Эрон был вне себя от ярости. С момента его возвращения в Англию минуло едва ли более суток – и пожалуйте, он вновь по уши в очередном скандале!..
К тому же именно в Шропшире, черт подери! В захолустном, тихом, буколическом Шропшире он ухитрился нарваться на единственную сумасшедшую в целом графстве! Умалишенную, чей неосторожный поступок грозит перечеркнуть все годы, потраченные на убеждение деда, что он стал другим! Нет уж, ему совершенно не нужно, чтобы своевольная красотка смешала с грязью его, а заодно и свою собственную репутацию!
Какое-то мгновение он колебался, готовый высказать ей все начистоту. Очень уж ему не терпелось увидеть выражение ее личика, когда эта сумасшедшая поймет, что не оставила себе выбора, кроме как брак с отверженным, у которого, ко всему прочему, ни гроша за душой… и все это благодаря ее усилиям!
Впрочем, возможно, титул графини, пусть даже отверженной обществом, привлекает ее? Нет, положительно, она безумна. К тому же он ощутил, что веревки, стягивающие его запястья, ослабли…
И гнев обуял Эрона. Не думая ни о чем, желая лишь излить свою ярость, он рывком высвободил руки и сгреб девушку за плечи. Приблизив свое лицо к ее побледневшему личику, он…
Он снова поцеловал ее. Снова. И всерьез.
«…Ну-ка поглядим, как ей понравится, когда ее целуют против ее воли!»
Впрочем, на поверку оказалось, что это ей нравится – оказав недолгое сопротивление, девушка разомкнула губки, а тонкие руки ее обхватили его за шею. И вновь она очутилась у него на коленях – так, словно эти колени были самим богом для нее предназначены! И прильнула к нему всем телом…
Ощутив сладкую тяжесть ее тела, льнущего к его паху, не говоря уже о нежной груди, вновь коснувшейся его тела, Эрон потерял нить своей мысли. О чем он только что подумал? А-а-а, вспомнил! Нет, он не станет убивать похитительницу – потому что она женщина, потому что она слабее его, потому что в Англии убийство женщин беспощадно карается, а еще потому… потому что она так хороша!
Нет. Сейчас ему ни в коем случае нельзя отвлекаться. Ибо это подобно смерти.
Лучше воспринять это неожиданное изменение его планов как очередной повод осознать, сколь важна его миссия. Ему как можно скорее нужно увидеться с дедом. И если он упустит последний шанс реабилитироваться в глазах старика, то… он этого не переживет!
И плевать, насколько обворожительна, сладка и привлекательна его похитительница, – он будет считать ее всего лишь досадной помехой в его планах, не более!
Он думал так ровно до того момента, пока она не ответила на его поцелуй.
…Рот ее был так мягок, а губы так теплы… Ничего столь теплого и мягкого не выпадало на его долю за последние десять лет. Он просто не позволял себе ничего подобного, тщательно избегая любых искушений – так долго, что, кажется, позабыл, что делает обычно мужчина, когда к нему льнет нежное женское тело. Впрочем, напрягшееся естество, как обнаружилось, ни о чем не позабыло. Да и хозяин его внезапно все вспомнил…
А девушка, обвив тонкими руками его шею, целовала его неумело и страстно. Некая часть бодрствующего сознания предупреждала его об опасности. Однако прочие части его естества плевать хотели на эти предупреждения – в особенности тот орган, что прижимался сейчас к крутому изгибу ее бедра, и этот орган делался все тверже и тверже… Однако отстраниться Эрон не мог, даже если бы захотел, – потому что по-прежнему был крепко привязан к стулу. Он все еще был в западне. Он – жертва. Потому в том, что происходит сейчас, нет ни грамма его вины!
Поэтому он ответил на ее поцелуй – не менее страстно, чем она целовала его.
И поцелуй этот вдруг превратился в нечто иное – между ними вдруг забушевало невидимое обжигающе-белое пламя. Губы не просто прижимались к губам, тело не просто льнуло к телу. Эрон ощутил неслышный удар колокола – ничего подобного с ним в жизни не происходило. Этот колокольный звон заставил вострепетать все его существо, и этот трепет передался ей – таинственный, мощный серебряный звон, проникающий не столько в уши, сколько в души…
…К чертям его миссию! К чертям деда! К чертям все, что отлучит его от нее, все, что помешает ему испить из этого колодца… все, что помешает ему проникнуть в эту текучую мягкость, в это нежное, трепещущее, горящее желанием тело…
«…тело девственницы».
