Юлия Андреева - Тюремная песнь королевы

– Ваше Величество. Если вы погибнете в тюрьме, папа никогда не отменит интердикта и тысячи французов попадут в ад, в то время как, если вы явитесь пред его очи, ваши слезы очистят Королевство белых лилий. Вы не оставите своих подданных и замолвите за них словечко? Пусть Господь и папа карают одного безумного короля. К чему же отправлять на смерть и вечные муки всех? Всех, Ваше Величество, и правых и виноватых, и святых и грешников, воинов, умерших в бою и только что нарожденных некрещеных младенцев, которые еще и не жили, и не знали ни вас, ни вашего августейшего супруга. Они-то в чем провинились?!

Король никогда не призовет вас и не вернет вам ваших прав. Все наоборот. И если папа Иннокентий думает, что жесткими мерами он заставит народ Франции принудить своего короля восстановить вас в правах, то он ошибается. Народ, конечно, страдает и ропщет, но король… Вместо того чтобы улучшить ваше положение и добиться таким образом послабления от Рима, король повелел сгноить вас в самой страшной тюрьме, которая только есть во Франции! А когда умрете вы – у нас не будет уже шанса оправдаться перед Римом!

Какое-то время все молчали. Энгебурга видела только склоненные перед нею головы.

– Я так же, как и вы, нахожусь здесь по приказу короля, нарушать который не намерена, – спокойным и чистым голосом ответила Энгебурга, опустив свою натруженную ладонь на голову бургундца. – Да, я готова написать в Рим, и вы, доблестный мессен де Фонтенак, передадите мое послание папе. Но бежать – нет! Рим хочет, чтобы король склонился перед ним, но, если я сбегу из тюрьмы, королю уже не придется признаваться в своей неправоте перед папой, а папе не будет смысла снимать церковное проклятие. Я не могу обвинять в чем-либо Его Святейшество, но Рим всегда хотел только одного – подчинения своей воле. А значит, все опять будет по слову Рима. Я буду в тюрьме молиться за Францию и ее короля. Король рано или поздно призовет меня к своему двору, после чего покается перед Римом и вновь войдет в лоно матери нашей Святой Церкви. Все будет так, добрейшие сеньоры, и никак иначе. Ежели мы сейчас изменим ход истории, сильные мира сего не сумеют закончить своего обычного ритуала, и Королевство белых лилий не получит очищения от церковного проклятия. – Энгебурга оглядела внимающих ее словам рыцарей и вдруг лучезарно улыбнулась: – А теперь, господа, отведите меня в камеру и позвольте отдохнуть с дороги. Но прежде доставьте мне набор для письма и потрудитесь подождать, пока я напишу Его Святейшеству. Я от всего сердца благословляю всех вас и благодарю за участие…

Оставшись одна, Энгебурга как подкошенная упала на лежащую в углу солому, которая должна была теперь служить ей постелью, и прорыдала несколько часов, называя себя дурой и безумной! И шепча, что никогда уже ей не суждено выбраться из этой ужасной тюрьмы, из которой она могла выйти, но по глупости и недальновидности отказалась.

Растроганный речью королевы, начальник тюрьмы простил господина де Фонтенака и поклялся ему, что ни он, ни кто другой из его людей никогда не признаются в том, что благородный бургундский рыцарь однажды взял их в плен и чуть было не увез королеву.

Впрочем, подобное признание могло скорее опорочить честь этого славного сеньора, втоптав навеки его имя в грязь. Так что, забрав письмо Энгебурги, господин Пегилен де Фонтенак и его люди отправились прямиком в Ватикан.

Тайно посадив Энгебургу в тюрьму, Филипп Август сумел вздохнуть с некоторым облегчением, так как теперь можно было уже не ожидать удара с этой стороны. Дальше ему следовало подумать о том, как в сложившейся ситуации сохранить на голове корону и одновременно с тем позаботиться об интересах своего государства. Поэтому он решил снова присоединить к Франции графство Эвре, которое давали в качестве приданого за одной из внучек королевы Алиеноры Аквитанской, хотя те еще не были просватаны.

Позволив своим доверенным министрам познакомиться с принцессами и сделать выбор, Филипп Август отправился к своему старшему сыну Людовику, сообщив ему, что намерен от его имени посвататься в Валенсийский замок к дочерям Альфонса VIII Кастильского.

