Меган Максвелл - Ты только попроси. Или дай мне уйти

Наш дикий инстинкт снова вырывается наружу, и мы, словно одержимые, даем друг другу то, чего так жаждем, пока не доходим до оргазма.

В эту ночь мы не можем друг другом насытиться. Когда занимаемся сексом в последний раз, я решаю отдохнуть, лежа в его объятиях, и шепчу:

– Я хочу, чтобы ты так искупал свою вину каждую ночь.

Эрик целует меня и своей огромной рукой гладит мои волосы:

– Спи, богиня секса.

Наутро, едва открыв глаза, чувствую тошноту. Как и каждый день, мой желудок сжимается, и я пулей лечу в туалет.

Эрик, который спал рядом, бежит за мной так быстро, как только позволяет его загипсованная нога. Видя, как мне плохо, крепко меня сжимает.

Когда рвота прекращается, я сажусь на ванну и, глядя на него, шепчу:

– Это ужасно… Медуза меня убивает.

Бедняга. Взяв полотенце и смочив его водой, он проводит им по моему лицу и с самой глубокой нежностью произносит:

– Спокойно, малышка. Это скоро пройдет.

– Я… не могу это терпеть… Не могу.

– Сможешь, любимая. У тебя будет прекрасный ребенок, и ты обо всем этом забудешь.

– Ты так думаешь?

Эрик пронзает меня своими окровавленными глазами и отвечает:

– Конечно. Это будет такая же смугляночка, как и ты, вот увидишь!

– И она будет такой же буйной, – завершаю я.

Он улыбается, с любовью целует меня в кончик носа и шепчет:

– Если она будет делать это так же грациозно, как ты, то я согласен.

Без малейшего желания драматизировать ситуацию, я киваю и все же улыбаюсь. У меня восхитительный парень, потому что даже в такой момент он заставляет меня улыбнуться и забыть о том, как мне плохо.

Я прочитала, что обычно тошнота длится в течение первых трех месяцев. Надеюсь лишь на то, что это скоро закончится!

Как только к моему лицу возвращаются краски, Эрик выходит из ванной, и я решаю принять душ. Раздеваюсь, снимаю трусики и с ужасом вижу пятно.

Кровь!

О Господи!

Разнервничавшись, зову Эрика.

Несмотря на гипс, он за долю секунды оказывается в ванной. Испуганно глядя на него, я шепчу:

– У меня кровь.

– Быстро одевайся, любимая. Едем в больницу.

Словно на автомате выхожу из ванной и быстро одеваюсь. Эрик одевается еще быстрее, и, когда я спускаюсь, они с Норбертом уже ждут, а Симона целует меня и говорит:

– Не волнуйся. Все будет хорошо.

В машине Эрик держит меня за руки. Они ледяные. Я напугана.

Это не очень хорошо, когда во время беременности идет кровь.

А если я потеряла Медузу?

Когда мы приезжаем в больницу, Марта уже ждет нас у входа с креслом-каталкой. Меня заставляют сесть и быстро отвозят в отделение скорой помощи. Эрика просят остаться снаружи. Марта остается вместе с ним, а я иду с врачами.

Мне страшно.

Они задают сотню вопросов, и я отвечаю, сама не понимая, что говорю. Я никогда не хотела беременеть, но Медуза уже стала для меня очень дорогой. Для Эрика. Для нас обоих.

Они спрашивают, нервничала ли я в последнее время.

Киваю.

Я не рассказываю о своей жизни, но понимаю, что пережитое напряжение могло стать причиной этого. Меня кладут на кушетку и делают УЗИ.

Молча, часто дыша, наблюдаю, как два врача с серьезным видом смотрят на монитор. Хоть бы все было хорошо. Наконец, взвесив все предположения, они поворачиваются ко мне и говорят:

– Все в порядке. Ваш ребенок еще с вами.

Понятно, что я сейчас буду делать.

Я плачу, плачу и еще раз плачу.

Наверно, меня можно окрестить Главной плаксой Германии.

Через пять минут врачи разрешают Эрику войти. Видно, что он встревожен и напряжен. Он заключает меня в объятия. Я так взволнована, что не могу произнести и слова, лишь плачу, поэтому ему все объясняют сами врачи. Целуя в макушку, Эрик убаюкивает меня и шепчет:

– Спокойно, моя чемпионка. Наш ребенок в порядке.

Киваю и понемногу успокаиваюсь.

Минут через десять, прежде чем отправить нас домой, один из врачей дает нам рекомендации и говорит, что если больше не будет кровотечений, то я должна буду явиться к гинекологу на запланированную консультацию. И добавляет, что с этого момента я должна отдыхать. Эрик кивает, а я вздыхаю. И думать не хочу, каким нудным он станет с этим «отдыхом».

