоль рядов марширующих солдат, подбадривая их. Император заверял, что они обязательно превзойдут врага.

Ночью слышался рев, но откуда он доносился, понять было невозможно. Земля содрогалась и снова успокаивалась. Легионеры думали о том, с кем же сейчас Юпитер — с императором или с мертвой царицей Египта.

Кошельки старух и авгуров, толкующих пророчества, наполнились звенящими монетами. Над головой кружили орлы и стервятники. Они подбирали объедки, которые оставляла римская армия.

Прибыв в город Альба-Лонга,[43] Агриппа, Август и Николай обнаружили, что расквартированный легион уже ушел на юг. Августа обрадовало известие, что солдаты отправилась в путь, но Агриппе было не по себе. Хотя, может, виной всему оказалась досаждавшая рана…

На месте следующей остановки, в Формии,[44] было то же самое. Агриппа посылал приказы, писал письма и не питал доверия ко всеобщему затишью. Легион чересчур спешил — даже пыль не осела на Аппиевой дороге. Но Август неудержимо радовался, вновь напомнив прежнего мальчишку, который околачивался возле Юлия Цезаря. В те давние времена он еще не обрел настоящую славу и наслаждался жизнью.

На небосводе высыпали звезды. Август упивался мечтами и воображал себя среди созвездий. Возможно, римские боги одобрительно наблюдают за его деяниями?

На этот раз он должен одержать победу. Он собрал целую армию и повесил за спину лук Геракла. Кто знает, чем станет Рим, когда все закончится?

Какие еще миры будут завоеваны после того, как он повергнет Клеопатру?

Селена покачивалась на носилках. Она не открывала глаза, а кожа была холодна. Сейдкона путешествовала вместе с ней, желая поделиться остатками силы. Срок Ауд почти истек.

Пока солдаты двигались по направлению к Аверну, Клеопатра не нападала. Солнце зашло, и на небо выкатился желтый полумесяц. Она чуяла запах приближающегося войска и ощущала чужую жажду сражения. Знала она и о присутствии Августа с Марком Агриппой.

Она не воевала со времен Акциума.

Ей не хватало Антония, совместных планов, ночей перед битвой. Она нуждалась в любимом, полководце, соратнике.

Однако теперь ей надо действовать в одиночку. Антоний в Аиде. Клеопатре предстояло драться за спасение мужа и своих детей. И она отомстит тому, кто лишил ее всего.

Она представила сердце Августа в своих руках. Сейчас оно билось, и возбуждение императора нарастало. Царица чувствовала и Хризату — жрица не отставала от солдат, держась чуть поодаль от них.

Она должна завершить начатое. Скоро она будет проклята, если этого не случилось раньше. Ее Ка падет от пера Маат и попадет к Пожирателю Душ. Клеопатра молилась Исиде, давно позабытой богине материнства, и Тоту. Она просила у него мудрости.

И еще она молилась за своих детей. За погибшего первенца и троих живых. Она развела руки, увенчанные львиными когтями, и склонила голову. Под кожей напряглись нечеловеческие мускулы.

Она уподобилась Сохмет. В этот миг Клеопатра почти потеряла себя.

Вихрь в том месте, где прежде стучало ее сердце, уже не беспокоил ее.

Наконец, царица поднялась на ноги и начала карабкаться к черному кратеру.

Римляне прибыли. Она встретит Августа.

Хризата добралась до прекрасной заброшенной пещеры. Хотя там пахло кошками, летучими мышами и чем-то еще, она вполне устроила жрицу Гекаты. Убежище уходило глубоко в каменный склон. Прохлада смягчала боль обветренной и обожженной кожи. Ей потребовалось немало магии, чтобы спрятать себя и детей Клеопатры в паланкине любовницы сенатора. Эту женщину она задушила к югу от Рима. Старший ребенок подрался с колдуньей, поранив ее нежную плоть. Он вытолкнул младшего брата из носилок и кричал, чтобы тот бежал прочь. Но Хризата быстро одурманила мальчишку. Потом она схватила спрятавшегося в кустах малыша. Он пинался и вопил, что она не его мать.

События крайне ее измотали.

Спустя пару дней она покинула паланкин. Рабы несли слишком медленно. Хризата и дети Клеопатры продолжили путь на дне фургона. Жрица слабела и иссыхала. Но ее подопечные, опоенные зельями, были надежно скрыты под покровом угасающих чар.

Она провела ногтями по телам Александра и Птолемея. Ее не заботили дети, особенно мальчики. Они не имели никакого значения — за исключением одного.

Сейчас они превратились в единственное средство оплаты, но время еще не пришло. Пока.

Усем взбежал на холм, где расположились Август и Агриппа в доспехах и регалиях. Они еще не спешились с коней. Вокруг них развернулись ровные шеренги полных решимости солдат. Все ждали.

— Если она здесь, сражение скоро начнется, — сказал Усем, глядя на луну. Император кивнул. — Помнишь наш уговор?