Он еще что-то орет, но я уже ничего не слышу. Во-первых, в ушах шумит кровь, а во-вторых, в моем БМВ отличная шумоизоляция.
Глава 24
Саша
Нужно просто отъехать. Вон, на нас и так уже косятся люди. Трясущимися руками завожу мотор. Плечом вытираю слезы.
Нет! Я, конечно, ему не верю. Ни на секунду не верю, но… Стоит мне представить, что это может быть правдой, как свет меркнет. И дело вовсе не в ранних сумерках поздней осени. И не в дожде, который стекает по лобовому стеклу, ведь я не удосужилась включить дворники. Вести машину в таком состоянии опасно, поэтому я притормаживаю, свернув в первую же подворотню на небольшой стоянке у захудалого ларька. Холод пробирает до костей, несмотря на работающую в полную мощь печку. Всхлипываю. Вжимаю пальцы в кожаную оплетку руля и опускаю на руки голову.
Сколько так проходит времени? Не знаю. Усилием воли заставляю себя успокоиться. Эмоции сейчас не лучший помощник. А если мыслить трезво, всему можно найти объяснение. Ведь это очевидно, что Жданов специально меня настраивает против Рината. Его озлобила наша связь, катком проехалась по самолюбию. Для Юры это в принципе — личное оскорбление. И то, что Василек поднялся намного выше его самого, и то, что он, в конечном счете, получил меня. По факту отняв у Жданова единственное преимущество. Кем я буду, если ему поверю? Ясно ведь, чего этот козел добивается!
Отрываюсь от руля. Неуверенно киваю своим мыслям. Да… Ситуация более чем понятна. Зря только раскисла.
А как же его ночевка на диване? А плавки в чемодане, а…
Сцепив зубы, заставляю заткнуться мерзкий голос сомнений. Подумаешь, уснул на диване! Не велико дело. Удивительно, как он раньше доходил до кровати с такими нагрузками. И каким-то чудом уделял время мне.
Резко выкручиваю руль, включаю погромче музыку и вливаюсь в плотный дорожный поток. Все же мне не удается избежать вечерних заторов. И домой я попадаю только ближе к девяти. Моюсь, замираю у зеркала. Может, это и ненормально, но с тех пор, как Орлов уехал, я хожу в его рубашке, которую тайком выудила из корзины с грязным бельем. Она так вкусно пахнет Ринатом. Жаль, что с каждым днем аромат становится все слабее. Беру Орловскую туалетную воду, брызгаю на манжеты. Конечно, не слишком удачная замена. Мне не хватает запаха его тела, кожи, но за неимением лучшего сойдет и это.
Да, я жалкая. Нельзя так растворяться в мужчине. Это опасно, я отдаю себе отчет… Но по другому не умею. Потому так долго боялась. Углубляться, привязываться, врастать.
Я выгляжу измученной. Щеки запали, морщинки у глаз, с которыми я упорно борюсь, видны гораздо отчетливей, чем обычно, и даже филлеры не спасают от проступившей под ними черноты. Нужно лучше питаться. Прав отец. Я слишком осунулась. Ринат непременно заметит, когда вернется, и будет переживать.
Иду в кухню, заставляю себя поставить воду на пасту. Режу овощи для подливки, мясо… Ловлю себя на том, что готовлю любимое блюдо Рината. В последний раз мы готовили его вместе, и вышло не слишком хорошо, ведь в самый ответственный момент Орлов сгреб посуду в сторону и занялся со мной любовью прямо на кухонном острове.
Воспоминания вызывают улыбку. Я помешиваю лук и добавляю томаты. Руки грязные. Поэтому, когда звонит телефон, я теряю несколько драгоценных секунд на то, чтобы их вытереть. Хватаю гаджет, фейс ай ди сошел с ума и меня не узнает. Приходится ввести пароль вручную. Еще пара секунд. На экране сообщение от Жданова. А я так ждала какой-нибудь весточки от Рината. Разочарование не описать словами. Заношу палец, чтобы стереть… Вообще все стереть. Номер Жданова. Историю нашей переписки. Понятия не имею, почему не сделала этого раньше. Но зачем-то в последний момент открываю чат. А в нем всего одно фото. И короткое сообщение.
«Надеюсь, своим глазам ты поверишь».
Своим глазам, да… Вода на плите вскипает и с шипением начинает переливаться через края кастрюли. А я знаю, что, наверное, нужно выключить газ — огонь наверняка потух, но не делаю этого. Зачем? Смерти я не боюсь.
