Дана Грэй - Твоя правда

- Ты что, не понимаешь? Этого не должно было случиться!- Он резко схватил меня за запястье, когда я попыталась ударить его снова.

Боль была теперь такой сильной, боль была глубже, чем когда-либо. Теперь я плакала открыто, вглядываясь в его глаза, пытаясь что-то разглядеть, пытаясь найти то, что искала... но все, что я видела-это тени. Тени, которые теперь отражались в моих глазах, когда я почувствовала, что он говорит серьезно. Что он не хотел, чтобы это случилось.

Я физически оттолкнула его. Он мог бы удержать меня, но он позволил мне сделать это. Он позволил мне оттолкнуть себя так же сильно, как и меня.

- Ты прав, - сказала я, отчаяние и боль ярко звучали в моем голосе, но у меня не было достаточно сил, чтобы скрыть это, замаскировать. И вообще, какой в этом смысл? Все, что я чувствовала, было написано у меня на лице. - Это была ... это была ошибка.

Я больше не могла смотреть на него. Я не могла вынести находиться здесь, в его пространстве, его запах повсюду, повсюду вокруг меня. Мне снова захотелось принять душ. Мне захотелось почистить зубы. Я хотела, чтобы он, все, что от него осталось, покинуло меня. Поэтому я рванула прочь, схватила свою сумку и пакеты с продуктами и вошла в наполненные дождем сумерки.

В этой боли было что-то старое, но и что-то новое. Это было похоже на то, как будто зажившая рана снова открылась, и на этот раз боль, повреждения, резанула глубже, злее, сильнее, чем раньше.

У меня сохранились смутные воспоминания о том, как я вернулась домой в тот день. Я помню, как ехала на трамвае, а потом, должно быть, несколько часов прождала под дождем, пока хозяин не зашел за ключами. И наконец, я была в своей комнате, приняла еще один душ, и легла в кровать проваливаясь в сон без сновидений.

На следующее утро, что неудивительно, у меня поднялась температура. У меня был запас лекарств, поэтому я проглотила таблетки, умудрилась приготовить себе горячий чай и проспала большую часть дня.

Выходные прошли как в тумане: спала, пила чай, принимала таблетки и снова засыпала. В какой-то момент Айви и Гестия вернулись , и только Айви проверила меня и помогла мне, когда я почти потеряла сознание на кухне, провалив попытку разогреть ужин. Лихорадка не отступила и в понедельник, и я пропустила занятия, оставаясь дома, чтобы попытаться вылечиться.

Так прошло несколько дней, пока наконец в четверг антибиотики, казалось, не подействовали, и я почувствовала себя намного лучше - по крайней мере физически. Эмоционально это была совсем другая история.

Сначала я была в ярости. Я отказывалась признать, что мы с ним никогда не будем вместе. Маленькая девочка внутри меня хотела закатить истерику, встретиться с ним лицом к лицу, дать ему пощечину, встряхнуть его, а потом целовать до тех пор, пока он не увидит свет.

Потом я плакала от боли, ненавидя его, обвиняя во всем, за то, что он причинил мне такую боль. Желание позвонить ему, накричать на него, дать ему понять, что я чувствую, было настолько сильным, что мне пришлось попросить Айви спрятать мой телефон в ее комнате, чтобы я не выставила себя дурой.

Когда боль отказывалась уходить, я направляла ненависть внутрь себя. Я не могла стоять на ногах. Я не могла смотреть на себя в зеркало. Я не могла жить в своем теле, имея свой разум, зная, что, несмотря на все предупреждения, которые я так усердно пыталась внедрить в свою голову, когда дело дошло до этого, я позволила мужчине проскользнуть в мое проклятое сердце и дала ему боеприпасы, чтобы разорвать его на куски.

В конце концов, я оцепенела. Я просто не могла больше этого выносить. Ненависть, горе - все это было слишком. Поэтому я отключилась и превратилась в оболочку той, кем я была.

Пропустив первую неделю после каникул, я вернулась в колледж. Это было самое трудное, что я когда-либо делала, заставляя себя встать с постели и переодеться в чистую одежду. Я выглядела дерь....мово. Я чувствовала себя дерь....мово. Но жизнь должна продолжаться, как бы я ни боролась со своими личными демонами.

