– Это не так!
– Который купил тебя, как одну из своих дорогих картин, а ты… позволила купить себя!
– Неправда! Ты ничего не знаешь. Он добрый человек. Не говори о нем так, слышишь? Он помогает моей матери и сестрам, спас мою семью. Без него мы бы разорились…
– Вот видишь. Он тебя купил.
Я расплакалась. Ян сжал меня в объятиях. Он целовал мое мокрое лицо – нос, глаза. Я рыдала, потому что его слова испортили наше свидание, разрушили красоту этой минуты. А струйка песка в часах продолжала падать.
– Прости, прости, любимая, – пробормотал Ян. – Я просто ревную.
– К нему?
– К тому, что у него есть все: твое прекрасное лицо, твое присутствие в доме…
Я не могла сказать ему правду – пока не могла. Я не могла сказать, что одна мысль о постели мужа вызывает во мне отвращение. И, изменяя Корнелису, я все-таки чувствую себя ему обязанной.
– Меня там нет, – произнесла я. – Я не существую в этом доме. Там лишь моя пустая оболочка – такая же, как это платье. Я оттуда ушла.
Эти слова тоже были предательством, но сказанного не вернуть.
Ян молча смотрел на меня. Я показала на гравюру, висевшую на стене рядом с гипсовыми ногами и руками. Она изображала Страшный суд. Господь в облаке света сидел над скрюченными телами.
– Можешь повернуть ее к стене? – прошептала я.
Ян вскочил и сорвал гравюру с гвоздя. Она шлепнулась на пол. Он снова нырнул ко мне в кровать – в последний раз перед тем, как кончился песок.
20. Виллем
Где есть вино, там нет разума.
Виллем брел по улицам и тихо рыдал: его сердце было разбито. Вокруг царила кромешная тьма. Его жизнь тоже погрузилась во мрак. Он бродил уже давно; кажется, это был район Нювендика. Поблизости ощущалось холодное дыхание воды. Может, просто броситься в канал и прекратить эти муки?
Раздался взрыв смеха. Впереди была таверна. Из окон струился свет. Виллем услышал музыку и поющие голоса. Он колебался. Но куда еще пойти? Что ему делать теперь, когда его жизнь разрушена?
Виллем толкнул дверь. В ноздри ударил запах табака и пота. Полный зал: какие все веселые, беспечные! Музыкант в углу играл на скрипке. Женщины забирались мужчинам на колени, хихикали и елозили, устраиваясь поудобнее. Пары танцевали, спотыкаясь о мебель. Посетители чокались кружками и хрипло вопили песню:
В понедельник решил я – сегодня женюсь!
С холостяцкою жизнью навеки прошусь.
Но не знал, что тот день я навек прокляну,
Когда в дом приведу молодую жену!
Прислуга сновала между гостями, высоко поднимая кувшины с пивом. Виллем сел, задыхаясь в табачном дыму.
А во вторник пошел я в лесок за лозой —
Вот подарочек будет жене молодой! —
И нарвал себе веток сухой омелы,
Тех, что крепче железа и толще метлы.
– Эй, бедолага, что случилось? Хочешь утопить печаль в вине?
Мужчина за столом смотрел на него, подняв брови. Виллем вытер нос рукавом куртки. Хныкать как ребенок – в его-то возрасте! Унизительно.
– Женщина, – ответил он. – Проблема с женщиной.
Он сказал это как человек опытный, бывалый. Парень кивнул:
– Женщины! С ними всегда одно и то же. Никогда нельзя верить этим шлюхам.
Я хлестал по ногам и хлестал по рукам.
Ох, и трудное дело, признаюсь я вам!
У паренька было приятное лицо. Длинный шрам, пересекавший его щеку, оттягивал уголок глаза. Это придавало ему печальный вид. Видимо, бедняге довелось повоевать.
В воскресенье я пил и гулял без жены.
Ни скандалов, ни драки – веселая жизнь!
Лишь лихие друзья, да бутылка вина,
Да ломящийся стол – и другая жена!
Виллем решил, что ему можно доверять. Он рассказал своему новому приятелю, как сильно любил Марию и хотел сделать ей сюрприз.
– Вообще я человек не азартный, но тут решил попробовать. Один знакомый парень намекнул. Мол, «Адмирал Поттебейкерс» – то, что надо, цены идут вверх. Вложись сегодня, завтра зашибешь большие деньги. Мне понравилось название – я ведь патриот, рос на взморье, там постоянно ходили корабли. В продаже были и другие «адмиралы», тюльпаны часто так называют, но я выбрал эти.
– И как?
– Что?
– Удалось зашибить деньги?
Виллем кивнул и похлопал по кошельку.
