Меган Максвелл - Ты только попроси. Или дай мне уйти

Я еле выдерживаю застолье. Видеть такое количество блюд, да еще и ощущать их ароматы – это меня изводит. Но счастье, которым меня все окружают, стоит тех мучений, из-за которых я решила не пропустить этот вечер.

Меня воротит от резких запахов, но я, чемпионка, все выдерживаю, сидя за столом, и едва притрагиваюсь к еде, в то время как все начинают хмелеть. Первыми пьянеют мой муж и мексиканец. Вы только посмотрите, как им понравился вкуснейший хамон!

Когда заканчивается роскошный ужин, мы усаживаемся на диваны перед телевизором, и я объясняю своим родным, что сейчас мы будем смотреть комедию, которую традиционно смотрят в Германии на Новый год.

Когда начинается «Ужин на одного»[37], все смеются, а сестра, сидящая на коленях у своей дикой интрижки, не понимая этой странной традиции, смотрит на меня и шушукает:

– Ох, булочка, ну и странные же эти немцы!

– Послушай, а как же это твое «я съем тебя с помидором»?

Ракель смеется и тихонько шепчет:

– Ему нравится, когда я говорю эту фразу. Он говорит, что его возбуждает то, как я ее произношу.

Я потрясена и тоже шушукаю:

– И ты говоришь, что это немцы странные?

Удобно устроившись в объятиях своего любимого, я, как и в прошлом году, смеюсь над фильмом. Когда он заканчивается, отец, Симона и Соня идут на кухню, чтобы принести стаканчики с виноградом, и Эрик делает то же самое, что он делал в прошлом году, – включает международный канал с трансляцией из Пуэрта-дель-Соль.

Ах, моя Испания!

Но, в отличие от прошлого года, я не плачу. Моя семья здесь, у меня в гостиной, и я абсолютно счастлива. Когда начинают звенеть часы, мы все разговариваем и просим помолчать одновременно (это испанская традиция), а когда начинают бить куранты, я смотрю на Эрика, который наблюдает за мной, и, не отрывая взгляд от своего любимого, жую виноградинку за виноградинкой. Хочу, чтобы он был последним из того, что я увижу в уходящем году, и первым из того, что я увижу в новом году.

– Счастливого Нового 2014 года! – кричат Флин и Лус, справившись с виноградинками.

На этот раз никто не становится между мной и Эриком, и он, обняв меня, целует и шепчет у моих губ влюбленным голосом:

– Счастливого Нового года, любовь моя.

Когда мы с семьей празднуем День поклонения волхвов, все проходит именно так, как в моем детстве. Весело, шумно и с подарками. Мы все обмениваемся презентами, а когда я открываю подарок от сестры, то вижу костюмчик для Медузы, что меня приводит в глубокое волнение.

Он желтого цвета, и Ракель говорит:

– Поскольку мы не знаем, кто это, я выбрала желтый!

Все смеются, а я плачу, только этого не хватало!

Когда я думала, что подарков больше не будет, Эрик опять меня удивляет. У него есть подарки для всех! Для отца, Хуана Альберто и Норберта – часы, для девочек – одежда и игрушки, а для сестры и Симоны – красивые браслеты из белого золота. Раздав всем подарки, он смотрит на меня и Флина и повергает нас в шок, когда вручает нам конверты. Опять конверты?

Мы с Флином переглядываемся. Но смиряемся с этим. Но когда мы их открываем, то меняемся в лице.

Чтобы увидеть подарок, идите в гараж.

Мы, смеясь, беремся за руки и бежим туда. Все следуют за нами, и, открыв двери, мы вдвоем начинам пищать. Мотоциклы!

Это два красивых и сияющих «Дукати».

Флин на седьмом небе от счастья при виде мотоцикла, соответствующего его росту, а я плачу. Передо мной стоит мой мотоцикл! Мой «Дукати»! Я узнала бы его среди двухсот тысяч мотоциклов.

Увидев мою реакцию, Эрик обнимает меня и говорит:

– Я знаю, как он тебе дорог. Они сохранили все, что могли, но многие вещи были заменены. Твой отец глянул на него одним глазком и сказал, что теперь он стал еще лучше.

Я набрасываюсь на него, и, пока зацеловываю его, отец очарованно произносит:

– Смугляночка, если раньше твой мотоцикл был хорош, то теперь он стал еще лучше. Но пока ты не родишь ребенка, я не хочу, чтобы ты оказывалась с ним рядом, понятно?

Растрогавшись, киваю, и Эрик заверяет:

– Спокойно, Мануэль. Я сам прослежу за тем, чтобы она к нему не приближалась.

