Кэтрин так и не могла привыкнуть к тому, что дети здесь вообще не знают обуви, а холода будто и не замечают.
— Здравствуйте, — смущенно проговорил ребенок.
— Здравствуй, Янош, — ответила Кэтрин.
Детей она любила всегда. У себя дома она входила в Общество помощи бедным и сама учила детей грамоте. Благодаря ее усилиям дело, начатое еще ее отцом, продолжалось, и дети имения Арундейл ходили в школу достаточно регулярно. Кэтрин украдкой смахнула слезу. Этот мальчуган напомнил ей о доме. Дом! Горький ком встал в горле.
Кэтрин отвела взгляд от мальчика, который, взобравшись на широкие плечи Доминика, путешествовал верхом, вцепившись в его черные кудри. Но взглянув на Доминика, она поймала в его глазах удивленное выражение.
Он опустил ребенка на землю, и мальчонка побежал догонять приятелей.
— Ты любишь детей? — спросил он.
— Да, — тихо ответила она, — очень.
На ужин они поели жареной картошки, капусты и цыпленка. Кэтрин узнала, что цыгане держат кур всех расцветок, чтобы, если крестьянин из близлежащей деревни явится искать украденное, ему можно было предъявить несколько таких же, на выбор, и он, растерявшись, ушел бы ни с чем.
Доминик сел с ней рядом, слишком близко, отчего она чувствовала себя несколько неуютно. Разговор шел о погоде. Действительно, хотя ночи оставались прохладными, днем солнце светило вовсю, именно так, как предсказывал Вацлав. Доминик еще говорил о своих лошадях, к которым он, как видно, питал особую страсть, и о предстоящем торге.
— Я думаю, тебе понравится, — сказал он, — зрелище интересное.
«Странно, для цыгана речь у него слишком правильная и гладкая», — подумала Кэтрин. Но сейчас ее волновало не это. Она думала только о том, как бы ей улучить момент, чтобы пробраться в повозку Арманда, молилась лишь о том, чтобы не опоздать. И старалась не замечать взглядов, которые на нее искоса бросал Доминик.
— Я устала, — наконец сказала Кэтрин. — Если вы не возражаете, я пойду спать.
— Ты вес еще уверена, что хочешь спать одна? — с блеском в глазах спросил Доминик, прямо раздевая се глазами.
У Кэтрин заныло от страха сердце.
— Совершенно уверена.
Он поднял руку, убрал упавшую на лоб рыжую прядь и кончиком пальца погладил ей щеку. Кэтрин показалось, будто бабочка задела ее крылом, и сердце ее затрепетало.
— Спокойной ночи, малышка, — сказал он и, пристально посмотрев на нее, отвернулся и зашагал прочь.
Кэтрин торопливо поднялась по ступенькам, распахнула дверь вагончика и, залетев внутрь, захлопнула за собой дверь. Тяжело дыша, она прислонилась к стене. Тускло горела свеча. Здесь, за плотно закрытой дверью, ей стало немного полегче, хотя чего она так боялась, от чего так старалась убежать, Кэтрин сказать бы не могла.
Чуть попозже она затушила свечу и легла. Кэтрин полагала, что цыган едва ли придет. Он не из тех, кто бросается словами. Он даст ей знать, когда надумает получить то, что ему принадлежит, вот только ее здесь уже не будет.
Ожидание чуть не свело ее с ума. Лаяли собаки, ржали лошади, дети никак не могли улечься, но в конце концов цыганский табор утих. Кэтрин не слышала скрипа колес, значит, пока все были на месте, и она вполне успеет спрятаться в повозке ремесленника. Сколько получится, она проедет вместе с ним, а там поглядим. А пока нужно кое-что украсть отсюда.
Кэтрин выбралась из теплой кровати и подошла к большому деревянному сундуку справа от входа. Она видела, откуда Доминик доставал деньги, чтобы заплатить Вацлаву, и молила лишь о том, чтобы там еще что-нибудь осталось.
Просунув руку под попоны, упряжь, гребни и прочий хлам, Кэтрин наконец добралась до дна, туда, где лежал тяжелый мешочек с деньгами, и в нем оказалось золота больше, чем она думала.
Конечно, воровать было неприятно, но что делать, если нет выбора? Как только она доберется до дома, тогда попытается как-нибудь вернуть деньги. Кэтрин сунула несколько монет в карман юбки, накинула на себя старую шерстяную таль и выскользнула из вагончика. Убедившись, что вокруг никого, она тихонько прикрыла дверь и спустилась по ступеням.
