– Это не так!

– Который купил тебя, как одну из своих дорогих картин, а ты… позволила купить себя!

– Неправда! Ты ничего не знаешь. Он добрый человек. Не говори о нем так, слышишь? Он помогает моей матери и сестрам, спас мою семью. Без него мы бы разорились…

– Вот видишь. Он тебя купил.

Я расплакалась. Ян сжал меня в объятиях. Он целовал мое мокрое лицо – нос, глаза. Я рыдала, потому что его слова испортили наше свидание, разрушили красоту этой минуты. А струйка песка в часах продолжала падать.

– Прости, прости, любимая, – пробормотал Ян. – Я просто ревную.

– К нему?

– К тому, что у него есть все: твое прекрасное лицо, твое присутствие в доме…

Я не могла сказать ему правду – пока не могла. Я не могла сказать, что одна мысль о постели мужа вызывает во мне отвращение. И, изменяя Корнелису, я все-таки чувствую себя ему обязанной.

– Меня там нет, – произнесла я. – Я не существую в этом доме. Там лишь моя пустая оболочка – такая же, как это платье. Я оттуда ушла.

Эти слова тоже были предательством, но сказанного не вернуть.

Ян молча смотрел на меня. Я показала на гравюру, висевшую на стене рядом с гипсовыми ногами и руками. Она изображала Страшный суд. Господь в облаке света сидел над скрюченными телами.

– Можешь повернуть ее к стене? – прошептала я.

Ян вскочил и сорвал гравюру с гвоздя. Она шлепнулась на пол. Он снова нырнул ко мне в кровать – в последний раз перед тем, как кончился песок.

20. Виллем

Где есть вино, там нет разума.

Якоб Катс. Моральные символы, 1632 г.

Виллем брел по улицам и тихо рыдал: его сердце было разбито. Вокруг царила кромешная тьма. Его жизнь тоже погрузилась во мрак. Он бродил уже давно; кажется, это был район Нювендика. Поблизости ощущалось холодное дыхание воды. Может, просто броситься в канал и прекратить эти муки?

Раздался взрыв смеха. Впереди была таверна. Из окон струился свет. Виллем услышал музыку и поющие голоса. Он колебался. Но куда еще пойти? Что ему делать теперь, когда его жизнь разрушена?

Виллем толкнул дверь. В ноздри ударил запах табака и пота. Полный зал: какие все веселые, беспечные! Музыкант в углу играл на скрипке. Женщины забирались мужчинам на колени, хихикали и елозили, устраиваясь поудобнее. Пары танцевали, спотыкаясь о мебель. Посетители чокались кружками и хрипло вопили песню:

В понедельник решил я – сегодня женюсь!

С холостяцкою жизнью навеки прошусь.

Но не знал, что тот день я навек прокляну,

Когда в дом приведу молодую жену!

Прислуга сновала между гостями, высоко поднимая кувшины с пивом. Виллем сел, задыхаясь в табачном дыму.

А во вторник пошел я в лесок за лозой —

Вот подарочек будет жене молодой! —

И нарвал себе веток сухой омелы,

Тех, что крепче железа и толще метлы.

– Эй, бедолага, что случилось? Хочешь утопить печаль в вине?

Мужчина за столом смотрел на него, подняв брови. Виллем вытер нос рукавом куртки. Хныкать как ребенок – в его-то возрасте! Унизительно.

– Женщина, – ответил он. – Проблема с женщиной.

Он сказал это как человек опытный, бывалый. Парень кивнул:

– Женщины! С ними всегда одно и то же. Никогда нельзя верить этим шлюхам.

Я хлестал по ногам и хлестал по рукам.

Ох, и трудное дело, признаюсь я вам!

У паренька было приятное лицо. Длинный шрам, пересекавший его щеку, оттягивал уголок глаза. Это придавало ему печальный вид. Видимо, бедняге довелось повоевать.

В воскресенье я пил и гулял без жены.

Ни скандалов, ни драки – веселая жизнь!

Лишь лихие друзья, да бутылка вина,

Да ломящийся стол – и другая жена!

Виллем решил, что ему можно доверять. Он рассказал своему новому приятелю, как сильно любил Марию и хотел сделать ей сюрприз.

– Вообще я человек не азартный, но тут решил попробовать. Один знакомый парень намекнул. Мол, «Адмирал Поттебейкерс» – то, что надо, цены идут вверх. Вложись сегодня, завтра зашибешь большие деньги. Мне понравилось название – я ведь патриот, рос на взморье, там постоянно ходили корабли. В продаже были и другие «адмиралы», тюльпаны часто так называют, но я выбрал эти.

– И как?

– Что?

– Удалось зашибить деньги?

Виллем кивнул и похлопал по кошельку.

