Лана Ричи - Цена моей девственности

Внезапно в голову пришла шальная мысль: а ведь этот Донован вовсе не выглядит мудаком. Может, сказать ему, что я не хочу? Что меня заставили угрозами… Попросить, чтобы отказался от меня сам.

Но я тут же эту мысль отбросила.

В худшем случае он нажалуется на меня патрону. Что тогда случится – мне и думать страшно. В лучшем – откажется. Но ведь и деньги заберет! И вряд ли это приведет в восторг Смита.

Нет… Надо признать, что я уже попала в передрягу и просто так мне не выкрутиться.

– Поехали, Софи! – Нэйт Донован поднялся с дивана. – Не знаю как ты, а я намерен сегодня развлечься.

Машина мягко притормозила перед воротами, они разъехались в стороны, и мы оказались на территории огромного особняка.

Я удивилась.

Насколько я знала от девушек, клиенты редко привозят их к себе домой. Чаще свидания проходят в отелях, и даже не слишком респектабельных. Это как раз и понятно: в респектабельном отеле часто можно встретить своих богатеньких знакомых, а дома клиентов ждут жёны или подружки. Увы, такова жизнь.

Но мы с Нэйтаном приехали к нему домой, значило ли это, что у него нет жены или подружки? Вовсе нет. Миссис Донован, если, конечно, она существует в природе, вполне могла быть в отъезде или просто в другом доме. Да и вообще, почему меня это должно было беспокоить. С этим мужчиной мы проведём ровно одну ночь. А затем забудем друг о друге. По крайней мере, я очень постараюсь забыть.

Дом был роскошный – красивый и со вкусом обставленный. Я могла бы сказать, что такие видела только на картинках, но, кажется, я таких и на картинках не видела.

Мы поднялись по огромной широкой лестнице – как в музее, прошли по длинному коридору с картинами и статуэтками, и наконец мой клиент открыл дверь спальни и сделал приглашающий жест.

Спальня оказалась под стать дому – огромная и шикарно отделанная.

Я нерешительно озиралась по сторонам, потому что понятия не имела, что нужно делать дальше. Но Нэйт Донован решил это за меня. Он легонько подтолкнул меня к ванной комнате:

– Смой с себя эту гадость. Пока тебя так не размалевали, ты нравилась мне больше.

«Нравилась больше» – это в джинсах и с пучком?

– И это тоже сними. Можешь выбросить в ведро. – он указал на алое платье.

Вот уж что я с удовольствием бы сделала. Эта развратная тряпка здорово меня бесила на протяжении последнего часа. Невозможно было сесть или повернуться так, чтобы что-то не начало выпирать наружу.

– А что я надену? – спросила я и уже ожидала, что он ответит что-то вроде «а зачем тебе одежда?».

Но нет, он выдвинул какой-то ящик и бросил мне большой белый пакет. Я поймала и поняла, что это новенький халат в фабричной упаковке – махровый белый. Видимо, ночные гостьи вроде меня здесь не редкость. Интересно, что станет с халатом после того, как я покину этот дом? Донаван его сожжёт? Впрочем, какая мне разница!

Я снова цеплялась мыслями за всякую ерунду. Видно, потому что совсем, совсем не хотела думать о главном.

Уже третий раз за это утро я оказалась в душе. Правда, впервые – в таком роскошном.

Я выбрала из стоящего на полке изобилия гель для душа с наименее «мужским» запахом, шампунь отыскала по тому же принципу. Причёску, которую соорудила мне Кара, тоже хотелось смыть.

Я бы с удовольствием так и осталась стоять под тёплыми струями, которые упруго массировали тело. Казалось, они смывают с меня всю грязь этого дня и всю усталость. Впрочем, насчёт грязи – это я, пожалуй, поторопилась. Когда я выйду из этой роскошной ванной комнаты, ещё успею испачкаться…

Я вытерла волосы и слегка подсушила их феном, завернулась в халат, плотно завязала пояс. Боже, Софи. Какая глупость… неужели ты надеешься от чего-то спрятаться?

Я вышла из душа. Нэйтон Донован к этому времени тоже успел переодеться. Джинсы и мягкий свитер – совсем по-домашнему и совсем не по-миллионерски.

– Ты голодна? – спросил он.

Ну надо же, его что, и правда это волнует? Тогда почему мы в спальне, а не на кухне? Впрочем, этот парень может даже не знать, где у него в доме кухня. Наверняка там крутится прислуга, а завтраки, обеды и ужины ему приносят в столовую.

Я помотала головой. Голодна я или нет, а сейчас я не смогла бы пропихнуть в пищевод и кусочка.

