Юлия Резник - Ты у меня под кожей

— Даже не сомневайся, — подтверждает он.

Трогаю губами его приоткрытые губы. Медленно и тягуче. Эта новая сдержанность дается мне нелегко. Моя тяга к нему настолько ошеломляющая и непреодолимая, что я едва её обуздываю. Все внутри дрожит мелкой-мелкой дрожью. С губ срываются тихие скулящие звуки, хотя мы просто целуемся. Довольно невинно, надо сказать.

— Ох, детка…

Ринат не выдерживает первым и резко подхватывает меня на руки, заставляя ногами оплести его торс. Полы рубашки расходятся. Напряженные вершинки сосков с силой проходятся по жестким волоскам на его груди. Я запрокидываю голову и выстанываю что-то бессвязное. Слова сливаются в сплошной поток. Ринат освобождает одну руку и накрывает мою голову, чтобы удобнее было целовать. Его ладонь такая широкая, что мой затылок утопает в ней полностью, а я тону в окутавшей нас нежности и сползаю чуть ниже. Напряженная эрекция вжимается в сладкое местечко между моих ног, и при каждом шаге это болезненное надавливание становится все нестерпимее. Мне приходится напоминать себе о том, что это мое шоу. Поэтому когда мы оказываемся в спальне, я нехотя отвожу от себя его нежные руки.

— Нет. Пожалуйста, позволь теперь мне… Можно?

Пячусь к кровати, прочно удерживая Рината за руку. Сажусь. Весь мой опыт прямо сейчас — ничто. Меня сковывают неуверенность и страх.

— Смелей, девочка. У тебя получится, — очень мягко и по-мужски уверенно подбадривает меня Ринат. С трудом нахожу в себе силы поднять на него взгляд. Глаза Рината полуприкрыты, и если не заглядывать в их глубину, можно подумать, что он абсолютно спокоен, но я-то вижу… вижу их шторм. И он подхватывает меня, придавая недостающую смелость.

Поддеваю пальцами резинку на шортах и стаскиваю их вниз. Налитая тяжелая плоть мешает сделать это беспрепятственно. Я закусываю губу и помогаю освободить сначала ее. Веду большими пальцами по выступающим бедренным костям. По поджарому животу, дугам ребер. Взгляд Рината тлеет, дыхание учащается. Мне хочется кричать «я тебя люблю». Но пока я разговариваю с ним дрожащими руками, губами и своей нежностью. Опускаю ресницы, чуть сдвигаюсь влево и веду широко открытым ртом выше. Ринат начинает задыхаться. Его бедра приходят в движение. Он трется об меня, как большой кот. Обхватываю его поджарые ягодицы. И замираем так. Ни он, ни я не решаясь сделать следующий шаг. Лишь спустя несколько тактов сердца моего подбородка касаются его пальцы. Запрокидываю голову.

— Мы можем этого не делать. У нас впереди вся жизнь.

Может быть. Но мне сорок. И сколько там той жизни осталось? Уж точно мне ее не хватит, чтобы упиться им до конца. Я беру его неумело, но смело. Я беру его и все, вообще все, что эта жизнь мне дает. Я опять падаю, но мне с ним больше не страшно. Я знаю, что там на дне.

— Нет, нет, подожди…

Не дает закончить. Отстраняется. И опускается рядом, уткнувшись лицом мне в колени. Его сильная спина дрожит. Я утешающе поглаживаю его трясущимися ладонями. Немного сбитая с толку, не понимающая, что же произошло.

— Я с тобой хочу.

Ах вот в чем дело. Зарываюсь пальцами в его волосы и веду, как гребнем.

— Хорошо… Если ты встанешь, у нас все получится, — снова улыбаюсь.

Ринат кивает, но делает еще несколько глубоких вдохов, прежде чем встать. Мы ложимся на постель почти синхронно. Лицом к лицу. Но он и тут не торопится приступать к делу.

— Что-то не так?

— Нет… Все отлично. Я просто хотел спросить.

Начало так себе. Ответы на его вопросы зачастую очень сложные, да и вообще прямо сейчас мне меньше всего хочется болтать. С другой стороны, после всего, что между нами произошло, я просто не могу ему отказать. Ни в чем. Поэтому я, стараясь не показать своего разочарования, киваю:

— Так спрашивай.

— Если нам не грозит нежелательная беременность… Не могли бы мы обойтись без резинок?

Я потрясенно моргаю. Хочется спросить — что же ты делаешь, мальчик? Ты хоть понимаешь, что со мной делаешь своим доверием, а?