Перса спала в вагончике по другую сторону от костра, но Доминика нигде не было видно. Вздохнув с облегчением и надеясь, что удача не оставит ее и дальше, Кэтрин проскочила открытое пространство между повозками и дальше побежала, стараясь не попадать а круг света, образованный догорающими угольями.
Подойдя к повозке ремесленника сзади, Кэтрин подтянулась и, откинув парусину, забралась внутрь, стараясь не шуметь. Скорчившись за деревянными ящиками на жестком полу, Кэтрин вслушивалась в голоса, доносящиеся со стороны повозки старого Джозефа. Скрипка прекратила играть несколько минут назад, значит, скоро Арманд вернется. Кэтрин уже пожалела о том, что не прихватила с собой одеяло, и сейчас дрожали от холода. Оставалось только ждать.
Доминик стоял в тени у вагончика Яны. Увидев Кэтрин, он удивился, но уже в следующую минуту понял, что она задумала.
— Домини?
Яна вышла из вагончика, соблазнительно покачивая бедрами. Черные волосы рассыпались по плечам, миндалевидные черные глаза блестели.
— Почему ты не заходишь? Ты и так заставил меня долго ждать!
Пряди черными змеями падали на полную грудь, вздымавшуюся при каждом вздохе. От холода соски ее отвердели и заострились, натягивая тонкую ткань простой белой блузы.
— Подожди немного, — сказал Доминик. — У меня тут одно дело осталось.
Яна обольстительно улыбнулась.
— Дело может подождать. Пойдем, мой милый, иди ко мне, любовь моя, позволь Яне сделать тебе приятно.
Она протянула ему руки, ждущие, манящие, но он словно и не заметил ее жеста.
— Позже, — бросил он, уходя.
Честно говоря, он стоял у вагончика уже довольно долго, думая: войти или нет. Он собирался прийти к ней, как и обещал, но вместо этого медлил, выпил палинки, крепкой цыганской водки, потом выкурил сигару, потом пошел проверил лошадей. Все откладывал и откладывал встречу. Доминик выругался. Все оттого, что сегодня, как и вчера, он хотел не Яну, а Кэтрин. Да, Кэтрин, а не ту женщину, которая согревала ему постель вот уже несколько недель. Кэтрин, рыжую плутовку, ту, что как раз сейчас пытается от него удрать.
Доминик подбежал к повозке, рывком открыл дверь и вошел. У цыган не было надобности в замках, красть у своих было делом неслыханным, все равно что украсть у брата или сестры. Но у гаджио другие традиции, и от женщины, которую он спас, он мог ожидать любой подлости.
Доминик зажег свечу из белого воска и подошел к сундуку, где хранил деньги. Откидывая кованую крышку, он уже знал, что не найдет на дне золота. Не должен был он ей доверять, вел себя как дурак. Доминику было досадно. Эта рыжая воровка обвела его вокруг пальца.
И все же он продолжал искать. Нащупав мешок, он почти удивился. Вынул, взвесил на руке. Легче, но не намного. Почему она не взяла все? Доминик не знал ответа. Одно радовало: женщина гаджио оказалась лучше, чем он о ней думал. Почему-то это очень обрадовало его, показалось чрезвычайно важным.
Воздух в комнате хранил ее запах. Доминик вдохнул полной грудью. Она пахла чистотой, наверное, от мыла, которым часто пользовалась, и было нечто еще в ее запахе, какая-то сладость, похожая на запах меда, нечто неуловимое, чему он не мог найти названия. Он представил, как Кэтрин прячется в дальнем углу повозки. Должно быть, она замерзла.
Господи, что с ним творится? Вместо того чтобы скрежетать зубами от злости, он улыбается. Какую храбрость нужно иметь, чтобы покинуть теплоту и уют его вардо, более-менее сытую жизнь ради неизвестности.
Конечно, без хорошей выволочки он ее не оставит, и все же у этой женщины есть и мужество, и характер, а англичанка с характером — настоящая редкость. Она стоит денег, что он за нее заплатил.
Когда Доминик вышел из вардо, повозка Арманда уже тронулась. Цыган пошел к лошадям. Доминик не без ехидства представлял себе, как вытянется ее хорошенькое личико, когда он перехватит их на пути, и усмехался. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не пуститься в погоню немедленно.
Повозку качало, кастрюли, сковородки гремели, но все это можно было пережить. Только бы добраться до порта. Кэтрин выглянула из-под парусины. Костры цыганского табора еще виднелись вдали, но вскоре и они пропали. До рассвета, когда Доминик обнаружит, что она сбежала, пройдет не один час. И многие мили лягут между ней и мужчиной, чьи темные глаза и волосы, чья смуглая кожа вызывали в ней странное беспокойство.