Она ждала, про себя проклиная его за эту маленькую демонстрацию своей власти над нею. Он знал, чего она хочет, и получал удовольствие, заставляя ее ждать, сгорать от нетерпения.
Он снова пригубил чашу, вытер рот тыльной стороной ладони и помахал пергаментом у нее перед носом.
– Полагаю, дочь моя, – сказал он, – что ты хотела бы узнать о новостях, о которых пишет мне король, так? – Он нагнулся к ней и насмешливо ухмыльнулся. – Поверьте мне, леди, для вас это не имеет никакого значения. – Он допил остаток медовухи и протянул чашу служанке, чтобы та налила еще.
Эльгива поморщилась: она принесла медовуху, чтобы развязать ему язык, а не для того, чтобы его разум помутился. С ее отцом трудно иметь дело, когда он трезв. А когда он пьян – это просто невозможно.
– И все же это новости, – сказала она, старательно следя за тоном своего голоса, несмотря на то что его измывательства всегда разжигали в ней злость. – И я бы с удовольствием их послушала. – Она улыбнулась ему, но в ответ он, как всегда, лишь сердито нахмурился.
– Умер второй сын короля, – сказал он, небрежно швырнув свиток на пол.
Она уставилась на него неподвижным взглядом: ей очень хотелось, чтобы категоричное заявление ее отца оказалось неправдой, хотя слова его до сих пор эхом отзывались в ее ушах. Она думала о том, чтобы обручиться с этелингом – с Этельстаном или Экбертом, – поскольку ей было предсказано, что однажды она станет королевой. Но как это можно осуществить, если не через союз с королем или одним из его сыновей? Однако король, прилипший к своей бледнолицей жене и своему наполовину нормандскому отпрыску, был уже вне ее досягаемости. А теперь, если отец не врет, и вариант с Экбертом у нее тоже отобрали.
– Я не верю этому, – прошептала она. – На Рождество он был вполне здоров. Что с ним случилось?
– В письме об этом не сказано. – Он пожал плечами. – У короля достаточно сыновей. Так что он не будет особенно переживать по поводу потери одного из них.
– Даже если и так, это все равно означает, что пиршество на дворцовом приеме на Пасху будет угрюмым и гнетущим. – Тем не менее там в любом случае будет Этельстан, которого, вероятно, потребуется утешить ввиду кончины его брата.
– Это также не имеет для тебя большого значения, – ответил ее отец, – поскольку ни ты, ни я не будем присутствовать на пиру в Кукхэме, хотя, похоже, король жаждет нашей компании. Боюсь, нам придется его разочаровать, но вместо себя я пошлю туда твоих братьев.
Этим он вновь удивил ее. Проигнорировать вызов от короля на сбор двора по поводу Пасхи означало, скорее всего, вызвать дополнительные подозрения у и без того крайне подозрительного Этельреда. Зачем же делать это?
– Мои братья вряд ли смогут заменить вас, милорд, – учтиво заметила она, – потому что вы являетесь одним из наиболее выдающихся элдорменов, и их суждения и советы просто несравнимы с вашими. Кроме того, почему бы нам все-таки не посетить такое сборище? Королева уже несколько недель как, должно быть, хватилась меня и захочет, чтобы я вернулась в ее окружение, и…
– Неужели ты так рвешься вернуться к твоим королевским покровителям? – фыркнул он. – Теперь, когда я увел тебя от двора, я не вижу особых причин, чтобы ты туда возвращалась. Ты, Эльгива, собственность моя, а не короля, и в мои планы не входит потерять тебя из-за того, что Этельред решит вновь вернуть тебя в свою постель и выдать замуж за кого-нибудь у меня за спиной.
– Что еще за планы? – требовательным тоном спросила она. Именно этого она и опасалась последние несколько недель – что он держал ее здесь только потому, что хотел каким-то образом использовать в своих целях, нисколько не заботясь о том, хочет она этого или нет.
– Ты узнаешь об этом, когда придет время, – сказал он. – А до тех пор я буду держать тебя под боком, потому что уже понял, что не могу доверить приглядывать за тобой никому.
Она пристально посмотрела на него и натолкнулась на такой же пристальный взгляд: казалось, он был доволен тем, что держал ее в полном неведении, слепой, глухой и беспомощной, как новорожденного котенка.
– Мне известно, милорд, что вы часто имеете дела с северянами, – прошипела она, – и я слыхала, что в этом участвуют даже люди с другого берега Датского моря…
В тот же миг он швырнул на пол свою чашу и схватил ее за руку с силой человека, привыкшего держать меч. Он затолкал ее в угол, где никто из залы не мог видеть или слышать ее.