Покалывание в носу — явный предвестник слез. Нет, я чистая. И нисколько не сомневаюсь, что у него с этим тоже все в порядке. Наверное, его предложение логично. Мне нужно соглашаться… наверное, нужно, да. Но горло будто перехватывает колючей проволокой. Я откидываюсь на спину и запрокидываю голову к потолку. И почти в тот же миг на меня взбирается Ринат.

— Это ведь так хорошо, Сашка…

— Ты… — сглатываю. — Ты с кем-нибудь…

— Нет! С ума сошла?

— Тогда откуда тебе знать?

— Сама смотри… — удерживая вес собственного тела на одной руке, второй он подстраивает меня под себя поудобнее и делает первое поступательное движение. Влажная раскаленная головка проходится по моему самому чувствительному местечку. — Ну, как? Хорошо? — цедит сквозь стиснутые зубы и с шипением толкается в меня снова. — Саша?

Я со всхлипом чуть развожу ноги. Он проникает глубже. Закидывает руку мне на бедро и отводит его в сторону, открывая меня сильней. Приставляет головку к входу, но не решается на последний шаг. Я жду и жду, когда это произойдет, а оно все никак.

— Чего ты медлишь? — раздражаюсь я.

— Ожидаю твоего позволения.

Когда я первая подкидываю бедра, покалывание в носу становится нестерпимым. Когда нас обоих настигает оргазм, когда Ринат взрывается у меня глубоко-глубоко внутри, слезы вырываются наружу.

— Сашка… Господи, Сашка… Я, кажется, сейчас подохну…

— Я тебя тоже люблю… — смеюсь сквозь слезы. Он замирает на долю секунды, но тут же берет себя в руки, делая вид, что ничего такого не случилось. Понимая, что иной, более бурной реакции я, трусишка, могу и не вынести. Может, это и глупо, но мы просто делаем вид, будто признания раз в пятнадцать лет — это нормально. Так, можно сказать — рядовое событие. Подумаешь…

— Боюсь, теперь нам точно нужно в душ.

— Не спеши. Полежи так.

— Зачем? — удивляюсь я.

— Ты мне нравишься такая…

— Испачканная?

— Помеченная.

— Фу, Орлов, ты настоящее животное, — притворно возмущаюсь я.

— Угу. Так бы тебя и съел.

Ринат склоняет темноволосую голову над моей грудью и принимается покусывать соски. А секундой спустя я понимаю, что он полностью во мне окреп и готов продолжать не только прелюдию.

— Тебе точно тридцать пять?

— А что?

— Такая активность в твоем возрасте ненормальна.

— Надеюсь, это не жалоба?

— Н-не-е-ет. Ринат. О господи…

Солнце поднимается все выше и выше. Золотит загорелую кожу Рината и выгоревшие кончики его ресниц, отражается в медных деталях винтажных светильников и люстры. В рассеянных лучах кружат частички пыли. Шевелится занавеска… И каждую деталь я вижу так отчетливо, будто только-только прозрела. Ощущаю себя в моменте. Здесь и сейчас. И это невероятно… невозможно прекрасно. Наконец почувствовать жизнь. До этого я все время бежала. То от кого-то, то сама от себя. И лишь теперь я остановилась. Прожила, прочувствовала каждый момент этой ночи. Теперь, что бы там ни случилось, эти мгновения останутся со мной навсегда. Я пронесу их через всю свою жизнь. Я буду вспоминать их с благодарностью. Даже если Ринат уйдет к другой, более достойной женщине. Это то, что он никогда у меня не отнимет.

— Я люблю тебя…

— Я люблю тебя.

Так сложно. И так просто.

— Кажется, мы опоздали на работу.

Запрокидываю голову к потолку и смеюсь.

— Который час?

— Скоро восемь. Мне на самом деле нужно вставать.

Реальность врывается в наш мирок тонкой телефонной трелью.

— Тебя, кажется, потеряли.

— Угу…

— Ринат…

— М-м-м?

— А когда это все закончится?

Конечно, я имею в виду дело отца и то, другое дело, для которого отцовский арест служит прикрытием. Я не глупая, и уже давно поняла, что с ним что-то неладное. Просто, внемля просьбе Орлова верить, я не задаю ему лишних вопросов. И по максимуму держусь в стороне. Впрочем, теперь, когда мне открылась правда об отце, это не так уж трудно. Я не знаю, чего во мне больше — злости на него, любви или боли.

— Я надеюсь, что скоро, девочка. Я очень надеюсь.

Ринат

— Ринат Ильич…

— Да?