— Пошел к черту!
— Когда-нибудь я, наверное, и попаду в ад, но если кто и пошлет меня туда, так это будешь не ты.
Доминик повернулся и пошел к своим лошадям. Не услышав позади ее шагов, он остановился и посмотрел на девушку.
— Я купил тебя, но выбор за тобой. Ты можешь остаться с Вацлавом или идти со мной.
Кэтрин с ненавистью взглянула на цыгана. Спаситель, черт бы его побрал. Но глаза… Боже, какие у него глаза! У Кэтрин мурашки побежали по спине от такого взгляда. А лицо… Красивое, благородное… Может быть, на этот раз удача улыбнулась ей? Ведь перед ней был самый интересный мужчина из тех, кого она знала.
Не дожидаясь ответа, он повернулся и зашагал прочь. Кэтрин, бросив последний взгляд на Вацлава, все еще сжимавшего в волосатой руке плетку, пошла за своим спасителем.
— Забирайся в повозку.
Кэтрин с опаской взглянула на нового хозяина.
— Мне нет дела до того, сколько ты за меня заплатил. Я не лягу с тобой, как не легла с ним.
Цыган скользнул взглядом по ее телу, и Кэтрин невольно запахнула блузу на груди.
— Если я захочу, малышка, ты ляжешь со мной. Не заблуждайся на этот счет. Но чтобы заставить тебя лечь со мной, я не стану угрожать тебе поркой.
«Тогда этого не случится никогда», — подумала Кэтрин, но промолчала. За последнее время она успела понять, что споры к хорошему не приводят, как не помогают ни мольбы, ни слезы.
— Залезай, — повторил он.
— Зачем?
— Я хочу посмотреть твою рану на спине.
Рана жгла огнем, Что бы с ней было, если бы не появился этот цыган, лучше не думать.
Кэтрин поднялась по деревянной лесенке в повозку.
— Вацлав звал тебя Домини. Это твое имя?
Доминик развернул ее к себе спиной.
— Одно из многих. Другие зовут меня Доминик.
Что для них имя? Просто звук, слово. Цыгане легко меняют имена, они значат для них так же мало, как и место и время. Женился — сменил имя, кто-то умер — еще раз сменил имя. Очень удобно, особенно когда тебя разыскивает полиция: просто сменил имя, и уже неизвестно, кого искать.
— А тебя как зовут? — спросил Доминик,
— Кэтрин.
— Кэтрин, — повторил он. — Катрина. Оно тебе подходит.
Пальцы легко касались спины, втирая в кожу что-то густое и пахучее.
Боль стала стихать, и Кэтрин вздохнула с облегчением.
— Как ты оказалась у него?
— Он выкупил меня у других цыган. Вацлав предложил им хорошие деньги, и они согласились продать меня.
Рука Доминика замерла.
— Ты говоришь очень правильно! Ты не крестьянка. Что делает англичанка во Франции сейчас, когда идет война?
— Да ведь и ты не француз. И английский твой безупречен. Я могу задать тебе тот же вопрос.
— Я цыган, — ответил Доминик. — Мы ни с кем не воюем. Вы — дело другое.
— Я не из Франции, я раньше жила в Англии.
Если бы только можно было рассказать ему всю правду, попросить о помощи. Но Кэтрин уже оставила подобные попытки. Тот, кто похитил ее, обещал заплатить северным цыганам хорошие деньги за то, что те увезут ее подальше, и они не намерены были отпускать ее.
Другие, в том числе и Вацлав, не верили ее истории. Ее окрестили «леди-девка» и еще «ваше сиятельство». От правды было только хуже.
Кэтрин думала о том, какой он ее видит: растрепанную, в рваной изношенной одежде, едва прикрывающей тело. Она походила на графиню Арундейл не больше, чем та старуха, склонившаяся над котлом. Кэтрин живо представила себе смех высокого цыгана и прикусила язык. Сердце заныло от безысходности.
— Я убежала из дому, — солгала она. — Кто-то похитил меня и продал цыганам. — В этой части все было правдой. — В Константинополе есть один паша, любитель светлокожих женщин, который к тому же платит, не скупясь.
Рабство. Быть рабыней все равно лучше, чем умереть. А быть рабыней Вацлава лучше, чем быть рабыней паши. Что ждет ее теперь? Может, ей опять повезло?
— У Вацлава были деньги, — продолжала Кэтрин, — «наверняка краденые», — добавила она про себя. — Он предложил им деньги, и они взяли.
Продать ее другому цыгану не значит отпустить, решили они и продали ее.
— И все это время ты не пускала его в свою постель?
