— О хозяине… ты его не видела?

— А что? — уже заинтересованно посмотрела на неё девушка.

— Мы несколько э-э… — воровка замялась, пристыжено опустила глаза, — поссорились, он обиделся и удрал.

— Обиделся? — с искренним удивлением переспросила Яна, стягивая перчатки и поворачиваясь к неё лицом, опёрлась попой о стол. — Чтобы обидеть Себастиана нужно, конечно, постараться.

— Заслужил, — мигом ощетинилась колючками воровка.

— Я знаю, — служанка подняла ладони, примиряюще улыбаясь, — знаю, что хозяин далеко не пушистая лапочка, коей выглядит. Эти странные собрания, твоё появление, строжайший запрет спускаться в подвал… кстати, не намекнёшь, что там? Всегда было интересно.

— Спальня, — девушка растерянно пожала плечами, кабинет, ванная, гардеробная. Интересно, но никаких трупов… настоящих, по крайней мере.

— Настоящих? — Яна коротко приподняла брови, покачала головой. — Ладно, чего мы стоим? — оттолкнулась от стола. — Давай я чай налью, и мы нормально поговорим. Проходи, садись за стол.

Мишель неловко помялась и нерешительно прошла вперёд, присела. Перевела взгляд на засуетившуюся служанку. Послышался свист чайника.

— Тебе помочь?

— Неа, — Яна на секунду оглянулась, усмехнулась, — забей.

Через пару минут перед девушкой уже опустился поднос с двумя чашками чая и пиалой конфет. А уже через полминуты Яна присела напротив, небрежно отпихнув поднос вглубь стола.

— Так чего вы поссорились? — аккуратно начала она.

— Ничего, — дёрнула плечом Мишель, утыкаясь взглядом в кружку, — не сошлись во мнениях. Кстати, как ты оказалась в этом доме? Странный выбор для молодой девушки — особняк посреди леса.

— Случайно, — девушка наморщила нос, дёрнула плечом, — нам (Себастиан говорил, что мы с Алексеем родственники? Двоюродные брат с сестрой, если точнее) тогда в очередной раз в работе отказали — образования нет, прописки тоже, условный срок. Мы ж сироты фактически, мой вечно мертвецки пьяный папаша не в счёт, лучше бы его вообще не было; у Лёшки и вовсе никого, родители в катастрофе, когда ему было семь, разбились, родственники как-то быстро испарились… кроме бабки, которая его хоть и не любила, но забрала и благополучно скончалась за два дня до его совершеннолетие, оставив с кучей долгов по квартплате и жуткой ненавистью к квашенной капусте, — тут Яна слабо улыбнулась, глядя куда-то на дно стакана. — Квартиру вскоре отобрали, не за долги, нет, не имели права… вернее, за долги, но не по квартплате. Какие-то «кореша» отца, которым он задолжал крупную сумму. Так мы остались на улице; «домой», — служанка с каким-то особенным, горьким отвращением выделила это слово, — Лёшка меня не пустил (за что ему огромное спасибо); два месяца по друзьям, каким-то мутным комнатушкам скитались, а потом его уволили. Вот так, взяли и уволили, — Яна зло поджала губы, — без предупреждения, ещё утром полы в той убогой кафешке мыл, а уже вечером, почти ночью, выпнули, отказавшись выплачивать деньги за месяц работы. Я тогда как раз девятый класс закончила, числа двадцатые июля были, тоже побежала работу искать, но не брали. Малолетка, ещё шестнадцати нет, с условкой за кражу, — последние два слова девушка буркнула словно через силу, из-под полуприкрытых ресниц внимательно следя за реакцией собеседницы.

Мишель только чуть приподняла брови, заинтересованно склонила голову к плечу. Яна облегчённо улыбнулась, отпила, смачивая горло и продолжила рассказ:

— Мы тогда оба устраиваться пошли, договорились встретиться в сквере, где провели последнюю ночь. Как я уже говорила, нас не взяли, — служанка внезапно вскинула голову, усмехнулась, — представь: сидят на лавке два нахохлившихся тощих подростка, голодные, явно из неблагополучной семьи, по виду жители колонии для несовершеннолетних, злые и раздражённые, рядом два потрёпанных, пузатых рюкзака… ты бы остановилась?

Мишель встрепенулась, поняв, что вопрос адресуется ей, моргнула и честно помотала головой. Сама недавно такой была, но себе подобных всё же старалась избегать. По себе же и судила — отобрать всегда легче, чем заработать.

