Вновь покачивание, долгое, девушка даже успевает задремать, пригревшись. Но вот рядом звучат голоса: мужские, женские, но во всех звучит зависть. Прикрытая злостью, весельем, чем угодно, но зависть, горечью оседающая на корне языка.
Мишель тихо вздыхает, когда её аккуратно опускают на твёрдый холод, бессознательно ёжится. Горячие руки исчезают, чтобы вновь появиться, мягко разводя её ноги в стороны. Внизу живота разливается вязкое, навязчивое тепло.
Себастиан бережно уложил девчонку на центральный алтарь, нехотя стянул с неё ткань, отбросив её за чуть мерцающий контур звезды. Привычным движением кисти убрал за ухо лезшую в глаза прядь, немного тоскливо покосился на им же только что откинутое покрывало — увы, ритуал не допускал присутствие постороннего в круге, будь это хоть человеком, хоть крысой или тканью. Впрочем, смущение таким, как он, было не свойственно, а вот собственничество — очень даже. Колдуна кольнуло лёгкой ревностью, СВОЁ он столь подробно демонстрировать не любил. Очень не любил.
До полночи оставалось около трёх минут, Себастиан оглянулся. То и дело бросая на его Мишель жадные взгляды, на концах большей Эрцгаммы устраивались остальные. Колдун усмехнулся, опустил слегка ироничный взгляд на ровные линии, проверяя их целостность: удивительно, насколько пара деталей могут извратить первоначальный смысл. Знак, означающий совершенство, исцеляющий душу и тело, вписанный один в один с тринадцатью алтарями внутри, хоть и станет исцелением для одних, да только будет стоить жизни другим. В этот раз вёл ритуал Себастиан, на правах главного расположившись на центральном алтаре, одном из тринадцати — точкой пересечения всех энергетических каналов. Коллеги же его встали у основания конечных алтарей, расположенных строго по центру углов малой звезды, верхней частью направленных к центральному, а нижней касающихся линий большой Эрцгаммы.
Чёрный поднял голову, привлечённый шумом, тихо фыркнул, подавил ухмылку, из полуприкрытых век наблюдая, как хрупкая на вид блондинка, под нос себе ругаясь, пытается правильно разложить своего хоть и вяло, но сопротивляющегося донора. Рыжая девчонка, едва ли не крупнее своей противницы, даже опоённая, хоть и в большинстве своём мимо, но пиналась и дёргалась, медленно выводя Марго из себя. А ведь, колдун всё же не удержался и ехидно улыбнулся — ей ещё свою жертву девственности лишать, до оргазма доводить. Этими самыми наманикюренными, изнеженными пальчиками.
— Чего лыбитесь? — мрачно покосилась на него Марго, парой точных движений таки обездвижив донора.
Себастиан мигом изобразил святую невинность — с этой только начни спорить, все мозги чайной ложкой выест. Да и не хотелось ему сейчас с кем-то гавкаться, настроение не то, Мишель под боком.
— Письками гордятся, — язвительно отозвалась Жанна, девчонка которой тоже начинала приходить в себя. В отличие от Марго проблем с донором у неё не было — высокий рост, тучное телосложение и немалая сила в руках на раз-два лишали её подобных проблем.
— Так это легко исправить, — насмешливо, слегка растягивая гласные, пропела Мариша, единственная жертва которой ещё лежала без малейших движений. Даже его цыплёнок зашевелился, пытаясь свести ножки.
Себастиан молча закатил глаза: хуже чёрного колдуна может быть только чёрная колдунья — у них характер ещё поганей. Внутри уже знакомо потянуло, чёрный быстро переглянулся с Михаилом, коротко провёл ладонями по мягкой коже Мишель, настраиваясь на нужный лад.
— Да ты… — не удержался Кайл, об импульсивности которого едва ли не легенды слагали.
— Полночь, — раздражённо оборвал намечающуюся грызню Себастиан.
Все подобрались, как по команде посмотрели вниз, проверяя, не задевают ли голыми ступнями линии малой Эрцгаммы — сгореть в потоке высвобожденной энергии никому не хотелось. Себастиан глубоко вздохнул: пожалуй, можно начинать.
И да, кажись, с дозировкой он всё же переборщил. Вон, как его цыплёнка плющит.
Дурман медленно испарялся, Мишель потихоньку приходила в себя и первое, что она осознала — это то, что лежит голая, да ещё и с раздвинутыми ногами, между которыми полыхает довольно специфический жар. Воровка вздохнула, чувствуя, как приливает к щекам кровь. Сознание ещё немного прояснилось, будто сквозь толстую вату до неё донеслись голоса, в основном женские, но были среди них и пара мужских, в том числе и её чёрного. Мишель ещё сильнее покраснела, поняв, чьи горячие руки лежат у неё на бедрах, дёрнулась, пытаясь свести ноги, но не преуспела, наткнувшись на сопротивление всё тех же ладоней.
