— Ну и зря ты это сделала. Я после таких фортелей принципиально не стал бы ей ничего возвращать. Поди, не умерла бы с голоду. Видела браслетик у нее на руке какой, с золотым напылением, явно не три копейки стоит…
— Да какое тебе дело, что у нее на руке! — она зябко запахнула на груди кардиган. — И что вообще за взгляд профессионального оценщика? Ты должен ей деньги, понимаешь?! И какой бы там она ни была, ты все равно обязан их отдать!
— И ты туда же? — Антон горько усмехнулся. — Ты тоже считаешь меня дерьмом? Да я просто живу в ином измерении, я просто забываю про какие-то материальные аспекты, какие-то там долги, просто отключаюсь от них иногда. Я же в этом мире себя чужаком чувствую!.. Да и вообще в нашем кругу никто никогда не обращал на такие вещи особого внимания. Ты же не могла не заметить, как на выпад этой истерички ее собственный муж отреагировал? Леха, он нормальный мужик. Малахольный, правда, но нормальный…
Она равнодушно кивнула и подняла глаза к небу. Оттуда, сверху, во двор заглядывала любопытная луна, круглая и желтая, как сердцевинки Бориных ромашек.
— Понимаешь, она — бухгалтерша! Бухгалтерша! И этим все сказано. Она не из нашего круга! Где уж ее Леха подобрал, я даже и не знаю… Но мелочно-то это как все, низко! Надо же, «шестьдесят две тысячи»! Мерзкая, отвратительная бабенка…
— Может, хватит? — Поля поморщилась. — Мне все это ужасно неприятно, да и тебе, я думаю, тоже.
Антон вздохнул и обнял ее за плечи. Руки его были теплыми и привычно нежными.
— Прости меня, я испортил тебе поездку, — он обвел указательным пальцем мочку ее уха. — Не надо было позволять ей раскрывать рот! А самое смешное, знаешь из-за чего это все?
— Из-за шестидесяти двух тысяч. Ты уже повторял это не раз, — отозвалась она с усмешкой.
— Да не в деньгах дело, а в том, что эта баба в свое время чуть в обморок не падала, так меня хотела! Ну и не обломилось ей ничего, потому что, во-первых, Алексей мне друг, а во-вторых, я терпеть не могу рыжих… Вот она и не простила! Господи, какие же все-таки бывают бабы стервы похотливые, что эта, что Татьяна твоя, ну та, которая «с кастрюлькой»…
Поля промолчала. Ни спорить, ни возмущаться, ни вообще говорить ей не хотелось. Антон еще немного покрутил двумя пальцами ее сережку, а потом со вздохом убрал руку.
— Знаешь, мне необходимо встряхнуться. У меня даже сердце что-то забарахлило, — он потер левую сторону груди. И она с тенью злорадства отметила, что вышло у него это несколько картинно. — Слушай, давай пойдем в казино? Я тут недалеко очень симпатичное заведение знаю, можно и отдохнуть нормально, и развлечься. Все равно до нашего поезда еще несколько часов…
— Я не хочу. Мне лучше сейчас поспать в какой-нибудь гостинице. А ты иди, иди… Ничего, на вокзале встретимся. Номер поезда-то не забудешь?
— Нет, не забуду, — он печально улыбнулся.
— Ну, тогда пока, — сказала Поля и, расстегнув кошелек, протянула Антону несколько стодолларовых бумажек.
В Москву вернулись в полдень, а уже в три часа Поля звонила в дверь Галкиной квартиры. Она помнила, что по понедельникам Лесина вроде бы работает с восьми до двенадцати, и поэтому рассчитывала застать ее дома. Так оно и оказалось. После второго или третьего звонка Галина с зеленой маской на лице и хлопьями мыльной пены на руках открыла дверь.
— Привет, — проговорила она обрадованно и несколько удивленно. — Вот уж кого не ожидала увидеть…
— А кого ожидала? — Поля, боясь испачкаться в мыле, вжалась в самую стенку прихожей. — Кого ты еще в таком виде встречаешь? Посторонний человек, узрев тебя, зеленую, от неожиданности и инфаркт получить может!
— А! — Лесина махнула рукой. — Да кто ко мне в последнее время в гости ходит? Все меня позабыли… В одном ты права, когда делаешь маску, нужно лежать себе на диванчике, слушать тихую музыку, расслабляться, а отпирание дверей и поднимание телефонной трубки доверить домочадцам. Вот учим вас, учим в косметических салонах, а сами, видишь…
Из ванной доносилось утробное гудение стиральной машины. В прихожей пахло порошком и влажным бельем. Поля вдруг подумала, что не была в Галкиной квартире уже, наверное, с полгода. И здесь, в общем, ничего не изменилось: та же мебель, те же детские тапочки на полочке для обуви, тот же календарь на стене и даже окурков в мужниной пепельнице, кажется, ровно столько же. Домашний уют, чистота и стабильность. Та скучноватая стабильность, которой она сама совсем недавно так боялась. Что теперь осталось от той стабильности?
