Арабелла Вейр - Тупой Амур

А вот Миш считала, что такие мужчины не дадут Хэт того, что даст им она. Это как с домашним животным: ты его любишь, заботишься о нем, кормишь, а он повсюду гадит.

Спустя две недели, когда Хэт подъехала на своем видавшем виды двухместном пикапе к конторе «Стайлз энд Страйпс», она едва могла сдержать чувство нетерпеливого ожидания, которое глодало ее изнутри. Иностранец занимал все ее мысли с того момента, как она его увидела, полностью ею завладел.

– Да ты знаешь, Хэт, сколько тут каждый день бывает посыльных на мотоциклах? – заорал на нее Джерри, перекрывая шум кофеварки, которая стонала в уголке рядом с приемной.

Еще один преданный друг Хэт. Он принимал клиентов «Стайлз энд Страйпс».

– Ты должен его знать. Он наверняка бывал здесь раньше. Мне показалось, что ему тут все знакомо.

– Видишь это, Хэт? – сказал Джерри, выглянул из кофейного уголка и указал на единственную дверь, ведущую в приемную. – Это называется дверью. Она открывается, обычно внутрь, и ты входишь. Большинство людей знакомы с этой процедурой. Не так уж трудно произвести впечатление, будто тебе все знакомо.

Хэт проигнорировала армейский юмор Джерри.

– Шотландец, высокий, худощавый, симпатичный, кое-что повидал на своем веку. Не припомнишь?

– М-м-м, звучит любопытно, надо подумать. Ладно, достану тебе его, ха-ха. Но здесь, насколько мне известно, он не бывал. Появится, сразу же скажу, что ты про него спрашивала.

– Вот этого, Джерри, пожалуйста, не делай. Просто он показался мне симпатичным, вот и все.

– Зацепил, да?

Хэт взглянула на него и состроила недовольное лицо. Как всегда, прав.

– Да, но больше я никогда его не увижу, а он, возможно, Тот Самый.

Хэт усмехнулась. Хотела обратить все в шутку, а выставила себя в самом нелепом виде.

– Ну да, понимаю. Тот Самый. Черт возьми! Разок взглянула. Ну и что это такое? «Короткая встреча»?

Джерри протянул Хэт чашку капуччино, совсем не такого на вид, каким должен быть капуччино.

– Что-то в глаз попало. Не поможешь? – продолжал он, театрально моргая. В этот момент он был невероятно похож на нервную домашнюю хозяйку из знаменитого фильма в исполнении Силии Джонсон.[4]

Хэт заглянула в чашку и подняла брови. Джерри отличался умением предварять любое замечание.

– Не надо. Я и сам знаю, что пенка у меня не получается.

Хэт хихикнула и продолжила обрезать великолепное лимонное дерево в терракотовом горшке рядом с письменным столом.

– Я не говорю, что он Ретт Батлер. Просто между нами что-то вспыхнуло, понимаешь?

– Ладно, лишь бы не еще один из бездомных животных, – сказал Джерри и, усаживаясь за свой стол, взвизгнул, как щенок.

Всем друзьям Хэт понравилось это выражение Миш. Они единодушно согласились с тем, что оно очень точно отражает то, как Хэт относится к мужчинам.

Джерри был старым и преданным другом Хэт, они были знакомы со школы. Заводной мальчишка с солдатскими замашками. Немногие рисковали оказаться в его компании. Он всегда чувствовал, что чем-то отличается от других, хотя тогда еще не знал, чем именно. А Хэт была единственной, кто с ним дружил. Она никогда не заговаривала о его странностях, никогда не спрашивала, почему он не такой, как другие мальчики, просто принимала таким, какой он есть, и они остались друзьями на всю жизнь. Джерри был уверен, что, несмотря на злые шутки окружающих, Хэт не замечает в нем ничего необычного. В годы учебы в колледже они потеряли друг друга из виду. Джерри наконец определился со своей сексуальностью и с головой погрузился в жизнь геев, посещая места, где они собираются, и выбирая их себе в друзья. Но когда Хэт вернулась в Лондон и нашла для Джерри комнату у Присциллы, они стали видеться чаще и возобновили прежние дружеские отношения.

Позднее, когда Хэт выходила из офиса «Стайлз энд Страйпс», она чувствовала себя подавленной.

Она понимала, какое это безумие – поговорить с кем-то несколько минут, а потом целую неделю только о нем и думать, но ничего не могла с собой поделать. Хэт была уверена, что снова встретится с этим иностранцем, что он все равно появится, – на то он и иностранец. Он задел в ней какую-то струнку, и, если бы она знала какую, возможно, ей стало бы легче.