Так я и думала. Как только мы приезжаем домой, Эрик отправляет меня в кровать. Сейчас я этому и не сопротивляюсь. После перенесенного испуга я совсем без сил и вырубаюсь, едва прислонив голову к подушке. Когда просыпаюсь, Эрик рядом. Он забрал из кабинета ноутбук и работает в нашей спальне. Увидев, что я не сплю, сразу же откладывает компьютер, целует меня и спрашивает:

– Малышка, ты в порядке?

– Да, превосходно.

– Звонили Фрида и Андрес. Они тебя целуют и рады, что у тебя все хорошо.

– И как они об этом узнали?

Эрик улыбается и, чмокая меня в кончик носа, отвечает:

– От Бьорна.

Я иду в ванную. Эрик следом. Увидев, что крови больше нет, я успокаиваюсь. Когда возвращаюсь в постель, он ложится рядом и шепчет:

– Я чувствую себя виноватым в том, что случилось.

– Почему?

Эрик машет головой и отвечает:

– Это моя вина в том, что ты так нервничала. Из-за меня мы чуть не потеряли нашего ребенка. К тому же я вчера был слишком требователен и…

– Не говори глупостей, – прерываю я его. – Врачи сказали, что иногда такое случается. А что касается вчерашней ночи, то не терзай себя из-за того, в чем ты сам не разбираешься.

Айсмен кивает, хотя, зная его, я понимаю, что он всегда будет себя в этом винить. Решаю больше не поднимать эту тему. Что было, то прошло. Теперь нужно смотреть лишь в будущее. Как говорит папа, чтобы идти вперед, назад не смотрят.

До вечера Эрик не разрешает мне вставать с постели, а на следующий день снова настаивает, чтобы я оставалась в кровати. До полудня я сдерживаюсь, как могу: смотрю вместе с Симоной «Безумную Эсмеральду», общаюсь с подружками в «Фейсбуке», но к вечеру не выдерживаю и, когда Флин возвращается из школы, встаю к нему. Увидев меня на кухне, Эрик меняется в лице. Ему не нравится, что я пришла прежде, чем он успел мне разрешить. Нахмурившись, выпаливаю:

– Отдых – это спокойствие, а не валяние в постели двадцать четыре часа в сутки. Поэтому не подвергай меня стрессу и не нервируй меня, понятно?

Он не отвечает – сдерживается. Когда же час спустя я снова бросаюсь в туалет, Эрик берет меня на руки, когда я выхожу.

– Малышка, в кровать, – говорит он.

Я протестую, но тщетно. Он все равно относит меня в постель.

Последующие дни похожи один на другой. Отдых, отдых и еще раз отдых.

Неделю спустя я сыта по горло этим отдыхом.

Мои родные узнают от Эрика о случившемся. Папа сразу же намеревается приехать в Германию, чтобы поухаживать за мной. Я с трудом убеждаю его, что в этом нет необходимости. Мне жутко хочется увидеть и обнять его, но знаю, что сойду с ума, если вокруг меня будут носиться со своими заботами все трое: он, Ракель и Эрик. Ну уж нет.

В итоге папа и Ракель звонят мне каждый день. По их голосам я понимаю, что им спокойнее, когда они слышат мой смех.

Из Мексики звонят Декстер и Грациэла, и я всем сердцем радуюсь, узнав, что у них все хорошо. Грациэла рассказывает, что Декстер спит с ней каждую ночь и раструбил на весь мир, что она – его невеста. Представить не могу, как, наверное, обрадовалась его мама.

Со временем Эрик, похоже, понимает, что я сыта по горло лежанием в кровати, и разрешает мне перемещаться на диван в гостиную и обратно. Это прорыв!

Он не собирается разрешать мне больше, пока я снова не побываю у гинеколога. Отказывается также позволять себе больше, чем нежные ласки и поцелуи. Вначале мне это даже нравилось, но теперь – нет. Это уже раздражает.

Мы много разговариваем о Медузе. Будет ли это смугляночка? Или это будет блондинчик? Он в ужасе оттого, что я называю ребенка Медузой, но все же сдается, понимая, что я говорю это с любовью и что не могу называть это живое существо во мне иначе.

Каждую ночь в нашей уютной спальне Эрик целует мое пузико, и я начинаю дурачиться. Он такой классный! Эрик источает столько любви каждой своей клеточкой, что я постоянно сияю улыбкой.

Однажды вечером, когда мы лежим вдвоем в постели, уже немного подурачившись, я обнимаю его и шепчу:

– Я хочу тебя.

Эрик улыбается и дарит мне невинный поцелуй в губы.