— Малыш!
Игорь заглянул ко мне уже одетый и обутый. Сердце кольнуло какое-то странное чувство. Что-то случится. Наша трёхдневная идиллия закончилась. Он вернётся к себе, в свою жизнь, на свою фирму, и мне уже не будет там места… Или будет? Я не знала в этот момент, но мне стало страшно.
Лёгкие объятия согрели и немного утешили. Игорь зарылся носом в мои волосы и спросил на ухо:
— Ты же не обидишься, если я убегу прямо сейчас?
— Конечно, не обижусь, — соврала я, не моргнув глазом. — Иди, спасай свою репутацию!
— Я тебе позвоню, ладно?
Он торопливо поцеловал меня в висок и ушёл, хлопнув дверью. А я ответила в пустоту:
— Ну, позвони.
И включила чайник.
Заварив любимый чифирёк, я решила позвонить Катьке. Набрала номер, подтянула к себе поближе кружку и после трёх гудков услышала замученный голос:
— Алло?
И вопль — фирменный Аришкин вопль, от которого закладывало уши. Засмеялась:
— Походу, у вас всё хорошо?
— Нет, у нас всё плохо! — весело ответила Катька. — Мы играем в лошадок и всадников, и угадай, кто лошадка?
— Могу себе представить!
Моя сестра в качестве пони — незабываемая картинка! Хотелось бы мне это увидеть, но увы.
— Не забудь сделать селфи, — посоветовала я. — Что говорит врач?
— Пока всё отлично, мы восстанавливаемся после операции. Сердечко работает хорошо, Аришка даже лекарства пьёт без звука! Она такая умничка…
Катька запыхтела и сказала в сторону:
— Когда не сидит на моей спине!
— Моя всадница, — усмехнувшись, ответила я. — Дай поговорить!
В телефоне зашуршало, он даже, по-моему, упал, но мне в ухо ввинтился пронзительный голосок племянницы:
— Тётя Ю-ю-юба-а-а-а!
— Привет, солнышко! — улыбнулась я. — Как твоё здоровьичко?
— Халясё! Я езю на конике!
— А кто твой коник?
— Ма-а-ама! А исё дядя Коя тозе коник!
— А-а-а, это здорово! Ты же их ногами не подгоняешь, правда?
— Не-е-е, — хитренько протянула Аришка, — я их глазию по головке!
— Правильно, ласково, потихонечку! Хорошо кушаешь? Что ты кушала на обед?
— Куицку и иицка!
Ох ты ж… Переводчика надо нанимать для этой девчонки!
— Курочка и яичко — это вкусно!
— И йогут! С кубницкой!
— Кушай хорошо, солнышко! И слушай маму, скоро приедешь домой, мы с тобой будем играть и гулять!
— А де Лялиська?
— Лариска сидит в террариуме.
— Тиауме?
— Тер-ра-ри-у-ме! — повторила я. — Это клетка для ящерки.
— Хацю Лялиську.
— Скоро будешь и с ней играть!
— Ня маму.
И Аришка, видимо, сунув телефон Катьке, убежала кому-то восторженно рассказывать про «тиаум» и «Лялиську». Сестра фыркнула в трубку:
— Господи, ящерица эта… Тискает игрушку не переставая.
— Лариска хорошая, — раздался на заднем плане голос Николая. — И-и-иго-го-го!
— Угу, и дядя Коля, видимо, тоже хороший, — пробормотала я. Сестра помолчала, потом сказала тихо:
— Ну, бывают и симпатичнее, но ничего, да.
— Что, уже? — теперь и я фыркнула.
Голоса детей слегка притихли, и я поняла, что Катька отошла в сторону, наверное, в пустой коридор, потому что её голос прозвучал гулким эхом:
— А что, ты против?
— Ну, мы же вроде договаривались не заводить с жильцами любовь. Да и он женат, Кать.
— Он разводится. Кстати, должны прийти документы, ты смотрела в почтовом ящике?
— Посмотрю. Кать, я ничего не говорю, но ты уверена?
— Ай, отстань. А вдруг… Понимаешь, с ребёнком я особо никому не нужна… А Коля приехал аж в Германию, ну это же говорит о чём-то? Как ты думаешь?
— Наверное, говорит, — усмехнулась я, отпивая глоток чая. — Ладно, молчу, молчу.
— А как там твой олигарх?
— Олигарх… олигаршит, — ответила. Мне совершенно не хотелось говорить об Игоре. Не сейчас. Пусть сначала уладит свои проблемы, а потом… Позвонит, и тогда буду думать о нашем возможном совместно будущем.