– Знаешь, сколько я вложил? Еле-еле наскреб, чуть не разорился. Десять флоринов.
– А сколько там сейчас?
На глазах Виллема выступили слезы.
– Я хотел все ей рассказать. На эти деньги можно было купить маленький магазинчик, даже с квартирой наверху. Мне бы больше не пришлось ходить по улицам, мы могли бы пожениться! – Он разрыдался.
– Сколько там, дружище?
– Семьдесят восемь флоринов, вот сколько. – Виллем вытер нос рукавом. – Настоящее чудо, точнее не скажешь. Я бы и за полгода столько не заработал! А тут мне повезло – просто чудо, честное слово, какие-то старые луковицы… Но с кем мне теперь этим поделиться?
Перед Виллемом появился бокал: похоже, незнакомец угостил его бренди. Виллем быстро глотнул; напиток обжег ему горло.
– Женщины! – воскликнул его приятель. – Чтоб их! – Он фыркнул и засмеялся. – Трахаться – вот все, на что они годятся. – Он щелкнул пальцами; бокал Виллема наполнился снова. – Пей, не вешай голову! Нас всех облапошивали эти чертовы сучки, но теперь ты среди друзей. Кстати, здесь порядочное заведение: когда в кармане монеты, надо быть осторожным. Тут тебе не разбавят пиво водой и не пихнут в него всякую дрянь, как в других местах.
Мой милый был бедняк,
Теперь он стал моряк.
В ночлежке грязной ночевал,
А нынче море увидал.
У Виллема закружилась голова: он не привык к крепким напиткам. За его столом вдруг оказалась девушка. Она возникла словно ниоткуда.
– Позволь представить тебе мою сестричку Аннету, – произнес мужчина. – Ей тоже разбили сердце, правда, моя малышка?
Девушка вздохнула:
– Да, он обманывал меня.
– Моя бедная наивная сестренка, – продолжил приятель. – А это…
– Виллем.
– Хорошее имя.
Она была не так красива, как Мария: личико маленькое, скуластое, с двумя яркими пятнами на щеках. Но когда улыбалась, глаза светились.
– Откуда ты, Виллем?
Он назвал свою рыбачью деревушку.
– Это маленькое место, вы о нем не слышали.
– Я слышала! – возразила девушка. – Я родилась неподалеку. – Она обошла вокруг стола и села рядом, такая милая и скромная. – Мы с тобой похожи, правда? – Она кивнула на зал. – Они ничего не знают, не понимают таких, как ты и я. Это очень грязный, порочный город. Тот мужчина – он меня обманул. Уверял, что любит, а когда я ему не уступила – ведь я берегу свою честь, это мое единственное сокровище, – вышвырнул меня на улицу, даже не попрощавшись. – Ее глаза наполнились слезами. – Я тоже его любила, не меньше, чем ты свою девчонку.
Виллем обнял Аннету за плечи. Он почувствовал ее худое тело: по сравнению с пухлой Марией она казалась хрупкой, как птичка.
– Не плачь, – сказал он. – Я о тебе позабочусь.
На столе снова появилась выпивка. Аннета подняла свой бокал.
– За наших и за ваших близких.
Виллем залпом опрокинул бренди. По телу разлилось тепло, комната словно покачнулась.
– Она очень красивая, – пробормотал он. – Как я мог подумать, что она полюбит такого олуха, как я?
Аннета крепче прижалась к нему.
– А по-моему, она дура. Ты такой симпатичный. – Она положила руку на его колено.
Виллем плыл на корабле; комната ходила ходуном, вверх и вниз. Подвешенные к потолку пучки хмеля качались в такт стучавшим о пол ногам. Братец Аннеты куда-то исчез.
Выпьем за нас, выпьем за вас.
Ведь ты драгун, а не свинопас.
Будем пить ночью, будем пить днем.
Утром проспимся, и снова начнем!
Виллем огляделся по сторонам. Как он их всех любил! В табачной дымке танцевали фигуры, похожие на сон. Аннета потащила его в круг, и они тоже стали танцевать, вот только ноги его не слушались. Виллем покачнулся и чуть не упал, но Аннета его удержала. У нее были крепкие руки – маленькие, но сильные. А это тарелки на стене, зачем их повесили? Они вот-вот свалятся и разобьются вдребезги!
Время летело незаметно, казалось, часы остановились. Музыка ускорила темп, Аннета звонко смеялась. На ее зубах желтели пятна табака. С удивлением Виллем понял, что она еще совсем юная, почти девочка. Где ее брат? Он должен приглядывать за ней получше. Аннета прижалась к нему крепче, и Виллем со стыдом почувствовал укол желания. Как это возможно, ведь он любит Марию? Блудница. Шлюха. Чтоб ее…