Юлия Андреева - Тюремная песнь королевы

Энгебурга кивнула фрейлине, но та и не подумала уйти.

– Еще что-нибудь?

– Да. Один рыцарь просил принять его для частной беседы.

– Рыцарь? – Энгебурга побледнела, и тут же ее лицо залил предательский румянец, так что она была вынуждена отвернуться к окну, восстанавливая дыхание и приходя в себя. Рыцарь. Кто же это может быть, кроме ее верного рыцаря – несравненного Бертрана ля Ружа, который не предал, не бросил ее на произвол судьбы, а вернулся, чтобы забрать ее перед Вселенским собором и чтобы никогда уже не разлучаться с ней? – Рыцарь? – Королева старалась говорить как можно безразличнее, но ее голос предательски дрожал.

«Девушка идет по краю моря, она ускоряет шаг, проходя мимо коленопреклоненного короля, поделом ему. И бежит к своему рыцарю, который, пройдя через испытания, вернулся наконец к ней. Прекрасный Бертран сажает ее перед собой в седло. И вот они уже летят…»

– Как имя этого рыцаря? – Энгебурга наконец справилась с собой, так что, когда она повернулась к придворной даме, ее лицо не выражало ничего, кроме обычной учтивости. На самом деле за две недели нахождения в Лувре королеве приходилось принимать множество придворных и желавших встретиться и высказать ей свои верноподданнические чувства гостей. Так что визит незнакомого рыцаря не мог навести фрейлину ни на какие подозрения.

– Это бургундский рыцарь, мессен Пегилен де Фонтенак. – Придворная дама снова поклонилась королеве. – Вы примете его?

– Пегилен де Фонтенак? – Конечно, Энгебурга не забыла рыжеволосого рыцаря. – Что ж, я приму его прямо сейчас. – Она вздохнула. – Проводите его в мою гостиную. Служанки тем временем успеют накрыть на стол и приготовить мне дорожное платье.

Визит своего посланца в Рим был для королевы удивительным событием уже потому, что рыжий де Фонтенак поклялся ей в верности и чуть было не вытащил ее из заточения. Скорее всего, и на этот раз он явился не с обыкновенными комплиментами и пожеланиями доброго пути, а принес действительно важные вести.

Пегилен де Фонтенак расхаживал вдоль и поперек по зале, куда его проводили лакеи. Бургундец не без опаски оглядел массивные двери и тяжелые стены, выглянул в окно и только после этого немного успокоился. Случись ему бежать из Лувра этим путем, внизу стояла телега с сеном. Он продолжил мерить шагами пол, то вынимая, то возвращая обратно в ножны верный меч. Факт, что оружие у него не отобрали, можно было рассматривать как хороший знак.

Вопреки ожиданиям, Энгебурга не заставила себя ждать, явившись к рыцарю в простом синем сюрко, волосы ее просто были заплетены в косу. Лоб королевы стягивал золотой обруч, на груди посверкивал медальон из тех, в которых обычно хранились святые мощи. Весело улыбнувшись рыцарю, королева протянула руку, и бургундец, шумно грохнувшись на одно колено, поцеловал ее тонкие пальцы.

– Ваше Величество, я пришел для того чтобы предложить вам свою помощь, – не дожидаясь, когда с ним заговорит королева, начал де Фонтенак, поспешно поднимаясь на ноги и оправляя болтающиеся на поясе ножны.

– О какой помощи вы говорите, любезный рыцарь? – не поняла Энгебурга. Суровый вид рыцаря уже не пугал и не смущал ее.

– О поединке, конечно. – Пегилен де Фонтенак покраснел до ушей, глаза его сверкали. – Сегодня на Вселенском соборе Его Величество имеет право объявить папскому легату, что держал вас в тюрьме, потому что вы в чем-либо виноваты перед ним. – Бургундец упер массивные руки в бока, показываясь перед Ее Величеством во всей своей боевой красе. – Ни для кого не секрет, что он с самого начала говорил, будто бы вы, уж простите, что передаю досужие сплетни, Ваше Величество… будто бы околдовали его. Теперь, если он не пожелает принять вас обратно, ему стоит только объявить вас ведьмой и отдать церковному суду…

Энгебурга побледнела, так что бургундцу показалось, что она вот-вот потеряет сознание.

– Ваше Величество, каждая минута дорога. Я специально прибыл сюда из Рима, чтобы стать на суде вашим защитником. И, если король обвинит вас в колдовстве, вы всегда сможете потребовать, чтобы дело решалось судебным поединком! А дальше я уж разберусь, будьте покойны, с любым, кто посмеет бросить мне вызов, утверждая, будто бы вы ведьма. Ваше Величество, Господь на нашей стороне и не даст мне проиграть. Высокий суд будет вынужден признать, что суд Божественный счел вас невиновной.

