Дебора Моггак - Тюльпанная лихорадка

Скорей всего скончался хозяин дома. Вот самое естественное объяснение. Видимо, это произошло недавно. Мария и ее хозяйка скорбят о его смерти: значит, Мария по-прежнему живет дома. Или вышла замуж и уехала несколько месяцев назад. Может, она вообще не знает, что ее бывший хозяин умер.

Все эти мысли промелькнули в голове у Виллема в ту секунду, когда он постучал в дверь: негромко и деликатно, в знак уважения к случившемуся в доме горю. Затем постучал еще раз, уже погромче. Наконец в глубине дома возникло какое-то движение. В коридоре замерцал огонек свечи. Виллем прижался носом к оконному стеклу. Из темноты появился худой старик в халате и ночном колпаке и шаркающей походкой направился к двери. Свеча осветила его бороду. Послышался скрежет засовов и звон ключей. Дверь открылась.

– Простите, что потревожил, господин. Я пришел повидать Марию. Она еще работает у вас?

Старик уставился на него.

– Кто вы?

– Виллем. Помните, я раньше продавал вам рыбу? Мария моя приятельница. – Он проглотил комок в горле. – Она ведь не умерла, правда?

Господин Сандворт смотрел на него, сдвинув брови.

– Нет. – Он покачал головой. – Нет, не умерла. Следуйте за мной.

Виллем закрыл за собой дверь и направился за господином Сандвортом по длинному коридору. Старик замедлил шаги.

– Нет, – произнес он. – Умерла моя жена.

– Ваша жена?

Виллем, споткнувшись о порог, вошел вместе со стариком в кухню. На него пахнуло теплом и запахом еды. Стол был накрыт на двоих. В уголке сидела Мария и мыла ребенка. Она подняла голову и увидела его.

– Виллем!

Ее лицо вспыхнуло, но сразу помрачнело. Виллем переводил взгляд с нее на младенца. На секунду у него мелькнула безумная мысль, что это ее ребенок от старика: сцена выглядела такой домашней, словно они являлись мужем и женой. У него закружилась голова.

Мария вскочила с места. Ее глаза превратились в узкие щелочки. Ребенок висел у нее на руках так небрежно, будто она держала за хвост свежего лосося. Потом она стала заворачивать его в пеленки.

– Что ты тут делаешь? – холодно спросила она.

– Пришел повидаться.

Она взглянула на его одежду.

– Где ты был?

– Я записался в морской флот, – ответил Виллем. – Мы вернулись сегодня вечером.

Господин Сандворт повернулся к Марии:

– С тобой все в порядке, дорогая?

Она кивнула и тяжело опустилась на стул. Виллем сел неподалеку. Он чувствовал себя неловко, но не собирался уходить, по крайней мере пока. Для начала следовало выразить соболезнования старику.

– Мне очень жаль, что ваша жена скончалась, господин Сандворт.

– Она умерла родами, – пояснила Мария. – Это ее дочка. Зовут София.

– Ясно.

Виллему было не себе. Мария холодно смотрела на него, прищурившись. Похоже, она не радовалась его приходу. Кольца на пальце Виллем не заметил, но это еще ни о чем не говорило. Вероятно, она жила с тем мужчиной незаконно, как раньше с самим Виллемом. Он почувствовал боль. Какой же милой она была при свете очага!

Господин Сандворт прочистил горло:

– Тебя можно оставить с этим молодым человеком, Мария? Не возражаешь?

Мария кивнула. Она все еще смотрела на Виллема. Хозяин дома вышел из кухни. Вскоре его шаги затихли на лестнице.

– Почему ты меня бросил? – резко спросила Мария. – Как ты мог так поступить?

– Я? А как насчет тебя?

– Почему ты это сделал?

– Потому что я тебя видел, – ответил Виллем. – С мужчиной.

– С каким?

– Ты знаешь, о ком я говорю.

– С каким мужчиной? – Она повысила голос. – Где?

– Я следил за тобой той ночью. Видел, как вы целовались.

– Целовались? Ты о чем?

– Не лги, Мария…

– О чем ты? Я не понимаю. Зачем ты вообще сюда явился, если только и делаешь, что орешь на меня?

– Я не ору!

Ее глаза вдруг наполнились слезами.

– Мне казалось, ты меня любил.

– Конечно, я тебя любил!

– Так вот почему ты меня бросил? Потому что любил? Ты разбил мне сердце, Виллем.