Оседаю на стул. Удивительно, но прямо сейчас слез нет. Может, я их выплакала еще на стоянке? Как бы то ни было, мои глаза сухие. А потому я отчетливо вижу лица на фотографии. Могу рассмотреть их в деталях. Как Орлов придерживает за спину разодетую в пух и прах девицу, стоя в компании других празднично одетых мужчин и женщин. На некоторых из них традиционные арабские костюмы. Он, кажется, говорил, что едет в теплые края. И не соврал. Тут не соврал, да. Интересно, это Эмираты или Саудовская Аравия? Увеличиваю изображение. Скольжу пальцами по его прекрасному мужественному лицу. Улыбающемуся лицу. Опускаю изображение ниже. Туда, где его руки касается та самая девка.
Я больше не пытаюсь убедить себя, что это все ничего не значит. Я кто угодно, но не дура. Я чертов физиономист. И могу сказать, что связывает двух людей, даже вот так… по фото. Довольно говорящему фото. И я могу не доверять себе, своему восприятию чертовой реальности, но в собственном профессионализме я уверена на все сто. Это то немногое в жизни, чем я горжусь. Поставь я и его под сомнение, что вообще от меня останется? А сейчас… еще что-нибудь есть? Отдергиваю ладони от телефона и обнимаю себя за плечи. О, да… По крайней мере, оболочка еще не истлела.
Соус в сковороде подгорает. Запах гари пробивается даже через сковавшее меня онемение. Встаю, снимаю сковородку с огня и с грохотом отправляю в мойку. Есть я точно не хочу. Ничего не хочу. Нет… Вру! Хочу, чтобы кто-то отмотал назад пленку. Я хочу забыть, стереть из памяти то, что сейчас увидела. Сделать вид, будто знать ничего не знаю. Притвориться, если хотите.
Ломаным движением марионетки все-таки выключаю плиту. Как в бреду, возвращаюсь в спальню. Ложусь. Подгребаю под себя подушку, его подушку. Утыкаюсь лицом, зубами вгрызаюсь… Хорошо, что впереди выходные. Не думаю, что смогла бы выйти на работу. Сейчас, кажется, я даже пошевелиться не могу. Любое действие требует невероятных усилий. Поход в туалет подобен восхождению на Эверест. Каждый шаг — подвиг.
Время будто останавливается. Кажется, я его чувствую. Оно горькое на вкус, как гречишный мед, и такое же тягучее. Я тону в нем, как муха, вязну… Ночь сменяется утром, утро — темнотой. Кажется, в окно вновь барабанит дождь, но я не уверена. А потом слышу, как в двери проворачивается ключ. Я так ждала этот звук, что ни за что его не спутаю.
Вскакиваю. Ноги дрожат. То ли от голода, то ли от страха голова идет кругом. Комната передо мной раскачивается, пространство пульсирует, отдаваясь вибрацией в теле.
— Сашка! Я дома.
И ничего не важно. Я бегу, меня заносит на повороте, поэтому в его объятья я почти падаю.
— Соскучилась?
— Угу.
— Я тоже. Безумно. Дай я на тебя посмотрю…
Трясу головой и прячу лицо на его широкой груди. Господи, как он все-таки пахнет! Собой пахнет, не ей. Слава богу.
— Ну, что ты прячешься? — и целует, целует. Мои наверняка свалявшиеся и плохо пахнущие волосы. Вот что я за дура? Нет бы — принарядиться к его приезду, чтобы… что? Иметь более конкурентоспособный вид? А хоть бы и так! Я ведь сама виновата, что такая проблемная. Что столько лет морочила ему голову. Что со мной он как на войне, а с той певичкой, о которой я всё-всё узнала, ему наверняка намного проще. Легче и беззаботнее. Так разве я могу винить Орлова? Винить его хоть в чем-то?
— Не хочу, чтобы ты на меня такую смотрел. Я приболела немного. Пустяки.
— Как это приболела? Ты была у врача? Господи, а что… а ты вообще когда в последний раз ела?
Он сильнее. Поэтому, как бы я ни сопротивлялась, влегкую отводит мои руки в стороны и отступает на шаг.
— Господи, Сашка… — повторяет.
— Я выгляжу хуже, чем себя чувствую. Правда. Лучше расскажи, как все прошло… там.
Я мазохистка, да. Мне хочется знать, было ли ему хорошо? И со мной? Хуже? Лучше? Шарю ищущим взглядом по его лицу.
— Да никак не прошло, — хмурится Ринат. — Только время впустую потратил.
С моих губ срывается облегченный вдох. Но в ту же секунду меня вновь настигает паника. А если он соврал?
— Проходи! Что мы тут стоим? Ты, наверное, голоден? Хочешь, я что-нибудь приготовлю? Твое любимое… Или ты сразу в душ?