Я встала напротив него и замерла.

– Так это действительно в первый раз? – спросил он.

На языке уже вертелась очередная колкость, вроде того, что зря он отказался завезти меня в больницу и избавиться от сомнений, но я почему-то не смогла сказать это вслух, а просто кивнула. Ёрничать и колоться отпала всякая охота.

Он сделал шаг мне навстречу и развязал пояс халата. Полы разошлись, и несколько мгновений он просто меня рассматривал, а я с удивлением наблюдала, как расширяются его зрачки, каким хищным, почти голодным становится взгляд.

И от этого по телу пробежала дрожь. К страху, неуверенности примешивалось еще что-то. Но я вряд ли смогла бы сказать, что это было.

Он не ограничился одним только осмотром, разумеется. Его рука сначала опустилась на мой подбородок, затем пальцы проехались по шее, потом спустились ниже, обвели полукружья грудей. Он легонько сжал мои соски, покатал их между пальцев, и я рвано выдохнула.

Ощущение от горячих рук на моём теле не было неприятным. Не могу сказать, что я безумно возбудилась, но неприятным это точно не было.

Темный, хищный, голодный взгляд. Мне стало не по себе, и я отвела глаза. Напускная храбрость покинула меня, уступив место смущению и трепету.

– Смотри на меня, Софи.

Его ладони прошлись по шее, плечам – и халат соскользнул на пол. Я стояла перед ним, полностью обнаженная, чувствуя, как кожа покрывается мурашками, а щеки медленно заливает краска. От прохлады соски стали острыми.

В следующее мгновение он опрокинул меня на кровать, навис сверху, жадно разглядывая. Его рука прошлась по моему телу – властно, собственнически.

Его губы коснулись призывно торчащего соска. Я вздрогнула. По телу прокатилась жаркая волна. И тут же ее накрыла другая – когда его рука скользнула между ног, раздвинула складочки и легонько потерла горячую, влажную плоть.

С моих губ сорвался тихий стон.

Этот стон напугал меня. Что происходит? Почему мое тело так реагирует на его прикосновения несмотря на то, что разум бьется в панике? Я попыталась свести ноги, но так еще сильнее прижала его руку, касание стало еще плотнее – и наказанием мне стала новая волна возбуждения, новый стон. Мне никуда не убежать от этих странных, пугающих ласк.

Он продолжал посасывать мою грудь, то прикусывая один сосок, то отпуская его, и вбирая в рот другой. И я, сама того не желая, отзывалась на эту ласку. Тепло внутри нарастало, поднималось. Я почувствовала, каким влажным и жарким стало у меня между ног. Заметил это и он. Сухие, жесткие губы тронула едва заметная усмешка. Ладонь между моих ног разжалась. Я облегченно вздохнула, думая, что он прекращает свою пытку, но не тут-то было.

Его пальцы заскользили с нажимом, заставив меня вскрикнуть от неожиданности. Крик перешел в стон, когда он коснулся набухшего, покрытого смазкой клитора. Странная, сладкая пытка… Пальцы медленно скользили, доходя до самого входа, замирали – и двигались обратно. Описывали круги возле клитора, слегка надавливали на него, вызывая болезненно-сладкие спазмы.

Я прикрыла глаза. Дыхание сбивалось, воздух вырывался из легких стонами. Весь мир исчез… Этот дом, и даже этот мужчина… Только неистовый танец пальцев, только мои ощущения. Новые. Странные…

Жаркая пульсация между ног нарастала, распространялась на все тело. Я чувствовала, что задыхаюсь, что еще чуть-чуть – и я просто потеряю сознание. Очертания его лица смазались, поплыли – словно я смотрела на него сквозь воду или мутное стекло. Но и он не остался безучастным. Его дыхание стало взволнованным, шумным. На загорелом лбу появились бисеринки пота.

Он отстранился. Зачарованно я наблюдала, как он медленно снимает рубашку, расстегивает брюки. Голова была пустой и звенящей. Лишь где-то глубоко внутри билась паника.

Но я ее воспринимала как-то отрешенно, будто это другой, посторонний мне человек, был безумно напуган.

Он избавился от одежды. При виде его огромного члена мое сердце на миг замерло. Но бояться было поздно. Он придавил меня к постели, вминая в простыни всей своей тяжестью.

Его рука снова оказалась между моих ног, теперь движения стали грубыми, жадными. Это пугало. Но и заводило тоже, я впитывала эту грубую ласку, жадно дыша, подаваясь навстречу умелым пальцам. Удовольствие нарастало, ширилось, заставляя мою кожу пылать. Я безумно боялась происходящего, и в то же время наслаждалась им.