А это было яснее ясного – судя по тому, как она целовала его. Какой бы искушенной и опытной похитительницей она ни казалась, но… девушка эта была невинна, словно только что вылупившийся цыпленок!
«Черт подери!»
Видимо, почувствовав, что он прервал поцелуй, девушка прижалась к нему еще тесней и доверчиво приоткрыла губки – в точности так, как это проделал он несколько мгновений назад. Теперь она на вкус была словно мед… от нее отчетливо пахло женщиной и теми обжигающими мгновениями экстаза, что сулила ее близость, – теми мгновеньями, которых он не забудет до гробовой доски… Вот только этому сладкому безумию не дано осуществиться. Нет, этого не случится никогда!
«Черт подери!»
Собрав в кулак всю свою силу воли – подобного усилия над собой он никогда прежде не совершал, – Эрон оторвался от ее губ. Ловя ртом воздух, он прильнул щекой к спинке стула и прикрыл глаза. Нет, он не овладеет этой девушкой. Нет, он не возьмет того, что она…
И вдруг ощутил, как горячие губы ее касаются его уха. Ее теплое дыхание согревало самые потаенные, самые чувствительные местечки… О господи, да она не знает пощады!
– Остановись! – Эрон намеревался произнести это властно, однако из груди его вырвался полустон-полумольба. – Прошу тебя… остановись!
…Господи, он уже молит о пощаде! Поистине дело принимает скверный оборот.
Девушка пошевелилась, отстранилась – и Эрону тотчас стало холодно и одиноко. Удостоверившись, что угроза миновала, он отважился открыть глаза и взглянуть на похитительницу. Она по-прежнему сидела у него на коленях и, похоже, ей было весьма удобно. Руки она скрестила на роскошной упругой груди, а между безупречными ее бровями залегла изумленная складочка.
– Да ладно, ты же сама все это затеяла!
От выражения легкой досады на ее личике у Эрона отнялся язык. Подумать только, она выглядела так, будто занозила пальчик, тогда как его самого будто бы переехала тяжелогруженая телега!
Ее, казалось, вовсе не терзало чувство вины! Напротив, вид у нее был такой, словно сейчас ровным счетом ничего не произошло!
«Я должен был это предвидеть. Да что там, я это предвидел!»
Впрочем, ему следовало быть в ярости. Эта молодая женщина – самый страшный его кошмар, она – угроза, нависшая над всеми его надеждами и чаяньями! Душа его не желала иметь ничего общего с ее душой.
Нет, тысяча чертей, не желала!
И Эрон стал искать способ сменить тему – хотя бы для того, чтобы заставить эту девицу слезть с него… Ну и что с того, что он накрепко привязан к стулу – все равно он изнывает от желания!.. Со стоном Эрон распрямил затекшие руки и принялся потирать запястья.
– Черт возьми!
– Дай-ка я посмотрю… – Прохладные пальчики пробежали по ссадинам на его коже. – О-о-о, погляди, что ты натворил, глупец!
Не веря своим ушам, Эрон вытаращился:
– Что… я натворил?
Наконец, благодарение Господу, она спрыгнула с его колен и направилась к маленькому ведерку, полному воды. Кажется, это ведерко он видел в своей карете. Вынув из-за корсажа платочек и намочив в воде, она вернулась к нему и принялась обрабатывать его ссадины.
Эрон зашипел от боли, причиняемой ссадинам, – а еще от боли в пальцах, к которым мало-помалу возвращалась чувствительность.
– Ну-ну, не веди себя как ребенок! Тебе не было бы больно, если бы ты так яростно не вырывался! Ведь я связала тебя совсем легонько, чтоб ничем тебе не повредить!
– Ты прям точно это знаешь, а? Стало быть, ты только и делаешь, что связываешь мужиков?
– Раз в неделю, – рассеянно отвечала девушка, продолжая со знанием дела промывать ссадины. – Ведь у меня пятеро братьев… так что считай сам.
Встав, она вернулась к ведерку, сполоснула платок и выплеснула воду в окно. Эрон вяло удивился, почему она попросту не вылила воду на разбитый изуродованный пол.
Но девушка уже вновь была рядом – закатав его рукава, она принялась осматривать ссадины на бицепсах, которые он заработал в неравной борьбе с веревочными узами.
– Братья, говоришь…
Теперь, когда кровь вновь понемногу начала снабжать мозг, он припомнил темноволосого парня, ворвавшегося в карету. Борьба была яростной, но, увы, недолгой – Эрон не вовремя отвлекся на созерцание ягодиц удирающего возницы, стремительно исчезающей в сгущающихся сумерках.