– Он этого не делал. Я говорю с вами во имя Христа. Будьте осмотрительны, ибо Он предупреждает нас, что любое королевство, имеющее раскол внутри, обречено на истребление. – Вульфстан склонился к нему поближе, и выражение его лица смягчилось. – Милорд, у вас есть все средства, чтобы восстановить то, что было разрушено между вами и вашим сыном, и если вы…
– Мой сын должен покоряться моей воле, каким бы неприятным он это ни находил! Если он не может этого сделать, у меня есть другие сыновья – одного из них я даже еще не видел. Ребенок Эммы ждет крещения в Лондоне. Я доверяю вам провести его. Он получит имя Альфред – в честь короля, если вы помните, который купил у датчан мир, когда обстоятельства вынудили его к этому. Совсем как это сделал я.
– А как вы думаете, сколько продлится мир, который вы купили? – насмешливо заметил Вульфстан. – Пока следующая команда этих дьяволов не сядет на корабли, чтобы пересечь Датское море?
Этельред бросил на него суровый взгляд:
– Что вы заладили одно и то же, архиепископ? Я ничего не мог сделать, и вы это знаете. Да, я выкупил Англию серебром, и снова сделаю это, если понадобится. Ведь ваши священники, захваченные в Кентербери, достаточно быстро приобрели свободу за звонкую монету. Не вижу никакой разницы.
Некоторое время архиепископ молчал, и Этельстану уже начало казаться, что он наконец заткнул рот старику, которому просто нечего сказать на это, но тут Вульфстан заговорил снова.
– Эльфех не заплатил, – тихо сказал он.
Да, его старинный друг не заплатил, и, скорее всего, его продадут в рабство вместе со славянскими пленными, если требования морских разбойников не будут удовлетворены в ближайшее время.
– Эльфех – просто дурак! – вспыхнул он. – Он, возможно, и помазанник Божий, однако сейчас валяется в Гринвиче в плену у этих дьяволов. Или вы хотели бы, чтобы я точно так же отдал им и Англию?
– Я хотел бы, чтобы вы посвятили себя Господу нашему, как это сделал Эльфех!
– Это долг архиепископа, а не мой! – Боже, как же у него болит голова… Неужели никто не придет, чтобы спасти его от этого неуемного святоши? Где Эдит?
– Это и ваш долг как короля, помазанного на царство самим Господом! Неужели вы и сами не угадываете десницу Божью в нашей борьбе? За два года мы не одержали ни одной победы, и корень этого лежит в гневе Господнем. Народ отворачивается от вас! На перекрестках дорог в северных графствах полно приношений языческим богам. Ваше королевство замарано языческими верованиями, и, пока мы не примем меры против того зла и предательства, которые они несут, мы будем оставаться слабыми, в то время как наши враги будут становиться все сильнее. Проблема не в ваших сыновьях, милорд, а в слабости людей, потерявших своего Бога.
Этельред на время погрузился в молчание, обдумывая слова, сказанные Вульфстаном. Озабоченность архиепископа какими-то мелкими подношениями языческим богам его не волновала – это дела Церкви, так что пусть этим лучше занимаются священники.
А вот нелояльность, предательство… Это зло требовало королевского вмешательства.
– На Севере измена всегда находила для себя точку опоры, – задумчиво сказал он. – Она – как огонь, тлеющий в соломе. Запах дыма чувствуется, но почти невозможно найти его источник, пока не вспыхнет пламя, хотя тогда уже слишком поздно. Я надеялся, что, назначив нового элдормена Нортумбрии, я погасил этот огонь.
– Я не хочу сказать ничего плохого о вашем элдормене, – сказал Вульфтсан. – Ухтред – богобоязненный человек, который верен своим клятвам. Но стены его крепости высоки, и сквозь камень и строительный раствор внутрь редко доносится ропот недовольства. Скорее уж ваши менее знатные лорды могли услышать то, что своими ушами слышал я, – разные слухи о тайном совещании и о датских кораблях, рыщущих вдоль ваших северных берегов. Вместо того чтобы лежать здесь, все больше погрязая в своих подозрениях, сделайте так, как говорю я! Поезжайте в Лондон и послушайте, что вам расскажут ваши северные таны.
