Кэтрин Тейлор - Цвет любви

— Да, — соглашаюсь я. — Он по-настоящему ненавидит вашего отца.

Сара снова вздыхает, на этот раз глубже.

— Потому что Джонатан упрекает его в смерти нашей матери. А это был несчастный случай, — поясняет мне она. — Кроме того, эти двое уже целую вечность спорят на тему женитьбы, а потом папа проявил сомнения, когда Джонатан основал свою фирму. Что в целом привело к тому, что у них не самые лучшие отношения — мягко выражаясь.

Она пристально смотрит на меня.

— Иногда я по-настоящему опасаюсь, что Джонатан никогда не преодолеет эмоциональную дистанцию между собой и другими людьми. И поэтому я не могу советовать тебе связывать с ним свои надежды. Он разбил уже много женских сердец. — На ее губах появляется улыбка. — Но таким, как с тобой, я его еще не видела. Думаю, ты действительно можешь достучаться до него, Грейс. Вполне может быть, что ты — его последний шанс все же пройти этот этап.

Я печально гляжу на нее.

— Не думаю, что он захочет меня видеть после нашей вчерашней ссоры.

Сара усмехнулась.

— Он злится на тебя, да. Но когда сегодня утром он был здесь, можно было заметить, что он по-настоящему беспокоится. Он специально организовал вызов службы безопасности, чтобы свора фотографов не съела тебя с потрохами, когда ты придешь на работу.

— А где он сейчас? — интересуюсь я.

— Раз он сегодня не захотел ехать в офис, то, полагаю, дома.

— Он знает, что я здесь?

Сара качает головой.

— Я хотела сначала поговорить с тобой.

В комнату вошла медсестра — не та, что вчера, — и принесла поднос с едой. Главное блюдо накрыто серебряной крышкой с золотистой ручкой, десерт сервирован, как в роскошном ресторане. Ух ты! «Все лучше и лучше», — думаю я и решаю, что, если заболею, непременно лягу в эту больницу.

— Хочешь чего-нибудь? — спрашивает Сара, но я качаю головой. Вся эта история с Джонатаном сказалась на моем аппетите, мне совершенно не хочется есть.

Пока она обедает, мы переходим с разговора о Джонатане на тему ее пребывания в Риме. Она с упоением рассказывает мне о картинах, которые ей особенно нравятся, и оказывается фанатом Микеланджело, Рафаэля и Себастьяно дель Пьомбо.

— Джонатан терпеть не может, когда я заговариваю об их работах. Он в них ничего не понимает, — с улыбкой поясняет мне девушка.

— Да, я знаю, он мне говорил.

— Видишь, — с ликующим видом объявляет моя собеседница, — он рассказывает тебе такое, о чем большинство не узнает никогда.

— Кстати, о чем ты пишешь диссертацию? — решаю поинтересоваться я, потому что мне хочется еще поговорить о Джонатане и моем к нему отношении.

Она улыбается.

— О цветах любви. — При виде моего непонимающего лица она радостно хихикает. — Мой профессор посмотрел на меня точно так же, когда я представила ему свою тему. Но это действительно очень интересно. Я исследую то, как отражается отношение художника к его модели в красках на картине. Цвета имеют значение, и художники применяют их, иногда осознанно, иногда нет, чтобы выразить определенные чувства. Мне это кажется…

Она не договаривает, потому что в этот момент в дверь стучат и в палату входит Александр.

— Я закончил, мне нужно возвращаться обратно в офис, — говорит он. — Забрать тебя, Грейс?

Они с Сарой смотрят на меня, но в их взглядах я читаю, что это будет не очень хорошей идеей. И я не могу с ними не согласиться, поэтому качаю головой.

— Нет. Если… можно? — Я неуверенно гляжу на Александра. Он кивает, испытывая заметное облегчение.

— Можно, конечно, — с улыбкой отвечает он. — Я даю тебе официальное разрешение взять отгул на остаток дня.

На прощание он целует Сару в лоб, желает мне всего хорошего и снова оставляет нас наедине.

Я усмехаюсь.

— И какого же цвета твое отношение к Александру? — интересуюсь я.

