Но в итоге кончилось все именно тем, чего так боялась Юлия Михайловна: дочь стала матерью-одиночкой, а Игорь после окончания института женился на племяннице какого-то посла и получил работу за рубежом. Сына своего он ни разу не пожелал увидеть. Так в первый раз в своей жизни Ирина напрямую столкнулась с предательством, трусостью и подлостью. Если бы не поддержка матери, и моральная и материальная, она не представляла, как смогла бы не то что закончить институт, но и вообще выжить вместе с ребенком. В институте ей пошли навстречу и разрешили, в виде исключения, свободное посещение, и она была рада, что может теперь почти не встречаться с Игорем. А тот и сам как мог избегал ее, видимо, опасаясь возможных сцен с выяснением отношений и обвинениями в свой адрес. Но Ирина и не собиралась устраивать никаких сцен, она считала, что, если уж уместно говорить о чьей-то вине, то в появлении на свет ребенка виноваты они оба, и она несет свою долю ответственности, а Игорь... «Бог ему судья», — коротко сказала бабушка, и эти бабушкины слова запали ей в душу и окончательно определили ее отношение к отцу ребенка. Ирине и в голову не приходило, например, требовать у него денег на содержание младенца или вообще как-то мешать его спокойному и беззаботному существованию. Когда она узнала, что он собирается жениться, то поняла: это, скорее всего, ступенька в его карьере, но к тому моменту была уже спокойна и даже радовалась, что не связала по глупости судьбу с таким человеком.
Юлия Михайловна преподавала в техникуме математику, и, чтобы содержать дочь с внуком и дать Ирине возможность закончить институт, ей приходилось для приработка брать учеников, которые каждое воскресенье по очереди толклись в их тесном жилище. И Ирине ничего не оставалось, как на выходные дни уезжать с ребенком к бабушке. Бабушка жила в одиночестве в однокомнатной квартире в Марьиной Роще, съезжаться с дочерью и внучкой не желала, боясь, что те порушат старческий уклад ее жизни, которым она очень дорожила, а чтобы квартира не пропала, прописала к себе Ирину.
И после смерти бабушки Ирина очутилась в этой квартире в Марьиной Роще, где жила сначала вдвоем с Антошкой и где они так счастливы были теперь с Никитой.
Проводив Петра, они вернулись домой, и Ирина принялась за мытье посуды. Никита приносил ей из комнаты тарелки, рюмки и чашки. Макс, видя такое дело, подумал, что должен как-то поучаствовать в действиях хозяина, и тоже принес из комнаты свой резиновый мячик, получив одобрение за сообразительность.
Ирина сказала, что ей очень понравился Петр, он показался ей умным, тонким, интересным человеком, и вообще это, должно быть, большое счастье — пронести свою дружбу через столько лет.
— Жаль только, — добавила она, — он совсем одинокий.
— Ну уж нет, — возразил Никита, — мне бы жаль было только его жену, если б имелась. Его же по семь месяцев в году дома не бывает.
Он подошел к стоявшей у раковины Ирине и обнял ее.
— Представь, что я постоянно уезжаю на полгода и бросаю тебя.
Одно лишь его прикосновение действовало на нее как разряд тока, Ирина обхватила любимого за шею и прижалась к нему.
— Нетушки, — ласково сказала она, подражая Антону, — я бы за тобой всюду как хвостик следовала. Тебе от меня не избавиться.
— А я и не хочу избавляться, — дрогнувшим голосом ответил Никита, схватил ее на руки и понес в комнату.
Мягкий розовый свет торшера освещал комнату и постель, куда он осторожно положил свою драгоценную ношу. Ирина закрыла глаза и почувствовала прикосновение его больших горячих рук, которые, нежно поглаживая грудь и бедра, раздевали ее.
Движения были привычными, но каждый раз ее нагота, красота ее гибкого желанного тела, освобожденного от одежд, по-новому переживалась им, и он мог любоваться ею, не отрываясь.
Она открыла глаза и привстала, помогая раздеться своему возлюбленному и начиная дрожать от нетерпения, ее затопила теплая волна нежности и вожделения. Она смотрела в его потемневшие от страсти глаза и видела в них непреодолимое желание.
Время остановилось, вернее, просто перестало существовать для них. Казалось, что, если это продлится еще немного, сердце может не выдержать и разорвется от счастья, и в то же время хотелось, чтобы это длилось вечность.
Они слились в единое целое, не имея тайн и границ друг от друга, и ее последний вскрик, напоминавший предсмертный хрип раненного животного, возвестил об обновлении жизни, о том, что они, побывав на такой запредельной вершине блаженства и наслаждения, где понятия жизни и смерти, ада и рая путаются и меняются местами, вернулись на грешную землю, в эту комнату с ровным розовым светом, с тяжелыми кремовыми шторами на окне, за которым шел густой мокрый снег.