— Себастиан остановился. Подошёл, правда, не сразу, минуты две стоял, рассматривал, мы даже тихо беситься начали, ибо… бесит, когда таращатся. Это уже в потёмках было, а теперь представь нашу реакцию, когда он подошёл ближе: высокий, волосы жёлтые, глазищи жёлтые, даже в полумраке ярко и как-то нехорошо блестящие. Одет странно, как дедушка мой одевался, вид немного растерянный и оглушённый, но даже в таком состоянии отдающий неясной угрозой. Мы перепугались тогда, честно сказать, Лёшка сразу вскочил, меня загородил. А Себастиан ухмыльнулся и предложил переночевать у него, только предупредил, что дом за городом. Не знаю, чего согласились, скорее от отчаяния и глупой уверенности, что в случае чего сможем себя защитить, — Яна даже фыркнула, с ироничной усмешкой покачала головой. — За городом, за городом… в лесу, а не загородом, мы едва стрекача в ту же ночь не дали, всё подлянки ждали, запершись в одной из спален (она сейчас Лёшкина). А на утро Себастиан уселся на пыльный диван и отказался отвозить нас обратно… а знаешь почему? — с лёгким возмущением спросила служанка.

— Из вредности? — предположила Мишель.

— Лениво ему видите ли! Лениво! Лениво завести машину и порулить с полчасика, — Яна отставила стакан, откинулась на спинку стула, агрессивно скрестив руки под грудью, — на наши возмущения лишь закатил глаза и предложил прогуляться до города пешком. А затем и вовсе сбежал, запершись в подвале. Стоит сразу сказать, что дом был в заброшенном состоянии: всё пыльное, явно давно немытое, засохший сад, прилежащая территория завалена ещё прошлогодними листьями… только розы цветут, те — большие, чайные. Странно, но красиво, а мы без дела сидеть не привыкли, дом облазили, кое-что почистили, помыли. Себастиан явился только к обеду следующего дня; стоит сказать, что на тот момент ничего, кроме консервов, на кухне не было, и мы уже сутки давились рыбой и тушёнкой, что, как ты понимаешь, настроения не добавляло. Удивлённо хмыкнул на отмытый пол первого этажа и сходу предложил остаться в качестве прислуги. Так и сказал, з-з-араза. Знаешь, — внезапно как-то очень задумчиво потянула Яна, подняв взгляд к потолку, — мы сомневались. Лучшей альтернативы на тот момент не было, а тут крыша над головой и нормальная еда в перспективе. Кое-как подняли его с дивана свозить за продуктами, предварительно стребовав обещание, что насильно держать он нас не будет. Оплатил всё без пререканий, как-то отстранённо, равнодушно, хотя набрали мы много — всякой ерунды в том числе. Ну, а дальше потянулись будни; я осваивала готовку, Лёшка был выпнут в край задолбавшимся Себастианом на курсы вождения. Я не жалею, только… — девушка запнулась, несколько смущённо почесала кончик носа, — хотелось бы таки доучиться, да мир повидать, немного поднадоело в четырёх стенах посреди леса сидеть. Между нами, девушками, — Яна покраснела, отвела глаза, тихо пробормотала: — У меня и отношений-то ещё не было, в мои-то двадцать три. Думаю ещё поднакопить и отпроситься «погулять» на пару лет. Совсем я этот дом покидать не хочу, он мне роднее, чем отчий. Думаю, Себастиан уступит, я даже замену себе сама подыщу, ты-то, — служанка приподняла уголки губ, глянула из-под полуопущенных ресниц, — убираться не станешь.

Мишель прищурилась, передёрнула плечами, ухмыльнулась:

— Ещё этого не хватало.

Яна разом погрустнела, как-то разом обмякла, виновато отвела глаза:

— Ты… прости.

Воровка удивлённо приподняла брови, нахмурилась:

— За что?

— Я ведь видела… — Яна запнулась, тяжело вздохнула, — что ты здесь… не совсем добровольно. И не решилась помочь… я… Себастиан…

— Расслабься, — поморщившись, посоветовала Мишель, — оно того не стоит. У тебя бы всё равно ничего не получилось бы, рассказывать я об этом не буду, но скажу, что всё сложилось не так уж и плохо.

— Тогда что-то случилось, да? — всё также виновато, но уже более твёрдо предположила Яна, подняв на воровку серьёзный взгляд. — В ту ночь, когда нас втроём выпнули из дома. Что-то не очень хорошее, я видела следы ещё четырёх разных протекторов, здесь был кто-то… — Яна на пару секунд задумалась, — кроме тех двоих, которых мы уже застали.

— Тех двоих? — с лёгким интересом переспросила Мишель.

— Ага, — девушка кивнула, поморщилась, — жуткий тип с шикарной косищей и избалованная язва. Они были уже здесь; первый — один раз, ещё семь лет назад, они с хозяином тогда на целый день в библиотеке заперлись, кажется, даже ругались (но вышли, в любом случае, оба вполне довольные), на ночь он останавливаться не стал, сразу уехал… но глазищами зыркнул, жуть. Второй каждый год приезжает и остаётся до тех пор, пока Себастиан не выпнет, а это, между прочем, от пары дней до месяца. Бр-р, — Яну передёрнуло, — мерзость, впервые испытываю столь дикое желание приласкать кого-то кирпичом.