– Если ты не будешь держать язык за зубами, девочка, я тебе его просто отрежу, – угрожающе прорычал он. – А пока ты здесь, не суй свой маленький любопытный носик в мои дела. Поверь мне, я жду не дождусь, когда смогу передать тебя на руки твоему будущему мужу, чтобы ты стала проблемой не для меня, а для кого-то еще.
– И когда же наступит этот долгожданный день? – сквозь зубы процедила она ему в ответ. – Скоро, я полагаю, поскольку мне уже двадцать, а вы должны использовать меня, пока я не стала слишком старой, чтобы считать меня наградой для любого мужчины!
– Сейчас, когда ты запятнана похотью короля, никакая ты не награда. – Он встряхнул ее, а затем, к ее удивлению, ухмыльнулся. – Но не бойся, дочь моя, – почти весело произнес он, хотя слова его звучали уже неразборчиво, а язык вдруг начал заплетаться. – Твоя помолвка – дело практически решенное. И в конце концов ты еще будешь мне благодарна за это.
Его качнуло на нее, и она поняла, что крепкий напиток наконец подействовал. Теперь он будет уже не так внимательно следить за тем, что говорит.
– И кто же это? – спросила она. – С кем я должна обручиться? Я с радостью выйду за него, пока вы не продали меня какому-нибудь грубому тупице из Дании.
Не успела она закончить свою фразу, как его рука сжала ей горло.
– Я же велел тебе не открывать рот! – прорычал он. – А теперь немедленно возвращайся в свою комнату, мне больше нечего тебе сказать.
Он оттолкнул ее от себя, и она, обиженно поджав губы, покинула залу.
Ее отец открыл ей далеко не все, но при этом все же сказал достаточно.
Он сделал немыслимое – пообещал ее руку какому-то мерзкому военачальнику датского войска, грубому варвару с немалым количеством золота, который хочет купить жену благородного происхождения и богатую недвижимость в Англии. «Интересно, – подумала она, – какую же цену отец потребовал за столь завидную невесту, как я?» Но, несмотря на его договоренности, все это бесполезно, потому что за датчанина она не выйдет. На ее глазах эти люди изнасиловали и убили ее старую няню, и отцу прекрасно известно, как она ненавидит и боится их. А если он попытается выдать ее замуж за одного из этих негодяев насильно, она убьет его собственными руками.
Но до этого не дойдет. Посланник короля должен быть еще здесь, поскольку ему нужно поесть и отдохнуть, пока подготовят свежего коня. Если бы только ей удалось добраться до него, она сама покончила бы с этой своей свадьбой.
Она послала служанку, которая, несомненно, была ушами и глазами ее отца, в кладовую с остатками медовухи. Оставшись одна в своей комнате, она подошла к сундуку, где хранились ее ценности, открыла его и достала оттуда горсть монет. Он решила, что этого должно хватить, чтобы оплатить услуги королевского гонца и купить молчание отцовских конюхов, которые могут оказаться поблизости.
Боясь, как бы она уже не опоздала, Эльгива торопливо направилась в конюшни.
Там она с облегчением увидела, что королевский гонец был еще здесь и проверял подпругу подготовленного для него мерина, пока юный конюх держал того под уздцы и успокаивал голосом. Рядом больше никого не было.
Она подошла к мальчику, придерживавшему лошадь, и, шепнув ему: «Ты меня не видел», – сунула ему в руку монету. «Понял?» Когда он ухмыльнулся и кивнул, она добавила: «Получишь еще, если проследишь, чтобы, пока я здесь, в конюшню никто не вошел».
Он стремглав бросился к воротам и принялся следить за входом, тогда как она повернулась к гонцу. Мужчина даже не взглянул на нее, явно торопясь с отъездом. Она подошла к нему сбоку и тихо сказала:
– Я дочь лорда Эльфхельма. И я хочу, чтобы ты передал королю послание от меня.
– Да, леди, – сказал он, не отрывая глаз от ремней.
Он продолжал заниматься седельными подпругами, и ей пришлось взять его за руку, чтобы заставить обратить на себя внимание; наконец, видимо, удовлетворенный готовностью сбруи, он повернулся к ней лицом.
– О чем, собственно, речь?
Она заколебалась. А что, если ему нельзя доверять? Что, если он просто тут же отправится в залу к ее отцу и перескажет их разговор слово в слово?