Юлия Резник - Ты у меня под кожей

— И все они — шпионы? — мой голос постыдно дрожит. Как будто я девчонка сопливая, у которой намечается первый раз. Как бы много я отдала, чтобы мне позволили выбрать, когда он состоится и с кем… Как бы много!

— Нет. Что ты. Они гораздо более приличные люди.

Я откидываю голову и смеюсь. Ринат подталкивает меня к банкетке, а когда я, все еще посмеиваясь, сажусь, опускается рядом и принимается расстегивать ремешки на моих босоножках. Это настолько неожиданно, что я не успеваю ему возразить. И положить конец этому действу. Так и сижу, зная, что все меня выдает — и ставшее ненормально частым дыхание, и взгляд враз остекленевших глаз. Он еще ничего не сделал, а я уже завелась до предела.

— И… И кто же они? — шепчу, едва ворочая языком.

— Мишка — заведующий травмой. Врач от бога, — ведет по щиколотке пальцем, ощупывает выпирающую косточку. — Артем — один из самых известных в мире краснодеревщиков.

Воздуха становится все меньше и меньше…

— Как интересно. Так ты говоришь, у тебя одна племянница.

— Угу.

— Наверное, вы ее очень балуете.

— Очень. А ты хочешь?

— Чтобы меня баловали?

— Это само собой. Но вообще я спрашиваю о детях.

Опускаю томно задранную к потолку голову и встречаюсь с его немигающим взглядом.

— Хочу ли я детей? Нет!

Я резко высвобождаю ногу и встаю, хотя один черт не могу сделать ни шагу. Рассевшись у моих ног, Ринат перегородил мне все пути к отступлению. Нарочно ли? Или так просто совпало? Впрочем, теряться в раздумьях мне не приходится. Потому что Ринат тоже встает. Он не слишком высок, но когда я без каблуков — все равно на полголовы меня выше. Я вызывающе вздергиваю подбородок. В его глазах застыл очередной вопрос, на который мне совсем не хочется отвечать. Поэтому я поднимаюсь на цыпочки и, заставляя его заткнуться, целую. Сначала ямку под горлом, следом шею, резкую линию подбородка. Сама не замечаю, как вовлекаюсь в процесс. Принимаюсь слепо шарить руками по его широкой груди, выдергиваю полы рубашки из-под ремня, желая поскорее коснуться.

— Обожаю, как ты пахнешь… — шепчу, ни разу не покривив душой. Я действительно обожаю его запах и вкус… Я его по всякому пробовала и теперь могу судить об этом с полной уверенностью. Воспоминания о том, как он трахал мой рот, разгоняют желание до запредельного уровня. Развожу полы рубашки в сторону и, затаив дыхание, кладу обе руки на его голую грудь. Глаза Рината темнеют, он заведен, но пока только позволяет себя ласкать. И лишь когда я, смущенная, утрачиваю всякую смелость, бесцеремонно толкает меня к стене и касается моего рта. Я ждала взрыва страсти. Однако поцелуи Рината неторопливые и тягучие, а движения рук на моем теле — ласковые и плавные. И это прекрасно… наверное. Вот только мне хочется его совсем не так. Я хочу его такого же дикого и необузданного, как в том гостиничном номере. Отстраняюсь. Перехватываю ладонь и веду вверх по своему телу к шее. Моя грудь тяжело вздымается. Я опускаю будто свинцом налитые веки, прижимаю его ладонь к своему горлу и замираю на несколько мгновений, будто напоминая о том, как оно было.

— Хочешь так? — сжимает пальцы. — Любишь жестко?

— А ты… — спрашиваю, едва ворочая языком, — разве нет? — Он молчит, а я спешно добавляю: — Пять дней назад ты был очень жестким.

— Пять дней назад я хотел тебя наказать. Унизить…

— И тебе это понравилось. Просто признай.

Ринат молчит. Но когда вновь набрасывается на мои губы — от его цивилизованности ничего не остается. Я не знаю, кто из нас более дикий. Это не просто секс, это — борьба. И в ней то я побеждаю, то он. Мы кружимся, сбиваем с полок книги, сувениры и мелочь. Бьемся о стены. Платье трещит по швам. Ринат чертыхается, дергает пуговички, а не справившись — собирает у горла ткань и просто дергает вниз, разрывая к чертям собачьим.

Я с шумом дышу и, заведенная его внезапной агрессией, на подгибающихся ногах отступаю к кровати.

— Ляг! — командует он.

— Сними брюки! — вношу встречное предложение, а чтобы показать свою готовность идти на уступки, ложусь. Под его беснующимся взглядом подтягиваюсь на локтях, чтобы грудь в разорванных тряпках смотрелась более выигрышно. Мне так нравится, как он жрет ее взглядом. Но даже этого мало… Облизываюсь, когда он в отместку таки щелкает пряжкой ремня.

— Хочешь моего парня? — усмехается.

— Он хорош. Ну же… Давай, Орлов… — облизываю губы. — Покажи мне его.

Я еще никогда не имела дела с таким объемом, и от предвкушения все внутри сладко сводит. Я убеждаю себя, что именно от предвкушения, да. А вовсе не потому, что со мной, наконец, он. Единственный, кого я всегда хотела.