Она заплакала.

– Ладно, – сказал он, – если ты меня любишь, пойдем со мной.

– Что?

– Пойдем со мной, прямо сейчас.

– Сейчас?

– Выходи за меня.

– Но, Виллем…

– Думаешь, я недостаточно богат? Не так богат, как он?

– Кто «он»? – крикнула Мария.

– У меня есть деньги. Ты хочешь денег?

– Не хочу. Что с тобой такое?

– Докажи мне, что ты меня любишь. Пообещай, что пойдешь со мной.

– Не могу.

– Значит, ты меня не любишь.

– Виллем, я не могу уйти! У меня ребенок.

– Наймите сиделку.

– Я должна оставаться с ней. Ты не понимаешь.

– О, я отлично понимаю.

– Нет! – крикнула она.

Ребенок захныкал. Мария с раскрасневшимся лицом взяла девочку на руки.

– Я не могу ее оставить, потому что она моя.

– Что?

– Она моя, болван. Она наша. Она твоя!

Ребенок плакал. Мария в смятении смотрела на Виллема. Младенец ревел уже в голос. Мария расстегнула корсаж. Кофта упала с ее плеч. Она поднесла девочку к груди. Остолбеневший, Виллем смотрел, как она кормит ребенка. Малышка перебирала по ее коже пальчиками, словно играла гамму. Ее влажные кудряшки казались неправдоподобно черными на фоне белоснежной плоти. В глубокой тишине слышалось сочное почмокивание девочки, с сосредоточенной жадностью сосавшей грудь. Он уже слышал подобный звук раньше, у маленьких щенков. Виллем лихорадочно соображал: подсчитывал месяцы. Никто не заметил, как открылась дверь.

– Все в порядке, дорогая? Я услышал шум…

Корнелис замолчал, уставившись на Марию. Младенец уже не плакал. Мария стояла по пояс голой, ярко освещенная свечами. Старик молча смотрел, как его ребенок сосет ее грудь.

Ян, Лизбет и Маттеус разошлись в трех разных направлениях. Поиски шли наугад: никто не знал, куда могла пойти София. Лизбет считала, что она вернулась в свой дом на Геренграхт, чтобы во всем признаться и умолить мужа о прощении. Ян в это не верил. Маттеус предположил, что она могла отправиться к своей семье в Утрехт. Ян сомневался.

Он почти не слушал их разговоров, потому понимал, чтó она собиралась сделать. Это было самое ужасное. Ян знал ее всю, снаружи и изнутри, мысли и поступки. София могла сделать только один поступок, и рано или поздно все убедятся, что он прав.

Только какой ему от этого прок? Вернувшись домой, он увидел там Маттеуса. На полу лежал мокрый синий плащ.

– Я нашел его в канале, – объяснил приятель. – Вытащил из воды палкой.

Тело ему найти не удалось.

– Можно вернуться и поискать, – добавил Маттеус. – Но как мы осушим канал? И будем искать того, кого уже считают мертвым?

Корнелис не мог прийти в себя. Жизнь не раз наносила ему страшные удары, но теперь он чувствовал себя так, словно из него вытащили душу. Его плоть осталась мертвой и пустой. Виллем налил ему бренди, но рука Корнелиса дрожала, и он не мог поднести стакан ко рту.

Его жена жива. Она подстроила свою смерть, чтобы сбежать с тем художником, Яном ван Лоо. Все это казалось ему нереальным; он не мог осознать эту правду. Мария объясняла ему снова и снова.

– Не сердитесь на меня, господин. – Ее голос звучал будто издалека. – Я знаю, это было очень дурно, хуже не бывает, но прошу вас, не наказывайте меня.

Должен ли он на нее сердиться? Наверное, да. София обманула его – обманула так, что в это нельзя было поверить. Вероятно, он спит. Он заснул в своем кресле. Сейчас проснется и вернется к своему прежнему, нормальному человеческому горю. Никто на свете не может обрекать другого на подобные муки. Какое отчаяние подвигло Софию на такой поступок? Ведь она была его женой.

Нет, она и есть его жена. Она жива. По-прежнему живет и дышит – где-то там, в объятиях другого человека. Они над ним смеются. «Старый осел! Как мы его провели!» Целуются, ласкают друг друга…

– Где она сейчас?

– Не могу сказать, господин.

– Я спрашиваю, куда они уехали? – крикнул Корнелис.