Жар разрастался, волнами расходясь по всему телу, выступая на слегка зарумянившейся коже испариной, до предела обостряя чувствительность. Девушка слегка прогнулась, морщась и бросая всякие попытки сдвинуть ноги — камень под спиною всё сильнее раздражал, впиваясь в лопатки колючим песком. Почти больно.
Между ног стало настолько горячо, что всё тело начал бить мелкий озноб. Сознание Мишель опять затуманилось, восприятие сузилось на пылающих огнём руках у неё на бёдрах. Она вновь прогнулась, почти бессознательно шире разводя ноги то ли в попытке сбросить обжигающие ладони, то ли подтолкнуть их выше. Разомкнула губы, жадно глотая прохладный воздух. Внизу живота уже не просто потягивало, а буквально скручивало спиралью, и… Мишель не выдержала, прогнулась сильнее, влекомая жаждой стать ближе, царапая спину о камень, умоляюще прошептала: «Пожалуйста».
Внезапно прошедший по полыхающему телу холодок не только не остудил желание, но и почти оглушил остротой ощущений. Мишель тихо застонала, захлёбываясь дыханием, когда одна из ладоней колдуна внезапно, едва касаясь кончиками пальцев, быстро соскользнула вниз, даря ласку там, где хотелось больше всего. На пару мгновений воровка застыла, оглушённая ощущениями, но потом вновь захлебнулась тихим, едва слышным стоном, когда влажные пальцы задели горошинку клитора. С громадным усилием, по слогам выдохнула: «Па-жа-лу-ста…». Попыталась открыть глаза, но не смогла.
В ту же секунду чёрный, наконец, сжалившись, прижался ближе, Мишель тут же забыла об этом и поспешно обхватила его бёдра ногами, пылая просто от контакта кожи к коже. Слегка поморщилась, ощутив внизу ноющее давление, и звонко вскрикнула, когда с резким рывком бёдер колдуна пришла обжигающе острая боль, на пару секунд притушившая желание. Воровка всхлипнув, зажмурилась, на ресницах выступили слёзы. Сверху тяжело вздохнули, по бокам девушки мягко, лаская, скользнули горячие ладони, и ей, кажется, немного полегчало. Мишель облизнула сухие губы, на пробу качнулась навстречу. Внизу живота слегка потянуло ноющей болью и чем-то щекотно-приятным, совсем незнакомым. Почти приятно.
Себастиан улыбнулся, обхватив ладонями талию девушки, поставил колено на алтарь и, перекинув стройную ножку через своё бедро да приподняв таз Мишель, начал нарочно медленно, глубоко проникая, скользить в узком лоне.
Воровка охотно выгнулась, предоставляя более удачный угол проникновения, глубоко задышала, вздрагивая с каждым мягким, плавным толчком. Вскоре боль совсем исчезла, смытая вязким потоком неги. Девушка облизнулась, выгнулась сильнее, недовольно кривя полные губы, жар, всё так же огнём пылавший между ног требовал большего: сильнее, резче, быстрее. Колдун же, проигнорировав посыл, темп не увеличил.
Тогда Мишель, с трудом согнув руку, на ощупь нашарила запястье чёрного, резко дёрнула, вынуждая опереться ладонью на алтарь, и практически полностью на неё лечь. Тяжесть чужого тела оказалась столь неожиданно приятной, что девушка непроизвольно прогнулась, опираясь на лопатки, вжимаясь в мужчину ещё сильнее. Тихо, но крайне довольно простонала, дёрнулась навстречу, смазав очередной толчок. Колдун раздражённо фыркнул, сжал ладони на талии воровки сильнее, затем как-то иронично усмехнулся и выдохнув: «Вот же настырное создание», резко толкнулся вперёд.
Девушка захлебнулась вздохом, забросив руку ему за шею, прогнулась. Стало хорошо, остро, резко, как ей и хотелось. Искры внизу начали вспыхивать всё чаще, шипяще-щекотным эхом отдаваясь во всём теле. Дыхание Мишель окончательно сбилось, под закрытыми веками затанцевали чёрные мушки.
Резкая вспышка ослепляющего удовольствия стала оглушающей неожиданностью. Девушка откинула голову, приоткрыв губы в беззвучном крике. В сознании взорвался фейерверк, воровка до предела выгнулась в руках колдуна, прижимаясь к его груди животом и, в последний раз содрогнувшись, безвольно обмякла, то ли засыпая, то ли теряя сознание.