Растроганная, улыбаюсь и наклоняюсь к ней:
— Он оказался крепким орешком. Уверяю тебя!
— Серьезно?
— Да.
— Мой Эрик — крепкий орешек?
— Да… твой Эрик.
Соня разражается смехом:
— Ай, Джуд!.. Единственное, чего я не понимаю, — как ты, такая симпатичная девушка, терпишь его. У Эрика чертовский характер. Хотя… думаю, ты наверняка уже в этом убедилась сама. Когда он что-то вбивает себе в голову, то не останавливается, пока этого не добьется.
— Это точно… уверяю тебя, что он упертый как баран, — хохочу я вместе с Соней.
Эрик наблюдает за нами. Пробегаюсь по нему взглядом и вздыхаю. Он такой красивый в темных брюках и голубой рубашке… Он подмигивает, и по моему телу пробегает дрожь. Я обожаю его!
— Джуд, могу я задать тебе вопрос?
— Конечно, Соня.
Она бросает быстрый взгляд на сына.
— Что ты знаешь об Эрике?
Я понимаю, к чему она клонит.
— Если ты о Флине, Бетте и о его болезни, то я знаю все. Он рассказал мне об этом, и я все равно его люблю.
Соня сжимает мою руку, и я понимаю, что она делает над собой усилие, чтобы не заплакать. Она очень взволнована, но сдерживается. Соня кивает и, выпив немного вина, тихо произносит:
— Эрик заслуживает кого-то похожего на тебя. Того, кто любил бы его и понимал.
— Его легко любить. Он просто должен позволить это делать.
Она понимающе кивает и придвигается ко мне еще ближе.
— Проклятая Бетта заставила его сильно страдать. Эрик тяжело это перенес, и я больше не видела, чтобы он улыбнулся хоть одной женщине. Но ты… теперь ты его невеста, и я без ума от счастья, и могу провести весь вечер, благодаря тебя за то, что ты его любишь.
Я улыбаюсь, делаю глоток вина, а Соня продолжает:
— Каждый раз, как вспоминаю его страдания, выхожу из себя. Застать в постели бесстыдного отца со своей невестой, это было ужасно!.. Ужасно…
— Успокойся, Соня… успокойся, — шепчу и беру ее за руку, понимая, как она взволнована.
Вдруг я вижу рядом с Эриком девушку, которую видела в офисе и с которой он тогда ушел. Соня тоже смотрит в ту сторону и бормочет:
— Мама дорогая… А она что здесь делает?
Эрик хватает девушку за руку и что-то говорит. Она вырывается и идет к нам. У меня кровь застывает в жилах. Не знаю, кто она, вижу только мрачное лицо Эрика, и это меня тревожит. Внезапно Соня поднимается и спрашивает:
— Что ты здесь делаешь?
Эрик подходит с девушкой.
— Мама, мне все равно, что этот упрямец опять меня отсылает. Я приехала за ним и не собираюсь без него возвращаться.
Оторопев, смотрю на Эрика, и он поясняет:
— Дорогая, это моя сестра Марта.
Блондинка с ребяческим выражением лица поворачивается ко мне и улыбается:
— Привет, Джудит… Слышала о тебе немного, но только хорошее. Кстати, мы должны поговорить с тобой о моем упрямом братишке.
— Марта!
— О… Эрик, помолчи! Я уже сыта по горло твоими выходками.
— Дети… дети… не начинайте, — примиряет их мать.
Я улыбаюсь девушке, и Соня поясняет:
— Марта — это моя дочь от второго брака. Марта, Джудит — невеста Эрика, ты знала об этом?
Эрик закатывает глаза, я смеюсь, а Марта переспрашивает:
— Невеста?
— Да, моя невеста, — говорит Эрик.
— Но как ты можешь выносить этого ворчуна?
— Из чистого мазохизма, — отвечаю я, и все, даже Эрик, хохочут.
Смех немного снимает напряжение, и Марта, не теряя времени, смотрит сначала на мать, затем на брата, и говорит:
— Церемония знакомства закончена. Скажи мне, когда ты вернешься в Германию? Мы с мамой замучились с Флином, а няня вот-вот его задушит. Это создание прибило бы нас с удовольствием. И потом, что насчет твоей операции? Ты же говорил, что это нужно сделать поскорее, что нужно снизить внутриглазное давление. Что случилось? Почему ты не можешь вернуться? Уверена, твоя невеста поймет, что ты должен уезжать, не так ли?
Я киваю, но у меня на лице наверняка написано огромное изумление. Я не знала, что он отложил операцию из-за меня. Я начинаю злиться, и Эрик, увидев мое лицо, бормочет:
— Ну почему ты такая болтливая, сестричка?