– Все это… – Королева пыталась найти слабое место в доводах мессена Пегилена де Фонтенака, но не могла. Защитник ей действительно был необходим. Но вот только как отнесется суд к тому, если она привезет рыцаря с собой? – Ну разве суд не обязан дать мне своего защитника? – размышляла она.

– Может, даст, а может, и нет. – Де Фонтенак сделал недовольную мину. – Поверьте мне, Ваше Величество. Если суд постановит решить дело поединком, рыцарь-зачинщик сядет на коня и покажется пред честным собранием, вызывая на бой любого, кто пожелает вступиться за вас. Я пойду, даже если вы не позовете меня сами. Другое дело, если я не окажусь в Нанте, тогда против рыцаря, выставленного королем, может не выйти никто, и тогда ваша вина будет считаться доказанной. Если же суд сам пожелает дать вам защитника, то я бы не стал соглашаться на выбор вслепую. Кто знает, какого защитничка вам призовут: больного, косого, хромого, ни копья, ни меча в руках ни разу не державшего?

– А если король не пожелает выдвигать против меня обвинений? – Энгебурга смотрела в желтоватые глаза своего защитника, понимая, что, кроме него, ей уже не на кого положиться в этом мире.

– Тогда поединка не будет. А на нет и суда нет. – Массивная фигура бургундца выглядела более чем внушительно, и не зная, насколько он искусно владеет копьем, Энгебурга могла предположить, что перед ней действительно сильный и весьма решительный рыцарь, который может решить дело в ее пользу.

– Хорошо, – наконец сдалась она. – Мессен Пегилен де Фонтенак, я прошу вас стать моим рыцарем-защитником и выступить против обвинителя, если дело мое будет решаться судебным поединком. – Она вздохнула и, сняв с шеи талисман, подала его вновь вставшему на одно колено рыцарю. – В этом медальоне сокрыт зуб святого Марка, – доверительно пояснила она. – Эта святыня наделяет людей мужеством и силой, помогая им выстоять против самых сильных противников. Носите этот медальон, доблестный рыцарь, и Бог сохранит вам и вашей королеве жизнь.

Большой зал дворца в Нанте освещали сотни факелов, часть которых размещалась на стенах, а часть держали в руках пажи, стоящие через каждые пять шагов с таким видом, словно они не люди, а разряженные в яркие одежды статуи. По стенам были развешены знамена с гербами всех присутствующих на Вселенском соборе сеньоров, волнуемые легким сквозняком. Разодетые в зеленое замковые слуги носились туда и обратно, выполняя повеления приехавших отовсюду вельмож. Алая одежда стражи прекрасно сочеталась с серебристыми нашивками, по случаю собора начищенными до блеска.

В предвкушении появления королевской четы гости занимали приготовленные для них места. Папский легат сел на поставленное специально для него кресло напротив королевского трона. У его ног привычно примостился мальчик, на коленях которого располагались письменные принадлежности. Еще два писаря расположились возле судейского стола.

Место посредине этого стола отводилось кардиналу Майти, который должен был председательствовать на Вселенском соборе. Буквально в последний момент епископ Нантский получил от секретаря свою переписанную набело речь и теперь старался выучить наиболее выигрышные места.

Легат наблюдал за суетой французов, ведя себя со спокойным достоинством и демонстрируя, что сегодня он будет говорить то, что сочтет нужным, не пользуясь при этом заготовленным текстом. Легат, кардинал Гучио Бильолли, был в самом расцвете своих сил и карьеры, ему легко давалось искусство импровизации. Перед тем как заняться делом Энгебурги Датской, притесняемой супругом, он уже блестяще провел несколько расследований, связанных с отказом епископов принимать экзамен на рукоположение священника. Легат судил и приходских священников, открыто живших со своими подругами, коих народ называл не иначе как «священницами», не видя в том особого греха. Так что он был весьма доволен собою и потирал руки в ожидании, когда король даст ему повод, чтобы увещевать, проклинать, миловать или благословлять духовных чад.

Энгебурга увидела короля буквально перед тем, как войти в зал, где должен был проводиться Вселенский собор. В последний момент Филипп Август вбежал туда, сбросив с головы шляпу и подлетев к законной жене, порывисто упал перед нею на колени, обняв ее и чуть не повалив при этом на пол.