Ксюша позволила себе последнюю слабость — на секунду голову на его плечо положить, глаза закрыть, настроиться… И сразу выпрямиться, услышав:
— Добрый день, Иван…
И если при знакомстве поначалу Игорь с Ниной пытались делать вид, что их тон и взгляды дружелюбны, то теперь… Никто больше не притворялся…
Прошлое…
— Расскажите о себе, Иван…
Обед получался напряженным. Бродяга с Ксюшей чувствовали себя очень некомфортно — будто на экзамене. Причем на заведомо провальном…
Хватило всего пары взглядов на родителей, чтобы Ксюшина интуиция начала орать — не приняли. Чуда не случилось. И убедить их в том, что виной тому не Иван, а их собственные предрассудки, отчего-то казалось нереальным…
— Я учусь с Ксенией…
— Похвально. Хороший ВУЗ… Работаете?
— Да… Подрабатываю.
— Удается совмещать?
— С переменным успехом. Учеба страдает, конечно…
— Плохо… Учеба дает перспективы…
— А подработки — хлеб.
— А родня? — допрос вел Веремеев, Нина же только бросала на дочкиного избранника скептические взгляды.
— Я сирота.
— Жаль… — сказанное тоном, который с жалостью не имеет ничего общего.
— То есть вы в детском доме жили, Иван? — следующий Нинин взгляд заставил Ксюшу разозлиться еще сильней, когда казалось — сильнее некуда. Мать смотрела на Бродягу, будто на экзотическую животинку…
— Жил.
— И образование соответствующее, значит… И манеры… — Нина произнесла себе под нос, но услышали-то все…
У Ксюши сердцебиение участилось, щеки загорелись от стыда, Игорь хмыкнул практически незаметно, Иван вилку отложил, которой из вежливости ковырялся в чем-то наверняка небывало дорогом и деликатесном, но по его скромному детдомовскому мнению — несъедобном.
— Это стереотип. Детдомовские дети могут получить нормальное образование. И манеры тоже…
Нина бросила на парня неодобрительный взгляд. Будто он не имел права реагировать на ее реплику. Она ведь для другого была сказана — чтобы унизить… Он должен был молча «съесть».
— А какие у вас планы на будущее, Иван? — теперь вопрос опять задал Игорь…
Прекрасно видел, как дочь реагирует на допрос с пристрастием. И не собирался давать заднюю. Он был достаточно опытным человеком, чтобы понимать — ее нужно саму подвести к желаемым выводам. Она сама должна увидеть, что залетный Бродяга — просто временная блажь, которая почему-то взбрела ей в голову. А вообще с ним стыдно… И за него тоже. В приличном обществе не покажешься. В свой круг не введешь…
— У нас с другом есть несколько идей. Хотелось бы попытаться реализовать, но все сводится к отсутствию стартового капитала…
Иван же будто подыграл — тут же отдал отличный пасс…
— Друг тоже сирота? — Нина спросила, улыбнулась, отправила в рот кусочек все того же деликатесного и несъедобного…
— Нет. Не сирота. Но отсутствие стартового капитала — наша общая проблема.
— А в чем суть дела? И сколько нужно денег?
— Я не планировал просить у вас, если вы об этом… — Иван усмехнулся только, прекрасно понимая, к чему Игорь пытается свести. Им было бы куда легче «оградить» дочь от «проблемы», если бы «проблема» оказалась меркантильной тварью.
— Не у меня… У Ксюши… Ксения Игоревна ведь и сама уже далеко не бедная девушка… Вы знали, Иван?
— Папа… — Ксюша глянула на отца, прося остановиться. На нее давно была записана часть имущества, у нее были свои счета. Игорь позаботился о том, чтобы у его женщин никогда и ни при каких обстоятельствах не было финансовых проблем. Вот только Ивану Ксюша этого не говорила. Боялась… Кто-то бедности стыдится, а она богатства. Незаслуженного, незаработанного.
— Это деньги Ксюши, Игорь Станиславович. Я на них не претендую…
Иван же отбил и этот выпад. Ответил, глядя в глаза человека, которому суждено было стать его тестем, потом мельком на Ксюшу, улыбнулся… Будто говоря: «все норм, малышка. Прорвемся».
Малышка же очень сомневалась. Видела, что родители только распаляются, что пикировать будут, пока не доведут. Ее или Ивана…
Не приняли. Это был свершенный факт.
— Мы хотим, чтобы Ксения закончила бакалавриат в Киеве, а магистратуру нашли в Соединенных Штатах. Она вам говорила?