— Потому что я хочу, чтобы мой ворчливый братец всегда видел мое лицо, когда я буду его ругать, понятно?
— Боже!.. Когда ты начинаешь говорить со мной как доктор с пациентом, ты меня нервируешь.
— А ты меня еще больше нервируешь, когда ведешь себя как упрямец. И кстати, вчера Флин опять вытворил в школе одну из своих глупостей.
Эрик вздыхает, ему неловко об этом говорить.
— Сынок, — добавляет Соня, — ты по-прежнему не хочешь отдать Флина в школу-интернат? Я люблю этого мальчика, но его поведение…
— Хватит, мама!
— А ты… умник… перестать так разговаривать с мамой, — выпаливает Марта.
Эрик свирепо смотрит на мать и сестру:
— Я достаточно взрослый, чтобы решать за себя и за Флина.
— Отлично, — говорит Марта. — Тогда шевели задницей, езжай в Германию и займись ребенком. Иначе мы с мамой сами будем решать, что с ним делать.
Эрик ругается. Вернулся Айсмен!
Вдруг приятная атмосфера улетучивается. Я ошарашена тем, как эти трое мечут молнии. В конце концов женщины встают и молча уходят. Эрик включает мобильный, и я слышу:
— Томас… сейчас из ресторана выйдут мои мать и сестра. Отвези их в отель. Мы с Джудит вернемся на такси.
Закончив разговор, поворачивается ко мне, но я его опережаю:
— Я сержусь на тебя.
Он долго на меня смотрит и затем цедит сквозь зубы:
— Послушай, Джуд. Я лучше, чем кто-либо, знаю, что делаю. Что касается Флина, то они правы. Мне нужно вернуться в Германию и позаботиться о нем, но я не собираюсь отдавать его в интернат. Ханна не простила бы мне этого, и я себе тоже. Что касается меня, не волнуйся, я первый, кто не хочет остаться слепым, понятно?
От слова «слепой» по мне пробегает дрожь.
Вдруг я опять осознаю, что моя любовь, мой обожаемый мужчина болен страшной болезнью, и ко мне возвращается тревога. Я напрягаюсь, сдерживая слезы. Эрик берет меня за руку:
— Успокойся, малышка… Со мной все в порядке.
Киваю, но не произношу ни слова, потому что если скажу хоть одно, у меня из глаз польется Ниагарский водопад.
Эрик притягивает меня к себе, я сажусь к нему на руки, не заботясь о том, что подумают обо мне окружающие. Мне нужно почувствовать его близость, его аромат, обнять его, и больше всего мне нужно, чтобы он держал меня в своих объятиях.
Когда я немного успокаиваюсь, Эрик расплачивается, и мы выходим из ресторана. Берем такси и едем к нему в отель.
Войдя в номер, я по-прежнему молчу, у меня нет сил спорить, и, когда мы входим в спальню, Эрик берет меня за руку и говорит:
— Джуд, послушай…
Вдруг во мне просыпается неконтролируемый гнев. Он буквально выплескивается из меня:
— Нет, это ты меня послушай, чертов упрямец! Что касается Флина, я согласна с тобой, тебе лучше знать, что с ним делать. Но что касается твоей болезни, то если ты меня любишь и хочешь, чтобы мы были вместе, будь любезен вернуться со своей семьей в Германию и сделать то, что ты должен сделать. — Слезы катятся градом по моим щекам. — Я не знаю, почему ты отложил операцию, но если это из-за меня, уверяю, что буду ждать тебя, пока ты вернешься, понятно? Ты назвал меня своей невестой, и поэтому я требую, чтобы ты заботился о себе, потому что я люблю тебя и хочу быть с тобой еще долгие годы. Если хочешь, я поеду с тобой и буду с тобой рядом столько, сколько понадобится. Но прошу тебя, мне необходимо знать, что с тобой все в порядке. Потому что если с тобой что-то случится, я… я…
Эрик сжимает меня в объятиях, и я совсем раскисаю.
— Мне очень жаль, малышка… очень жаль.
Отталкиваю его. У него такое серьезное и отчаянное выражение лица, что я кричу:
— Да пошел ты к черту или еще куда-нибудь подальше! Если ты меня любишь, заботься о себе, а я в курсе твоих обязательств. Только так ты покажешь, что действительно меня любишь.
Некоторое время в тишине слышны только мои всхлипывания. В его глазах боль, но я не могу сдержать слезы. В конце концов он протягивает ко мне руку:
— Иди сюда, дорогая.