Потому что по большей части это было даже не о нем. Конечно, он играл свою роль, и играл чертовски хорошо, но я не могла полностью винить его за мою реакцию. После событий четырехлетней давности я должна была усвоить урок. И какое-то время мне казалось, что это так; я не доверяла людям, я держала свои шрамы при себе, держала все свои дружеские отношения на поверхностном уровне и никогда никого не впускала.

То, что я отдала ему хотя бы часть всего этого, небольшую часть, но все же часть, что я была на грани того, чтобы выпустить все это для него, особенно после того, как он обошелся со мной в самом начале, это было на мне, и только на мне.

Потому что, по правде говоря, даже после того, как мы все уладили, и даже после того, как мы стали друзьями, он никогда ничего мне не обещал. Он никогда не говорил мне прямо, что хочет меня. Да, это был почти поцелуй на Новый год, и да, он бросил свою теперь уже бывшую девушку в Салеме ради меня, и да, мы в конце концов поцеловались, но он сам так сказал; Это была ошибка. Возможно, его и влекло ко мне, но на этом все и закончилось. Он никогда не говорил мне, что я ему нравлюсь. Все это было в моей голове...

И вот я поняла, что больше не могу злиться на него. Что он имел в виду, говоря мне, что он не годится для меня, и с какими бы демонами он ни сражался, это не имело значения. Мой гнев достаточно утих, чтобы я поняла, что все это не имеет значения, потому что, когда дело дошло до большего, он решил оттолкнуть меня.

Так что нет, я его не ненавидела. Но я не могла заставить себя снова стать его другом. Не то чтобы он сам этого хотел; он не вступал со мной в контакт после того дня, так же как и я.

Он и я пытались быть друзьями, и в обоих случаях все закончилось ужасно плохо. Не нужно пытаться в третий раз и снова обжечься.

На этот раз мы с Диего Риверо действительно разошлись по разные стороны...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Была первая неделя апреля, когда все наконец начало налаживаться. В один из дней, мне позвонил Патрик.

- Детектив прислал мне несколько фотографий, - сказал он, прежде чем я успела что-либо сказать. - Я сейчас тебе их пришлю.

- Подожди, - сказала я, вставляя в телефон наушники и открывая пересланное сообщение от него. Мое сердце стучало в ушах, когда возбуждение пробежало через меня, заставляя меня чувствовать себя более живой, более жизненной, чем я чувствовала в течение многих недель, теперь, когда могла быть зацепка о том, что, черт возьми, происходит с моим младшим братом.

Но фотографии оказались совсем не такими, как я ожидала. На одной Питер и Хуан тайком выбирались из дома Аластера поздно ночью, на другой - они посещали больницу - вероятно, чтобы навестить больную мать Хуана, - а потом были и другие, в основном темные, как будто детектив не мог найти их днем, поэтому он остановился на том, что мог раскопать, но то, что он раскопал, было чем-то, что я даже не рассматривала раньше.

На большинстве фотографий они прогуливались по ночам, на одной было видно, как они садятся в темный внедорожник, похожий на тот, который Патрик видел, когда приезжал к нему в гости, но была одна фотография, которая особенно привлекла мое внимание, и это был мой брат и его друг, стоящие рядом с тем, что казалось Центральным парком, крепко обнявшись.

- Они что... больше, чем просто друзья, - тихо сказала я, огорченная и расстроенная. - Он избегал нас, потому что он...?

- Это меня меньше всего беспокоит, - сказал Патрик с ноткой раздражения в голосе. - Детектив пытался найти информацию о внедорожнике. У него записаны его модель и номер машины. Но ты так много можешь сделать и без значка.

Я похолодела и разозлилась. - А как же Аластер?- Спросила я, стиснув зубы. - У него есть значок. Ты же сказал, что он получил повышение. Неужели он не заметил, что что-то не так? Разве он не видел внедорожник, проезжавший мимо его дома?

- Я говорил с ним, - в его голосе явно слышалось отвращение. - Он снова напивается каждый раз после смены. Он ничего не знает, и когда я попытался объяснить ему, что это важно и что он должен что - то сделать - черт, я даже дал ему детали внедорожника-он рассмеялся, сказав: "какой отец , такой и сын" и повесил трубку.