— Красного, — тут же, смеясь, отвечает она. — Но скорее, к сожалению, светло-красного. Я знаю, что нравлюсь ему, но меня нервирует его отстраненность. Поэтому мне еще предстоит поработать над новым оттенком, особенно теперь, когда я снова в Лондоне. Я надеюсь, что цвет получится гораздо более интенсивным.

Она улыбается, и мне снова вспоминается характеристика Джонатана. Похоже, она действительно решительная девушка. Но мне нравится ее прямота и активность.

— Что ты теперь будешь делать? — спрашивает Сара, когда я уже собираюсь уходить.

Я неуверенно пожимаю плечами.

— Не знаю. — В офис возвращаться нельзя однозначно, а другие идеи мне тоже не нравятся. — Думаю, для начала вернусь обратно в Айлингтон.

Сара выдвинула ящик своей прикроватной тумбочки, достала оттуда кошелек и протянула мне несколько десятифунтовых бумажек.

— Тогда возьми такси. Пожалуйста, — тут же добавляет она, видя, что я не хочу принимать деньги. — Бедняков это не коснется, правда. — Улыбка у нее получилась довольно кривой. — И кроме того, это я вызвала тебя сюда, так что мне следует позаботиться о том, чтобы ты добралась домой — или куда ты там собираешься — в целости и сохранности. — Ее голубые глаза, напоминающие мне о Джонатане, смотрят серьезно. — Ты подумаешь о том, что я тебе сказала?

Я киваю. Поскольку я уже несколько дней не могу думать ни о чем, кроме Джонатана, это будет нетрудно.

— Удачи, — снова говорит она на прощание.

Садясь в такси, которое вызвала для меня регистратор, и направляясь в Айлингтон, я еще раз прокручиваю в голове этот суматошный день. Внезапно до меня доходит, что нужно принять решение. Никто ничего не говорил мне, но это все равно витало в воздухе, невысказанное. Как бы тяжело ни было признаться — я уже не могу продолжать практику, как задумывалось изначально, при таких обстоятельствах это совершенно невозможно. Я должна либо прервать ее и вернуться домой, либо вернуться к Джонатану и посмотреть, что будет дальше.

Если я улечу домой, существует призрачный шанс того, что наша интрижка постепенно забудется. Глупость, вполне простительная с учетом моей юности; со временем все порастет травой. Вот что нужно сделать. Это единственный разумный вариант.

Но мысль о том, что я уйду и никогда больше не увижу Джонатана, настолько болезненна, что кажется практически невыносимой. Я прокручиваю в голове слова Сары. Неужели это правда и я действительно значу для него больше, чем он готов признать?

Я видела, каким нежным он может быть, потому что с Сарой он нежен. Он вступается за людей, с которыми работает, ему они небезразличны, о чем недвусмысленно свидетельствует проект в Хакни. Так почему же он отказывается от отношений? Почему никому, кроме его сестры и Александра, не дозволяется подходить близко? Для этого должна быть причина, но, очевидно, он скрывает ее даже от тех, кого любит.

Если я вернусь к нему, для меня все станет еще хуже, чем было, и я это знаю. Ведь я понятия не имею, что он сделает, на сколько он разрешит мне остаться и разрешит ли вообще. Даже его собственная сестра не может с чистой совестью мне этого посоветовать. Все предостерегают меня, и он сам делал это неоднократно.

Я глубоко вздыхаю.

Значит, от Джонатана действительно лучше держаться подальше. Вычеркнуть его из своей жизни, поступить так же, как поступает он со мной и, очевидно, многими другими, кто оказывается к нему слишком близко. Но я просто не знаю как.

Черное такси останавливается на светофоре.

— Я передумала, — говорю я водителю, который глядит на меня с удивлением. — Я хочу поехать в другое место.

— И куда же мы направляемся, солнышко? — спрашивает он с сильным британским акцентом.

Глубоко вздохнуть.

— В Найтсбридж.

Найтсбридж расположен неподалеку от Мэрилебона, и мы не успели уехать далеко от госпиталя имени короля Эдварда VII, поэтому уже через четверть часа мы оказываемся на улице, в конце которой стоит городская вилла Джонатана. Я узнаю ее уже издалека — и фотографов, которые толпятся на тротуаре перед кованым забором. Их не так много, как перед зданием «Хантингтон венчурс», всего четыре или пять, но они все равно меня пугают.

— Остановите, пожалуйста!