Ой, дура! Ой, дура! Как же ты будешь жить потом? Без него… Как ты будешь жить, а, Быстрова?!

Его брюки вместе с трусами падают к ногам. Я всхлипываю. Меня трясет от того, что он просто на меня смотрит. Прямо сейчас Ринат может делать со мной все, что угодно, и я ему все позволю, потому как больше себе не принадлежу. Я… больше… себе… не принадлежу. В глазах вскипают слезы. Я не могу допустить, чтобы он увидел их. Поэтому, прежде чем Ринат успевает ко мне присоединиться, переворачиваюсь на живот.

— Хочешь задом?

— Да… Хочу. Впрочем, постой… — слизываю слезы, но, как бы мне не отказывал контроль, об одном я никогда не забуду. — Презерватив. У тебя есть презерватив?

— Секунду.

Он справляется быстро. Но все равно эти несколько десятков секунд для меня превращаются в вечность. Поднимаю попку выше, а лбом, напротив, утыкаюсь в подушку. Соски наждачкой царапают простыни.

— Хорошая девочка, — шепчет он, растирая выступивший сок по припухшим складкам, и второй рукой зарывается в мою гриву.

— Пожалуйста… Ринат.

— Вот так? — он погружается резко, выбивая из меня крик. — Надо полагать, это «да»? — тянет меня за волосы.

— Да, господи, да! Да…

Ягодицу обжигает резкий шлепок. Я ойкаю и зажимаюсь. Он выходит, несмотря на отчаянное сопротивление мышц, и снова в меня въезжает.

— Сожми! — его во мне так много, что мышцы с трудом подчинятся. Зато наградой мне — его хриплые задушенные стоны. Запредельное удовольствие — просто знать, что он хочет меня так сильно. Этим хочется пользоваться. Но еще больше хочется знать, а есть ли вообще предел? Потому что, когда он так глубоко во мне, моя власть над ним кажется обманчиво безграничной. Но ведь я знаю, что это самообман. Мне просто хочется в это верить, потому как сама я так могу провести всю свою жизнь. Сколько бы мне не отмеряли. Ради этого не страшно и умереть. Вообще ничего не страшно. И ничего не жалко.

— Ринат… Хороший мой. Ринат…

Саша

Меня будит оглушительный раскат грома. Я резко подхватываюсь и некоторое время просто сижу, глупо хлопая глазами, прежде чем понимаю, где я и почему. Щеки обжигает жар, я медленно оглядываюсь, но в кровати кроме меня никого нет, и лишь тянущая боль внутри напоминает о том, что здесь происходило еще совсем недавно.

— О господи, — шепчу я. — О господи!

Как я вообще выжила после того, что случилось? Как осталась прежней после сумасшедшего взрыва, который меня настиг? Ведь это действительно странно — разлететься на мельчайшие атомы, чтобы потом вновь собраться в той же последовательности, в том же порядке… Я же в том порядке собралась, не так ли?

Путаясь в одеяле, вскакиваю с кровати и подлетаю к зеркалу. Зря я, конечно, боялась. Никого нового в отражении нет. Это все еще я — Саша Быстрова. Только немного более возбужденная, чем обычно — в глазах шальной блеск, волосы всклочены, а губы припухли. И те губы, и эти, растертые его…

— Быстрова! Немедленно прекрати! — со стоном прячу лицо в ладонях. Я, наверное, все же распутница. Но мне хочется его еще и еще. Почему Ринат ограничился одним разом? Видит бог, мне теперь, чтобы им насытиться, нужно… эм… несколько больше. Намного, намного больше на самом деле.

Я концентрируюсь на физическом, намеренно не позволяя себе большего. Думать о собственных чувствах глупо. И страшно. Трясу головой. Отхожу к кровати. Замечаю аккуратно сложенные на стуле рубашку и брюки. А вот моего платья нет. Ну, еще бы. Оно определенно не подлежит ремонту. Наверняка Ринат посчитал, что лучше его сразу выбросить. Так-то оно так, но ведь кроме этого платья у меня в его квартире нет никаких других вещей. Недолго думая, натягиваю на голое тело рубашку Орлова. Она пахнет им. Я пахну им. Здесь все пахнет им, но теперь еще немного и мною. От осознания этого я испытываю странное удовольствие. Мужчины не любят, когда женщины начинают метить свою территорию. Но мне удается провернуть этот трюк незаметно. Аромат — это вам не зубная щетка, не духи и не халат, будто бы между делом поселившийся в ванной. Это что-то неуловимое, но такое же безусловное, как женские тапочки в коридоре. И хоть я понимаю, что все посторонние запахи выветрятся, едва Ринат сменит простыни, прямо сейчас и еще, по крайней мере, несколько часов они будут здесь. С ним. А я? Я буду? Определенно мне стоит выяснить, какие у него планы на этот день. Что, если мне следует убраться? Не самая приятная перспектива, но… Вполне реальная. Мне следует напоминать себе об этом почаще, потому как уж слишком велико искушение — забыть.