Кэтрин казалось, что Доминик ощупывает ее глазами.
— …неудивительно, что он слегка помешался.
Девушка предпочла не углубляться в опасную тему.
— Вацлава нет, сейчас мне приходится иметь дело с тобой. Так что меня ждет?
«Действительно, что?» — спросил себя Доминик. Женщина ему была не нужна. По крайней мере эта. Через несколько недель он вернется в Англию, к привычной жизни, к своим делам и обязанностям. Зачем ему нужна еще одна обуза? И без того забот хватает.
— Что ждет? Все зависит от тебя самой. Сейчас я предлагаю тебе лечь спать. Думаю, тебе это не помешает.
Девушка смотрела на него, как затравленный зверек.
— Здесь?
— Я думаю, тебе будет удобно.
— А где будешь спать ты?
— На земле рядом с повозкой.
Доминик окинул взглядом округлую грудь, тонкую талию женщины.
— Если ты, конечно, не пригласишь меня разделить ложе с тобой.
Зеленые глаза, яркие как изумруды, яростно сверкнули.
— Я уже говорила, что не лягу по своей воле ни с тобой, ни с каким другим мужчиной. Понятно?!
Доминик усмехнулся, неожиданно задетый ее словами. Он никогда не встречал таких, как она, — волевых и решительных. Среди англичанок точно. Она была довольно соблазнительной штучкой, из тех, кто способен увлечь больше, чем на краткий миг.
— Увидим, рыжая киска. Увидим.
В тот момент она повернулась, и в вырезе разорванной блузы показалась грудь, полная, тяжелая, словно созданная для мужской ладони. Доминик почувствовал тяжесть внизу живота. Так и быть, он поспит на земле, но только после того, как Яна поможет ослабить влечение.
— Пойду поищу тебе что-нибудь поесть, — сказал он чуть хриплым голосом.
— Благодарю.
Достав из сундука горсть золотых монет для Вацлава, Доминик вышел из вагончика. Мать встретила его у костра.
— Зачем ты купил женщину Вацлава? — спросила Перса, глядя на деньги. — Что ты будешь с ней делать?
— Пока не знаю,
— Она принесет беду. Я чувствую. Не надо было тебе вмешиваться.
Доминик сжал зубы, Он думал о рыжеволосой красотке. Думал, как приятно было бы чувствовать под собой ее упругое тело, как хорошо было бы, если б ее точеные ножки… Сейчас Доминик очень хорошо понимал Вацлава.
— Я знаю, — ответил он.
Глава 3
Дай мне руку твою,
Пусть печали уйдут,
От тебя отведу я беду.
С влажных век я слезинки твои соберу
И у сердца укрою сосуд.
Кэтрин до дна выскребла тарелку с похлебкой, принесенную пожилой цыганкой, давно она не чувствовала себя так хорошо: наконец-то утих вечно голодный желудок. Поужинав, она нырнула под лоскутное одеяло. Впервые за много недель она вытянулась на удобном мягком ложе, и ей было тепло.
Спать не хотелось. Кэтрин огляделась. Свеча бросала теплые золотистые отблески на деревянные стены и сундуки, расставленные вдоль стен. Убранство поразило ее необычной для цыганского жилища опрятностью. На вешалке рядом с красной шелковой рубахой висела еще одна — из домотканого полотна. Чуть поодаль — черные изрядно поношенные бриджи, желтый шелковый шарф и жилет, расшитый красными и золотистыми нитями и маленькими золотыми монетами.
Впрочем, вардо был похож на те, что она уже видела, только поопрятнее и поуютнее, и сделан он был из хороших ровных досок, плотно пригнанных друг к другу. Единственное, что никак не вписывалось в знакомый ей цыганский быт, — так это книги, сложенные в углу за деревянной лошадкой-качалкой.
Кэтрин задула свечу, повернулась на бок и уставилась в темноту. Веки ее отяжелели, измученное тело требовало отдыха, но она боялась уснуть, прислушивалась к каждому шороху. А вдруг этот человек придет? Не может не прийти.
Зачем цыган будет покупать себе женщину, если у него есть кому согревать постель?
Где-то ухнула сова. Издерганная до предела, Кэтрин вскочила, но поняв, что тревога ложная, снова легла. Вслушалась в ночь. Разговоры смолкли. В дальнем вагончике кто-то заразительно смеялся, но вскоре угомонились и там. В ночи фыркали лошади, потрескивали в кострах догорающие дрова. Ночь была наполнена разнообразными звуками, только мужских шагов Кэтрин так и не услышала. Она уснула перед рассветом, но уже на заре ее разбудил голос того высокого цыгана.