Посодействовать в этом деле взялась восьмидесятилетняя Алиенора Аквитанская, которая быстро объяснила своему зятю, королю Кастилии, о выгодах, которые повлечет за собой брак с будущим наследником французского престола. В частности, он способствовал бы заключению мирного договора между сыном Алиеноры Аквитанской Иоанном Безземельным[15] и Филиппом II.

Обе девочки отличались красотой и изяществом, но при этом старшая была многим прекраснее и пленительнее еще не оформившейся младшей. Старшую принцессу звали Уррака, ей исполнилось двенадцать лет, и она уже достигла возраста, в котором можно было выйти замуж. Младшая носила имя Бланка, ей было одиннадцать. Для двенадцатилетнего Людовика Французского и та и другая принцесса могли бы составить достойную партию. Но какую же выбрать?

Поначалу мнение присланных из Франции послов единогласно сошлось на том, что старшая Уррака более красива и элегантна, нежели ее младшая сестра. Но когда послам сообщили имя принцессы, они не смогли сдержать своего разочарования.

– Где же это видано – королева Франции Уррака? Нет, это ни на что не похоже!

– Разрешите представить вам принцессу Бланку, – нашелся сразу же король Альфонс, который конечно же хотел видеть одну из своих дочерей королевой Франции, причем совершенно все равно какую.

Очень довольные таким именем послы сразу же попросили у короля руки его младшей дочери прекрасной принцессы Бланки[16].

Путешествие принцессы Бланки Кастильской началось в марте 1200 года и продлилось целых три месяца. До Бордо она ехала в компании своей восьмидесятилетней бабушки[17], которая, едва только оказалась на земле Франции, сразу же передала внучку с рук на руки архиепископу Эли де Мальмора, так как сама вдруг испытала странное желание немедленно удалиться в монастырь.

После кортеж принцессы-невесты отправился в Нормандию, куда попал только в 21 мая. Там Бланка была представлена своему дяде Иоанну Безземельному, замок которого стоял на Сене прямо через реку от замка Филиппа II. Отсюда маленькая принцесса имела возможность лицезреть свои будущие владения, вздыхая по поводу тяготившего Францию церковного проклятия, из-за которого она не сможет стать женой Людовика в одном из соборов Парижа или Руана.

Не желая откладывать столь важное дело в долгий ящик, Иоанн Безземельный тотчас отправил гонца через реку к королю Франции сообщить о приезде принцессы Бланки. Гонец быстро пересек водную преграду, вручил письмо уже сгорающему от нетерпения Филиппу, и тот распорядился на следующий день установить шатры для торжественной встречи двух монархов и принцессы-невесты.

Лагерь разбили на территории, которую одобрили оба короля, после чего там установили убранные фламандскими гобеленами и мехами шатры. В этом лагере знамя с тремя ярко-красными леопардами английских королей мирно соседствовало с белыми лилиями Франции. Все присутствующие на встрече вельможи были разодеты в свои самые дорогие одежды, словно демонстрировали свое богатство.

Прекраснейшие женщины обоих королевских дворов сияли блеском украшений и дорогой одежды, играя на музыкальных инструментах и поднося участникам переговоров кружки с лучшими винами. По традиции большие кружки с вином предназначались для двоих – рыцаря и его дамы. Но по случаю подписания мирного договора дама и рыцарь были из разных лагерей. Выпивая кружку мира, они символично скрепляли подписанный королями договор. Несмотря на действующий интердикт, начиналось благословенное время мира – мира на целое столетие!

Иоанн Безземельный уступал королю Франции Вексен, Эврексен, Эвре, Иссуден и Грасей. Два последних владения должны были сделаться неотъемлемой собственностью наследника престола Людовика. Еще дядя давал за Бланкой двадцать тысяч серебряных марок. Кроме того, и это было главным пунктом в договоре, в случае если Иоанн Безземельный умирал, не оставив наследника, юному Людовику и племяннице отходили все его владения во Франции.

На следующий день после подписания мирного договора должна была состояться свадьба, для чего Людовику следовало спешно отправиться в Англию. Это было рискованно: Филипп II опасался, что Иоанн воспользуется случаем, чтобы пленить наследника французской короны. Страдая от необходимости высказывать недоверие вслух, Филипп был вынужден просить короля Иоанна Безземельного остаться погостить у него во Франции.