– Знаешь, сколько я вложил? Еле-еле наскреб, чуть не разорился. Десять флоринов.

– А сколько там сейчас?

На глазах Виллема выступили слезы.

– Я хотел все ей рассказать. На эти деньги можно было купить маленький магазинчик, даже с квартирой наверху. Мне бы больше не пришлось ходить по улицам, мы могли бы пожениться! – Он разрыдался.

– Сколько там, дружище?

– Семьдесят восемь флоринов, вот сколько. – Виллем вытер нос рукавом. – Настоящее чудо, точнее не скажешь. Я бы и за полгода столько не заработал! А тут мне повезло – просто чудо, честное слово, какие-то старые луковицы… Но с кем мне теперь этим поделиться?

Перед Виллемом появился бокал: похоже, незнакомец угостил его бренди. Виллем быстро глотнул; напиток обжег ему горло.

– Женщины! – воскликнул его приятель. – Чтоб их! – Он фыркнул и засмеялся. – Трахаться – вот все, на что они годятся. – Он щелкнул пальцами; бокал Виллема наполнился снова. – Пей, не вешай голову! Нас всех облапошивали эти чертовы сучки, но теперь ты среди друзей. Кстати, здесь порядочное заведение: когда в кармане монеты, надо быть осторожным. Тут тебе не разбавят пиво водой и не пихнут в него всякую дрянь, как в других местах.

Мой милый был бедняк,

Теперь он стал моряк.

В ночлежке грязной ночевал,

А нынче море увидал.

У Виллема закружилась голова: он не привык к крепким напиткам. За его столом вдруг оказалась девушка. Она возникла словно ниоткуда.

– Позволь представить тебе мою сестричку Аннету, – произнес мужчина. – Ей тоже разбили сердце, правда, моя малышка?

Девушка вздохнула:

– Да, он обманывал меня.

– Моя бедная наивная сестренка, – продолжил приятель. – А это…

– Виллем.

– Хорошее имя.

Она была не так красива, как Мария: личико маленькое, скуластое, с двумя яркими пятнами на щеках. Но когда улыбалась, глаза светились.

– Откуда ты, Виллем?

Он назвал свою рыбачью деревушку.

– Это маленькое место, вы о нем не слышали.

– Я слышала! – возразила девушка. – Я родилась неподалеку. – Она обошла вокруг стола и села рядом, такая милая и скромная. – Мы с тобой похожи, правда? – Она кивнула на зал. – Они ничего не знают, не понимают таких, как ты и я. Это очень грязный, порочный город. Тот мужчина – он меня обманул. Уверял, что любит, а когда я ему не уступила – ведь я берегу свою честь, это мое единственное сокровище, – вышвырнул меня на улицу, даже не попрощавшись. – Ее глаза наполнились слезами. – Я тоже его любила, не меньше, чем ты свою девчонку.

Виллем обнял Аннету за плечи. Он почувствовал ее худое тело: по сравнению с пухлой Марией она казалась хрупкой, как птичка.

– Не плачь, – сказал он. – Я о тебе позабочусь.

На столе снова появилась выпивка. Аннета подняла свой бокал.

– За наших и за ваших близких.

Виллем залпом опрокинул бренди. По телу разлилось тепло, комната словно покачнулась.

– Она очень красивая, – пробормотал он. – Как я мог подумать, что она полюбит такого олуха, как я?

Аннета крепче прижалась к нему.

– А по-моему, она дура. Ты такой симпатичный. – Она положила руку на его колено.

Виллем плыл на корабле; комната ходила ходуном, вверх и вниз. Подвешенные к потолку пучки хмеля качались в такт стучавшим о пол ногам. Братец Аннеты куда-то исчез.

Выпьем за нас, выпьем за вас.

Ведь ты драгун, а не свинопас.

Будем пить ночью, будем пить днем.

Утром проспимся, и снова начнем!

Виллем огляделся по сторонам. Как он их всех любил! В табачной дымке танцевали фигуры, похожие на сон. Аннета потащила его в круг, и они тоже стали танцевать, вот только ноги его не слушались. Виллем покачнулся и чуть не упал, но Аннета его удержала. У нее были крепкие руки – маленькие, но сильные. А это тарелки на стене, зачем их повесили? Они вот-вот свалятся и разобьются вдребезги!

Время летело незаметно, казалось, часы остановились. Музыка ускорила темп, Аннета звонко смеялась. На ее зубах желтели пятна табака. С удивлением Виллем понял, что она еще совсем юная, почти девочка. Где ее брат? Он должен приглядывать за ней получше. Аннета прижалась к нему крепче, и Виллем со стыдом почувствовал укол желания. Как это возможно, ведь он любит Марию? Блудница. Шлюха. Чтоб ее…