— Вы что, расстались?
— Пока не знаю. Ладно, Кать, я пойду в магазин схожу. Порошок стиральный кончился.
— Ну-ну, — неопределённо ответила сестра. Да, она знает меня, как облупленную, понимает, что мне не хочется говорить.
— Я тебя люблю, Катюх.
— И я тебя, — отозвалась она с улыбкой в голосе. — Всё будет хорошо.
— Это моя фраза.
Мне захотелось разреветься, уткнуться носом в её плечо, чтобы Катюха обняла меня, как раньше, чтобы гладила по волосам и говорила свои обычные глупости. Но она далеко, а я тут одна…
Игорь не позвонил.
Ни завтра, ни послезавтра. Я боролась с желанием набрать его номер, но весьма успешно подавляла глупый порыв. Работала, шила сумку, убирала на кухне. Да, устранила все следы пребывания Игоря в квартире. Особенно в Катькиной комнате. Незачем ей знать, что на её кровати мы занимались жарким разнузданным сексом. Да и мне стоит забыть об этом. Непросто, но я справлюсь.
Душу грело то, что я раздала полученные от Заи баксы на работе, закрыв свои долги там. Первым получил деньги мой босс. Всё-таки он пошёл на большие уступки и отпуск мне дал. Зато теперь я никому на работе не должна.
До приезда сестры с племяшкой я даже разгребла комнату матери. Самая грязь оттуда была уже вынесена, даже полы помыты, и я подозревала, что это дело рук Николая. Правда, спрашивать не стала. Захочет — расскажет. А потом, после нескольких дней колебаний, позвонила в клинику, справиться — как там мать.
Мне ответил приветливый голос девушки:
— Клиника «Зелёный бор», чем могу вам помочь?
— Доброе утро, у вас лечится моя мать, Егорова Анна Владимировна, я хотела узнать, можно ли с ней поговорить?
Наверное, втайне я надеялась, что мне откажут, и я с лёгкой душой отключусь — гештальт закроется. Но девушка мило ответила:
— Одну минуточку, кто-нибудь позовёт её, я переключаю вас на сестринский пост в пансионате.
В пансионате, надо же… «Зелёный бор»… Некоторым хорошо живётся. Я ждала несколько минут, пока в трубке зашуршит, завозится. А потом раздался хрипловатый голос матери:
— Алё?
— Привет, — с обречённостью висельника сказала я.
Она помолчала и осторожно ответила:
— Привет. Люба?
— Да.
— Я тебя не узнала, богатой будешь.
Да уж, конечно, как же узнать, когда в вечной пьянке…
— Я звоню узнать, как дела.
— Ну… Наверное, нормально.
— Наверное?
— Я не знаю. Тут неплохо.
Неплохо ей… Платная клиника, пансионат! Небось, ежедневный счёт на лечение минимум с четырьмя нулями! А ей неплохо.
— Как кормят?
— Четыре раза в день. И заставляют всё съесть, даже завтрак… Ты же знаешь, что я никогда не завтракаю.
Ну, ясен пень… Какой там завтрак, если при пробуждении опохмел пивом, а потом по новой водочка…
— Надо хорошо питаться, — я говорила, как робот, только чтобы что-нибудь сказать. — А врачи что говорят?
— Мне ничего не говорят, — мать замялась, потом вздохнула: — Пока только терапия какая-то. Чёта всё говорим, говорим, говорим…
— Терапия это хорошо.
— Да, я знаю.
Она замолчала, и я тоже не знала, что сказать. Потом подумала, что, может, стоит её навестить. Даже если не хочется, надо поговорить с лечащим врачом, с терапевтом, или кто там её наблюдает. Просто из уважения к Николаю, который задействовал свои связи. Надо поинтересоваться матерью. Даже если она никогда не интересовалась мною.
— Тебя можно навещать? — неловко спросила я, и мать с запинкой ответила:
— Можно, но я не знаю… Я думала, ты не захочешь приходить.
Теперь и я запнулась. Скажу правду и нарушу процесс лечения? Нет, пусть я и ненавижу мать, лучше ей пройти курс в нормальном состоянии. Кто их там знает, этих терапевтов… Вот поговорю с врачом и узнаю. А пока…
— Я приду.
— Только не приноси ничего, передачи запрещены.
— Хорошо. Экономия будет.
Мы обе засмеялись от этой шутки, но смех вышел натянутый и неестественный. Надо закругляться. Лучше больше ничего не говорить. Потом. Завтра, послезавтра.
— Ладно, мне пора. Когда у вас часы посещений?
— После обеда каждый день.