– Привет, – сказал иностранец, выходя из дверей соседнего здания и перегораживая Хэт дорогу. – Я тут подумал, может, сгодятся, – продолжал он, протягивая ей пару перчаток. – Ну, там, полоть и все такое.

– Спасибо.

Хэт посмотрела на перчатки и широко улыбнулась. Иностранец, оказывается, поджидал ее с подарком. Она не знала, что и сказать. Наступило неловкое молчание, и стало ясно, что и иностранец не знал: он пришел сюда, дождался ее, заговорил первым, а дальше ничего. Хэт не знала, что делать. Ну не затем же он явился, чтобы вручить ей перчатки и уйти по своим делам. Однако он ни слова больше не говорил.

Хэт набралась мужества и сделала решительный шаг:

– Спасибо, отличные перчатки. А вы закончили работу? Может, выпьем?

– Нет, я не могу. Я не пью… то есть больше не пью, – ответил иностранец, глядя в землю.

Хэт тотчас поняла, почему у него такой усталый вид. На этот раз она не услышала, как громко прозвучали колокола, предупреждавшие о том, что в роли спасателя бездомных животных надо быть поосторожней.

– Но можно выпить чаю или еще чего-нибудь, – продолжил Джимми Мэк и жестом руки, в которой держал шлем, указал в сторону кафе на другой стороне улицы.

Вот так все и началось: без лишнего шума, а сопротивление сломлено.

Недовольная итальянская грымза совсем распоясалась, когда Хэт стала расплачиваться за кофе. Теперь, когда до Хэт дошел истинный смысл слов Джимми, ей стало совсем плохо. Вместе с тем она пыталась понять, почему итальянка ведет себя так некрасиво, заставляя клиентов платить чуть ли не пятерку за три чашки помоев, выдаваемых за итальянский напиток. Она отомстила мрачной старухе тем, что показала ей язык, – естественно, после того, как та отвернулась. Хэт была не из тех, кто ведет себя вызывающе, это уж скорее по части Миш.

Хэт отчасти вернула себе расположение духа тем, что ничего не положила в блюдце рядом с кассой, возле которого лежала бумажка с надписью: «На чай». Не зная, куда податься, Хэт побрела точно в тумане. У нее было такое чувство, словно все ее пути и все цели вдруг высосал из нее турбопылесос. Она плохо соображала. Еще двадцать минут назад все было тип-топ. Но вот поезд сошел с рельсов и перевернулся колесами вверх.

Еще через двадцать минут она поймала себя на том, что стоит на крыльце дома священнослужительницы и нажимает кнопку звонка. Был чудесный летний вечер, и даже в своем отвратительном состоянии Хэт не могла не наслаждаться запахом роз, которые в изобилии росли вокруг крыльца. Розы – любимые цветы Хэт. Она сажала их где только могла и частенько уговаривала клиентов фирмы взять розы домой. Она бы и сама их выращивала, но на заставленной горшками крошечной террасе квартиры, в которой они жили с Миш, для роз совершенно не осталось места. Какой был бы красивый букет из роз, безнадежно думала она, ожидая, когда откроют дверь. Но поскольку жениха у нее теперь не было, непонятно, зачем она вообще сюда пришла.

Услышав шаги за дверью, Хэт решила, что пришла затем, чтобы сообщить священнослужительнице, что свадьбы не будет. С ее стороны это довольно вежливо, но подобная спонтанность показалась Хэт странной: она была из тех, кто всегда знает то, что будет делать, наперед. Миш называла это планированием. Во взрослой жизни Хэт это был, пожалуй, первый незапланированный шаг.

– Итак, решено. На воскресных службах в сентябре я буду оглашать имена лиц, собирающихся вступить в брак, и очень хотела бы видеть вас обоих в церкви на следующей неделе. После этого поговорим, – сказала священнослужительница своим певучим ханжеским голосом.

Это была высокая, худощавая женщина, какая-то вся изнуренная, словно балерина на пенсии. Она действовала на Хэт успокаивающе – возможно, гипнотически, – и Хэт совершенно не хотелось прервать их плавную беседу сообщением неприятного факта. Но когда священнослужительница произнесла «обоих», Хэт вздрогнула и вернулась к действительности. Последний шанс сказать правду. Она не могла поверить, что провела двадцать пять минут в обществе этой женщины, пила с ней такой крепкий чай, что ложка в нем вязла, и до сих пор не сообщила ей, что свадьбы не будет. Что они не придут вместе на воскресную службу и, судя по всему, вообще ничего не будут делать вместе.