7 января, после превосходных рождественских праздников, мои родные и Хуан Альберто возвращаются в Испанию на самолете Эрика. Как и каждый раз, когда я с ними прощаюсь, меня охватывает тоска, но на этот раз мое настроение еще неустойчивей. Эрик утешает меня, но ему приходится нелегко, потому что я все плачу, плачу и плачу.

Два дня спустя мы опять едем в аэропорт, чтобы проводить Фриду, Андреса и маленького Глена.

– Я буду очень сильно по тебе скучать, – хнычу я.

Подруга обнимает меня с очаровательной улыбкой.

– И я по тебе. Но не волнуйся, как только родится Медуза, я сразу к тебе приеду.

Я киваю. Андрес обнимает меня за талию и говорит:

– Плакса, тебе нужно приехать навестить нас в Швейцарию. Обещаешь?

– Мы постараемся, – кивает Эрик.

Бьорн, который как раз в этот момент прощается с Фридой, увидев, как она растрогана, весело замечает:

– О… о… еще одна плакса. Ты случайно не беременна?

Я прыскаю, а Фрида, дав ему тумака, отвечает:

– Даже не шути так!

Попрощавшись с нашими лучшими друзьями и проводив их взглядом через пункт безопасности, Эрик и Бьорн берут меня под руки, и мы шагаем к машине. Всю дорогу не перестаю плакать. Они смеются надо мной, а я безутешно кричу:

– Ненавижу свои гормоны!

На следующий день, умирая от скуки, принимаюсь складывать рождественские украшения, и мне на глаза попадаются маленькие бумажки с пожеланиями. Вспоминаю, как мы, смеясь, читали их утром в День поклонения волхвов, и, не в силах устоять, перечитываю их. Я растрогана пожеланиями Флина: «Хочу, чтобы Джуд перестало рвать», «Хочу, чтобы у дяди стало все хорошо с глазами», «Хочу, чтобы Симона научилась готовить гаспачо».

На моих губах улыбка счастья. Я никогда не читала пожелания мальчугана, которые он написал в прошлом году, но я уверена, что они совсем не такие прекрасные, как эти. Это даже к лучшему, что я их не читала.

Мое самочувствие улучшилось. Сегодня меня еще не тошнило. Когда я заканчиваю собирать украшения, решаю прогуляться по району вместе с Трусишкой и Кальмаром. Когда собаки замечают, что я беру поводки, они, словно безумные, прыгают от радости.

Как же я давно с ними не гуляла!

На улице красота. Выпал снег, и вокруг все очень красивое. Я долго играю, бросая им камни. Трусишка и Кальмар безудержно бегают за ними. Вдоволь нагулявшись, мы довольные возвращаемся домой. На улице собачий холод, и у меня мокрые и посиневшие от мороза руки.

Когда вечером возвращается Эрик, он сердится, узнав, что я сама выходила на прогулку с собаками.

– Джуд, я сержусь не из-за того, что ты гуляла, а из-за того, что гуляла сама.

– А что ты хотел, чтобы я делала? – кричу я. – Симоны не было дома, а мне хотелось прогуляться.

Эрик смотрит на меня и в конечном итоге говорит:

– А если бы тебе вдруг стало плохо, что тогда?

Мы как раз в самом разгаре спора, как вдруг дверь в кабинет открывается и на пороге появляются Флин и Бьорн. Мы замолкаем, мальчишка подбегает ко мне и обнимает, а затем, повернувшись к дяде, выпаливает:

– Почему ты постоянно сердишься на тетю?

– Что ты сказал?

Флин, типичным для него сердитым голосом, таким же, как у его дяди, отвечает:

– Разве ты не видишь, что она плохо себя чувствует? Не кричи на нее.

Эрик бросает на него яростный взгляд и отвечает:

– Флин, не вмешивайся туда, куда тебя не просят, понятно?

– Значит, не кричи на Джуд.

– Флин… – предостерегает Эрик, сверля племянника взглядом.

Мальчик поворачивается ко мне. Я хорошо знаю его и то, что он может взорваться. Прежде чем он успевает сказать лишнее, вмешиваюсь:

– Беги, милый, найди Симону и скажи ей, что я хочу сегодня с тобой пополдничать, хорошо?

Мальчик кивает, бросает на дядю ледяной взгляд и уходит. Когда мы остаемся втроем, Бьорн подходит и, нежно чмокнув меня в щеку, говорит своему другу:

– Ну и ну, видно, у Джуд появилась мощная поддержка.

Эрик улыбается и отвечает:

– Флин решил переусердствовать в защите своей тети-мамы Джуд. Нет ни единого случая, чтобы он не внес свое последнее слово. Более того, уверен, что сейчас он предпочел бы, чтобы из дома ушел скорее я, чем она.