— Это еще не решено, пап. Я тебе это говорила…
Это стало не решенным в тот самый момент, как в жизни Ксюши появился Иван. Бродяга, оказавшийся более важным, чем любая магистратура, любой счет и любой человек.
— Думаю, даже Иван тебе скажет, что отказываться от подобного — великая глупость, правда, Иван?
— Это жизнь Ксюши. Это ее решения…
— Но вы же претендуете на то, чтобы стать ее частью? А значит, будете иметь какое-то значение для нее.
— Надеюсь, буду…
— Ну так давайте сразу обсудим. Ваши действия… Ксения уезжает в Америку. Вы?
— Ксения не уезжает в Америку, папа…
— Почему же? Тебе нужно получить хорошее образование. Тебе нужно посмотреть мир. Ты имеешь на это право. Я имею для этого возможности, — весь прошлый натиск Игоря, как оказалось, был просто репетицией. А вот реальный прессинг начался сейчас. — Вы хотите лишить Ксению всего этого, Иван?
— Не надо, пап…
— Я жду ответа, Иван… Мы же взрослые люди. Вы должны понимать, что именно нас волнует. Вы можете быть отличным парнем. Осчастливите какую-то замечательную девочку… Но только подберите себе по статусу. Попроще… Не Ксюшу… Это наша единственная дочь, мы не позволим вам сломать ей жизнь…
Бродяга не сразу ответил. С полминуты на стол перед собой смотрел, потом хмыкнул.
— Вы очень самоуверенны, Игорь Станиславович. Я хоть и сирота, но кое-что о родительской любви знаю… В теории… Не давите на Ксюшу своими представлениями о хорошем. У нее свое представление. И вы прекрасно это знаете. Не хуже меня. А если хуже… Мне вас жалко. Все, что она вам должна — это благодарность. За рождение и воспитание. А остальное… Я не позволю вам сломать ей жизнь. Ясно?
— С-сопляк… — Игорь сказал, будто выплюнул, окидывая парня тем взглядом, который до этого умудрялся скрывать за холодной отстраненностью — искренне яростным. — Не хватало, чтобы какой-то подзаборный беспризорник мне рассказывал, как дочь любить.
— Ну если вы сами не в курсе, то кто-то ведь должен, — как ни странно, в этот момент Ваня чувствовал себя не униженным и оскорбленным, а сильным… Небывало сильным и правым.
— Ты пришел в мой дом. Ты сидишь за моим столом. Ты ешь мою еду… И ты смеешь мне хамить?
— Папа…
— Я пришел в ваш дом, не чтобы молча глотать унижения. Вы не дождетесь такого от меня. И Ксюшу тоже не сломаете. А ваш дом, ваш стол, ваша еда… Да в ж*пу все это, если вы по-человечески говорить не способны. Если вам кошелек важнее человека. Если вам пофиг, кого любит ваша дочь. Лишь бы статус на лбу неоновыми буквами горел…
— Пошел вон из моего дома…
Что Иван, что Игорь говорили тихо. Смотрели друг на друга и ненавидели.
Потом же Иван снова усмехнулся, отодвинул стул со скрипом, встал, склонился к Ксюшиному уху, шепнул:
— Я жду тебя на улице, — и вышел. Провожаемый полной тишиной и буравящим спину взглядом старшего Веремеева…
— Вы… Вы… За что вы так? — Ксюша первой не выдержала. Тоже встала, впилась пальцами в спинку уже своего стула, переводила взгляд с лица матери на лицо отца, судорожно пытаясь найти в них ответ. Но его не было. Совсем не было.
— Он тебе не пара, дочь. Пусть идет, — Игорь снял с колен салфетку, на стол бросил… Услышал, что за Бродягой со стуком захлопнулась дверь, только еще сильней разозлился… И убедился в своей правоте…
— Это не тебе решать… — Ксюша даже не сказала — прошипела, сверля отца взглядом, а потом вздрогнула, вместе с Ниной и тарелками на столе, потому что Игорь шибанул кулаком и на крик перешел:
— Это мне решать! Мне! Марш в комнату, соплячка!
— Игорь… Ксюша…
Нина видела, что между отцом и дочерью происходит, что он ее взглядом придавить пытается, она его ответным ненавидит.
Потом же, слова не сказав, хватает одну из тарелок из чертовски дорогого сервиза, разбивает об пол и выходит из столовой… Верх по лестнице, в свою комнату… Кладет на кровать чемодан и начинает собирать…