В ЗАГСе их бракосочетание (или, как говорил Никита, «бал Золушки») было назначено на тридцатое декабря. Счастливый жених бегал по Москве, заказывая зал для торжеств в ресторане «Прага», покупая обручальные кольца и договариваясь о венчании в церкви Всех Святых на Соколе. Как назло, «Москвич», который купил Никита три месяца назад у своего сослуживца, нуждался в мелком ремонте и находился на излечении у Феди как раз в самые горячие для новобрачных дни. Ирине же было поручено заниматься свадебным платьем и потихоньку подыскивать варианты обмена их квартир.
— Квартиру лучше всего в Сокольниках, — давал указания Никита, — платье — как в фильме «Золушка», у Жеймо, помнишь?
— С кринолином и стоячим воротником? — покатывалась со смеху Ирина.
Нервное напряжение приводило почти к ежевечерним ссорам по пустякам, за которыми следовали бурные и сладостные примирения. Никита хотел, чтобы платье Ирине шил самый лучший и модный в Москве портной, координаты которого раздобыл по этому случаю у своей секретарши, Ирина же считала, что сама сошьет себе ничуть не хуже, а на сэкономленные деньги разумнее купить Антошке новый велосипед.
— У тебя золушкино мышление, честное слово, — сердился Никита. — Ну при чем здесь велосипед? Велосипед мы и так купим, не экономя на платье.
Ирина обижалась, усмотрев в этом намек на то, что она бедная родственница, что нет в ней шика и блеска истинной женщины, которая, не задумываясь, сорит деньгами и не потрудится взять в руки иглу, если можно воспользоваться услугами портного. И слезы досады выступали у нее на глазах. Ей начинало казаться, что со своей убогой привычкой к экономии, со стремлением одеться модно, но подешевле, что-то самой сшить, связать, она действительно похожа на Золушку, замарашку, что Никиту страшно раздражает эта ее привычка и что целая пропасть разделяет их.
Но он по-своему, гораздо проще расценивал причину ее слез, считая, что обиделась она на недоверие к своему портняжному мастерству. Он подходил, обнимал ее, прижимал к себе, и в кольце его сильных больших рук все платья и все портные на свете переставали существовать для нее, и все проблемы, связанные с этим, начинали казаться мелкими и смешными.
В метро Никита случайно столкнулся как-то с Наташей, подругой Аллы по конкурсам красоты. И поскольку столкнулись они практически нос к носу, Никита не мог сделать вид, будто не узнал ее. Наташа отметила цветущий вид Никиты и сразу предположила, что он влюблен. Никита этого факта не отрицал и, так как Наташа сказала, что с Аллой давно не общается, даже сообщил, что женится прямо в канун Нового года. Оказалось, что Наташа живет рядом с метро «Рижская» и им почти по пути. Когда они вышли из метро, распрощались и Никита направился к троллейбусной остановке, какое-то непонятное ему самому нездоровое любопытство проснулось в нем, он догнал Наташу и торопливо спросил:
— Послушай, а ты не знаешь, что сейчас с Аллой? Чем она занимается, ну и... вообще?
Наташа ответила, что, по слухам, она весной провела три месяца в больнице Кащенко, а затем сдала квартиру и уехала в Новосибирск. У Никиты словно гора свалилась с плеч от такой новости, потому что хотя он старался забыть ее козни, но время от времени образ сумасшедшей предшественницы Ирины неумолимо вставал перед ним и тревожно маячил впереди, предвещая будущие беды, напасти и удары из-за угла. Порой ему казалось, что он полностью сможет расслабиться и успокоиться лишь тогда, когда будет знать, что его бывшей жены нет на свете. Но сообщение о том, что ее просто нет в Москве, тоже утешало.
Наконец за месяц до свадьбы все основные приготовления были закончены, была найдена, правда с солидной доплатой, прекрасная квартира на Преображенке, хозяева которой согласились подождать до Нового года, когда новые владельцы узаконят свои отношения и смогут начать оформление документов. Платье Ирина действительно сшила себе сама, и Никита только лишний раз подивился ее золотым рукам и фантазии. Голубовато-пепельный цвет шифона подчеркивал молочную матовость кожи, удивительно шел к ее темным глазам и волосам. Длинное до полу платье мягко облегало бедра и загадочными складками струилось по ногам. Оно было без кринолина и без стоячего воротника, но Никита считал, что в этом платье его Золушка будет самой красивой невестой в мире. Вопрос о туфлях даже не возникал: само собой разумелось, что Ирина будет в синих замшевых туфельках — тех самых.