Поля подошла к овальному зеркалу, двумя руками забрала вверх волосы на затылке, снова уронила их обратно.
— А ты чего пришла-то? — поинтересовалась Галка, ватным тампоном снимая маску с лица. — Нет, я не в том смысле, я рада, конечно. Но ты-то ведь просто так не придешь?.. К Сосновцевой-то сходила, кстати?
— Кстати, сходила, — Поля невесело усмехнулась.
— Ну и что?
— Да ничего. С лестницы она меня, конечно, не спустила, но вой подняла на все окрестности!
— По какому поводу? — аккуратно выщипанные у висков Галкины брови неудержимо поползли вверх.
— По поводу, что сама я — тупая кукла, муж мой — «новый русский», сидеть нам надо в своих «Мерседесах» в обнимку с сотовыми телефонами и не вылазить! А я, видишь, нахалка какая — книжки писать вздумала!
Лесина неодобрительно вздохнула и покачала головой:
— Да-а, сдает Вера, сдает… Да и мне тебя вовремя предупредить надо было: у нее в тот момент очередной запой случился, так что, сама понимаешь, к ней лучше было не лезть. Из чувства самосохранения хотя бы.
— А почему я вообще должна действовать из чувства самосохранения? — Поля достала из сумочки носовой платок и подправила размазанную в уголке губ помаду. — Почему я должна чувствовать себя заранее виноватой? Что я, эти шмотки, которые на мне, деньги эти украла? Убила я кого-нибудь из-за них? Обманула? Или, может, я ее личную зарплату на свои нужды потратила?
— Да ты не кипятись, не кипятись! Ты, может, нет, а кто-то с такими же деньгами, как у тебя — да. Их же, бедных, сейчас все дурят: и продюсеры, и директора всяческих кинокомпаний. Каждый норовит пообещать побольше, а заплатить поменьше, да потом перед носом все на том же шестисотом «мерсе» проехаться… И вообще выброси ее из головы. Надо же, муж у тебя — «новый русский»! А у нее вообще никакого нет!
Поля вдруг почувствовала пугающую, неодолимую усталость. Даже лоб ее мгновенно покрылся липкой, холодной испариной.
— Да, знаешь, Галь, кажется, у меня тоже уже никакого мужа нет… — проговорила она и, опустившись на корточки, закрыла лицо ладонями.
Галка, ничего не сказав, ушлепала босыми ногами на кухню и через минуту вернулась с рюмкой коньяка в руке.
— Ну-ка, на, на! — скомандовала она, подсовывая коньяк Поле под самый нос. — Выпей залпом, а потом все спокойненько расскажешь… Надо же, мужа у нее нет! А кто есть? Любовник есть?
— Есть!.. Или тоже уже нет?
— Чувствую я, окончательно ты, девка, с дуба рухнула! — печально констатировала Лесина и, обхватив Полю за плечи, помогла ей подняться с пола.
Потом они сидели на диване, курили «Филипп Моррис» и пили коньяк.
— Про мужа, которого у тебя уже якобы нет, потом поговорим! — Галка упрямо пресекала все Полины попытки свернуть разговор на Бориса. — О Суханове твоем я, слава Богу, представление имею. Ты мне про любовника, которого тоже нет, толком расскажи. Кто он у тебя?
— Поэт.
— Поэт? — Лесина заинтересованно склонила голову к плечу. — Мало того, что красавец и половой гигант, так еще и поэт? Где ты только такого выискала!.. Слушай, а откуда у него при такой, мягко говоря, неприбыльной профессии деньги, чтобы по Петербургам раскатывать да по ресторанам тебя водить? У меня клиентка одна — жена писателя, так тот, чтобы продержаться только, для детских садов сценарии утренников пишет, а тут — надо же, цветы, французские вина, Зимние дворцы…
— Ну, во-первых, Петербург — не Канары, поездка несколько подешевле обходится, а во-вторых, не он платит, я в основном… У него сейчас как раз сложный в финансовом отношении период…
— В основном? — Галка подозрительно прищурилась. — Ой, не темни! А за что платит он? За билет в трамвае? Или за презервативы? Или вообще ни за что? Может, ты ему еще и трусы покупаешь?