Селия Аарон - Тёмный защитник (ЛП)

Он отрицательно покачал головой:

— Нет, даже Нэйт не знает. Все они думают, что я это сделал. Нэйту было тяжело с этим смириться, но он простил меня через некоторое время. Либо так, либо пришлось бы разорвать связи. Думаю, он понял, каким еще более несчастным сукиным сыном я буду без него, и сжалился надо мной.

— Спасибо тебе.

— За что?

— За то, что рассказал мне. За то, что дал мне то, чего не давал никому другому, — тепло в его глазах окутало мое сердце мягким коконом. — Что оказался хорошим человеком.

Его бровь изогнулась:

— Давай не будем увлекаться. Я все равно готов пристрелить каждого ублюдка, который посмотрит на меня не тем взглядом.

Я тронула своими губами его губы:

— Убийца с золотым сердцем.

— Остановись, — он прикусил мою нижнюю губу.

— У тебя мягкое сердце.

— Я тебя предупреждаю, — он потянулся вперед и просунул свой язык мне в рот.

— Настоящая добрая душа.

Он ухмыльнулся:

— Вот именно!

— Что? — я разыграла невинность.

Он схватил меня за задницу и подтолкнул ниже, пока я не оседлала его напрягшийся член:

— Я буду трахать тебя, пока ты не поймешь, насколько плохим я могу быть.

Чарли.

В течение следующих трех дней нога Конрада зажила настолько, что у него уже получалось, прихрамывая, передвигаться по окрестностям. Он взял на себя рыбалку, а также обязанность рубить дрова для камина. Я пыталась уговорить его позволить мне поохотиться с одной из винтовок или поставить ловушки, но он не разрешал мне уходить слишком далеко от хижины. Также мы провели много времени в постели, и нам этого было недостаточно, кажется, я всё ещё не могла насытиться им, а он мной.

Время от времени мы говорили о планах. Мы не могли оставаться в этой хижине вечно. Кто-то наверняка видел нас или машину и мог узнать, и слухи об этом не могли не распространиться. Призрак Рамона витал на периферии наших дней и нависал, когда наступала темнота. Иногда я ловила Конрада на том, что он пялится на деревья, его взгляд был таким же мрачным и непроницаемым, как и его мысли. Если бы был выход из этой передряги, он бы его нашел. Если бы не было, я бы бежала с ним, пока мы не ушли достаточно далеко, чтобы начать всё сначала.

— Только не говори мне, что ты нашла ещё корней цикория, — он подошел ко мне сзади и обнял за талию, когда я солила закипающую воду.

— Это для тебя на пользу.

Он уткнулся носом в мои волосы, а губами прямо мне в ухо, пробормотав:

— Такое противное на вкус, что обязано быть полезным.

Я припомнила старую поговорку моего дедушки:

— У тебя от этого волосы на груди встанут дыбом.

— Слишком поздно, — пробормотал он и поцеловал меня в шею.

— Ну, тогда у меня.

Он рассмеялся мне в плечо.

— Я бы все равно любил тебя, даже если бы у тебя был лес на груди.

Я чуть не уронила солонку, но сумела поставить ее на столешницу и повернулась к нему лицом со словами:

— Ты любишь меня?

Он улыбнулся, с каким-то застенчивым видом робко проговорив:

— Извини. Просто само вырвалось. Но это правда, — он приподнял меня так, чтобы мы смотрели друг другу в глаза. — Я люблю тебя. Я полюбил тебя с того самого момента, как увидел, как ты испортила ленточку на вазе в первый же день.

— Сволочь, — я рассмеялась. — Этот бант был идеален к тому времени, когда я его закончила.

— Тебе не обязательно отвечать тем же, — его тон был настороженным, хотя глаза полны надежды. — Я могу подождать.

Я обняла его ногами за талию:

— Если я скажу это сейчас, ты подумаешь, что «я люблю тебя» сказано из жалости.

— Я приму и сказанное из жалости «я люблю тебя».

Мое сердце окончательно растаяло до состояния лужицы.

— Ты такой зануда, ты знаешь?

Он зарычал и ущипнул меня за шею.

— Я убивал людей и за меньшее.

— Вот этому верю, — я хихикнула, когда его щетина пощекотала мне шею. — Но я действительно люблю тебя.

Он выпрямился и встретился со мной глазами.

— Ты это серьёзно говоришь?

— Я никогда никому этого не говорила, так что, по-моему, это должно быть правдой, раз я говорю это сейчас, — мои уши горели, и в комнате как будто откачали весь воздух, но я была уверена в своих словах. — Я люблю тебя.

Его глаза загорелись, радость, какой я никогда не видела, разлилась по его суровому лицу. Он отнес меня к кровати и положил на спину.

— Скажи это снова.

— Я люблю тебя.

Он поцеловал меня, нежно и тепло, и попросил:

— Ещё один разочек.

Я рассмеялась ему в губы, повторив:

— Конрад Мерсер, я люблю тебя.

В ту ночь он занимался со мной любовью, шепотом восхищаясь и поклоняясь мне каждым прикосновением и каждым поцелуем, пока мы оба не сгорели в ожидании освобождения. Когда мы вернулись с небес на землю, я лежала в его объятиях, невесомая и уставшая.

— Я не заслуживаю тебя, — он поцеловал мои волосы. — Но это не имеет значения. Я готов убивать, чтобы держать тебя в своих объятиях, где ты и должна быть.

Я вздохнула, когда сон сморил меня.

— В твоих устах слова об убийстве звучат романтичнее, чем следовало бы.

Он засмеялся, голосом низким и соблазнительным проговорив:

— Это одно из многих преимуществ любви к ангелу смерти. Поспи немного. Завтра мы поговорим о нашем следующем шаге. После того, как я трахну тебя, конечно.

— У меня нет никаких планов, так что я вся твоя.

Он провел рукой по моей спине и положил ладонь мне на задницу:

— Да, ты моя.