Этельред громко и раздраженно втянул воздух. Вульфстан лишь подтверждал то, о чем ему и так уже было известно. Разложение, начавшееся с Эльфхельма и его сыновей, не остановила их смерть. Сейчас ему необходимо выяснить, как далеко это разложение распространилось. Спрашивать об этом северных дворян, однако, бессмысленно, поскольку он не мог доверять их ответам.
– Ничто не ждет меня в Лондоне, архиепископ, кроме пререканий и унижения, полуправды и откровенной лжи. – И чего-то еще, гораздо более зловещего, как он опасался. – Ничего этого мне не нужно. Но я обдумаю все, что вы мне сказали, и, когда мы с вами в следующий раз встретимся на совете, мы займемся проблемами на Севере. А теперь, – он поднял руку, прерывая дальнейшую дискуссию, – оставьте меня, потому что я очень устал.
Он закрыл глаза – еще один знак того, что их разговор окончен. Через несколько мгновений, когда по скрипу стула и звуку удаляющихся шагов стало понятно, что Вульфстан ушел, он снова открыл глаза, потому что спать теперь было невозможно. Разум его продолжал перебирать слова архиепископа. Тайное совещание. Датские корабли, рыщущие вдоль северного побережья. Проблема не в ваших сыновьях.
И все же он не мог быть уверен в невиновности своих сыновей. С годами связи, которые Этельстан еще в юности установил на северо-востоке, стали только прочнее; а Идрик предупреждал его, что Этельстану нельзя доверять.
Обменялся ли его сын клятвами верности с лордами Севера? До сих пор у него не было никаких доказательств этого, но подобное предположение не противоречило тому разложению, которое распространялось в его королевстве. Однако, прежде чем пресечь его, он должен был определить, как далеко все зашло и насколько близко коснулось его семьи.
Что же касается Лондона, его там ожидало нечто ужасное: он был убежден в этом. Гарантией был манящий жест призрака его брата, и ни одна сила на земле – даже этот архиепископ – не заставит его поехать туда.
Этельстан ехал с небольшим отрядом по направлению к Стебунхит, где его люди вели наблюдение за перемещениями вражеского флота. Последняя часть гафола, который требовали датчане, была доставлена им в середине недели, и, согласно договору, все корабли викингов должны были поднять паруса сегодня до захода солнца. Несмотря на густой туман, опустившийся на долину Темзы, вражеские драккары уже пришли в движение – по крайней мере, так ему сказали. Он хотел убедиться в этом собственными глазами, а еще хотел выяснить, нет ли каких-то новостей об архиепископе Эльфехе, который, по всем имеющимся данным, до сих пор находился в плену у датчан.
Когда они уже приближались к их аванпосту, Эдмунд, ехавший до этого впереди вместе с Эдридом, придержал своего коня и поехал рядом с Этельстаном.
– Я только что узнал, что ты назначил старшим на этот пост Годвина, – сказал Эдмунд. – А я думал, ты собирался найти ему место в одном из твоих поместий в Сассексе.
Этельстану пришлось переключить свои мысли с плененного архиепископа на сына Вульфнота.
– У Годвина не было желания оставаться в Сассексе после смерти его матери, – ответил он. – Он искал возможности проверить себя, и мне захотелось предоставить ему такую – ради его отца. Если бы не та наша с ним встреча в Корфе, Вульфнота не сослали бы и, возможно, он даже был бы сегодня жив. Мы в определенном долгу перед его сыном.
Весть о том, что Вульфнот утонул у берегов Хибернии, пришла всего несколько недель назад и буквально по пятам за известием о смерти матери Годвина. Теперь, когда у того не было ни родителей, ни земли, он нуждался в друзьях.
– Согласен, – сказал Эдмунд, но потом нахмурился. – Ты поступил бы мудро, если бы держал его подальше от Лондона, пока двором там заправляет Идрик. Годвин винит Идрика в ссылке своего отца после всей этой неразберихи в Сандвиче, и если они сойдутся там лицом к лицу, то быть беде.
Этельстан хмуро взглянул на него. Господи, когда он был вынужден смотреть, как Идрик играет роль короля на собрании двора на Пасху, у него появилось большое искушение прикончить его своими руками. Так что он не мог упрекать Годвина за то, что тот хотел сделать то же самое – ведь он был моложе и к тому же имел на то более веские причины.
– Я прослежу, чтобы Годвин пока не ехал в Лондон, – пообещал он, и Эдмунд кивнул.