Юлия Андреева - Тюремная песнь королевы

– Разумеется, я велю немедленно освободить всех этих людей. – Мишле казался рассеянным, с полными ужаса глазами он глядел на королеву, как будто пытаясь что-то сказать, но не смея отважиться на это.

– Пусть они уйдут прямо сейчас, дайте им их лошадей и снаряжение. Я хочу увидеть, как они уедут отсюда целыми и невредимыми. – Язык заплетался, к горлу подступил комок. Королева глотнула воздуха. – Мы подождем, пока они не окажутся в безопасности.

– Сколько ждать? – Казалось, Мишле теперь уже готов на все.

– Сколько скажу. – Энгебурга посмотрела в сторону Анри и поманила его рукой: – Да пребудет с вами Господь, – шепнула она опустившемуся перед ней на колени рыцарю. – Мессен де Мариньяк, прошу и умоляю вас о последней милости к своей несчастной королеве, которая теперь из каменной клетки переходит в клетку золотую, в вечный теперь уже плен, в вечное заточение. Умоляю вас, благородный Анри, друг мой, пощадите Бертрана ля Ружа, – прекрасные глаза Энгебурги при этом увлажнились, голос задрожал. – Я умоляю и готова встать перед вами на колени, не мстите ему сами и не позволяйте мстить другим. То, что он сдал меня и вас королю Франции, на самом деле – благо, потому без меня начнется страшная война, и Франция будет потоплена в крови. Простите меня, Анри, и будьте уверены, что до моего смертного часа я буду неустанно молить Бога за души погибших сегодня и здравие оставшихся в живых моих защитников. – Энгебурга вытерла слезы рукавом.

Ее прекрасные длинные волосы сделались совершенно седыми.

Снова Париж, Лувр, подобострастные улыбки придворных, плохо скрытый страх в глазах, Филипп Август… Увидев мужа, Энгебурга впервые не испытала движения любви к этому человеку.

Птица в ее душе давно разучилась летать и теперь только изредка шевелила крыльями. Еда не доставляла радости, и королева с трудом запихивала в рот куски, не чувствуя вкуса. Казалось, что она вполне довольна и пресыщена жизнью, потому что вдруг ее перестали радовать балы и конные прогулки, посещения церкви сделались не частыми… Что же касается визитов придворных и желающих познакомиться с нею подданных, она исполняла эту свою обязанность со стоическим спокойствием. Каждый день Энгебурга беседовала с приходившими к ней просителями, стараясь вникнуть в их чаяния и проблемы, после чего отдавала необходимые распоряжения и, не выслушивая слов благодарности, удалялась в свои покои или сообщала о конце аудиенции.

По случаю возвращения королевы Филипп Август устроил торжественное шествие, бал и турнир, но Энгебурга смотрела на все это с некоторой досадой, будто все это происходило не вовремя и как бы не с ней.

Оставшись одна, Энгебурга предавалась страстным мечтам о златокудром, похожем на ангела ребенке, которого у нее никогда не было, или уносилась в сказочные дали, где ждал ее истинный Бертран ля Руж. Не предатель и изменник, а рыцарь, которого Энгебурга продолжала любить, несмотря ни на что.

Меж тем душа ее все чаще и чаще возвращалась на берег моря, по которому шла когда-то придуманная Энгебургой черноволосая девушка. Девушка, атакуемая бесчисленным количеством призраков. Призрак короля сидел на троне, управляя Королевством белых лилий. Призрак рыцаря, должно быть, давным-давно вернулся к своей законной супруге и детям. Призраки церковников занимались своими понятными только им делами.

Окруженная собственным двором, королева жила во дворце, время от времени встречаясь с мужем во время охоты, церковной службы, на балу или военном совете, где она присутствовала и имела право слова наравне со всеми. Ни она, ни Филипп Август больше не заговаривали о том, чтобы начать все заново и жить друг с другом как муж с женой. Иногда, глядя в зеркало на свое безвременно состарившееся лицо, Энгебурга видела проносившийся мимо нее хоровод мертвых датчанок, некогда прислуживавших ей, и ненавидела мужа.

Как-то раз, чтобы немного развеять появившееся напряжение между ним и Энгебургой, Филипп пригласил ее на псовую охоту. С юности лишенная этой забавы, королева с радостью согласилась немного развеяться.

С рассветом весь королевский двор выехал на охоту, сопровождаемый весело лающими собаками и веселыми пажами.

Охотники замерли, прикрытые густыми зарослями, когда перед ними по лесной тропинке пробежал пятнистый олень.

Король выстрелил из арбалета, но промахнулся, стрела только спугнула животное, тронув ветку над его прекрасной головой. Олень вздрогнул и отскочил в сторону.

Принц Людовик поднял свой арбалет и хотел уже выстрелить, когда король вдруг увидел за кустами, за которыми только что стоял олень, ослепительной красоты девушку. Ударив сына по руке, державшей арбалет, и приказав остальным стоять на месте, король дал шпор коню и, пробившись через заросли, был сражен взглядом синих глаз. Стоящая за кустом и наблюдающая за королевской охотой девица была юна и обольстительна. Кроме того, она совершенно не испугалась приближающегося к ней мужчины, а только сделала ловкий книксен, лучезарно при этом улыбаясь.

– Продолжайте охотиться без меня! – скомандовал король, нетерпеливо прогоняя любопытных придворных и стараясь не встречаться глазами с королевой.

– Я видела, куда побежал олень, – простодушно сообщила девушка, продолжая улыбаться королю.

Недолго думая, Филипп Август обнял ее и, посадив перед собой в седло, вновь возглавил охоту. Девушка оказалась незаконной дочерью какого-то никому не известного дворянина из Арраса, который после смерти матери воспитывал дочь сам и с которой частенько охотился в этом лесу. Она прекрасно знала оленьи тропы. Так что вскоре охотники вновь увидели мелькающую перед ними в кустах спину прекрасного животного.

Уступив на этот раз первенство выстрела сыну и велев двоим своим телохранителям не сводить глаз с королевы, Филипп воспользовался передышкой, для того чтобы свернуть на небольшую тропинку, отделавшись от своих спутников. Когда король и девушка оказались на полянке, где обильным цветом цвел прекрасный боярышник, Филипп быстро спешился, помогая незнакомке. Тут же они упали вместе на траву, предаваясь страсти.

Когда прозвучал охотничий рог, возвещающий об окончании охоты, король и его новая возлюбленная поднялись с травы, весьма довольные друг другом. «Может быть, это и неплохо, что я встретил девушку, способную утешить меня на старости лет?» – подумал король.

Ничего не объясняя красавице, он молча посадил ее перед собой на коня и отвез в один из своих дворцов, где девицу из Арраса вымыли и одели по-королевски.

Немного смущаясь вдруг нахлынувшей на него страсти, король теперь старался заслужить хоть каплю уважения своей супруги, запретив под страхом монаршего гнева даже произносить в ее присутствии имя фаворитки.

Сам же он старался держаться с Энгебургой с подчеркнутой вежливостью и приязнью, создавая для окружающих впечатление, будто бы монаршая чета наконец-то обрела покой и долгожданное счастье. Филипп Август пытался засыпать жену подарками, но она отказывалась принимать их, или, принимая, не пользовалась. Лишь однажды, когда он попросил ее назвать, чего бы она хотела на самом деле, глаза Энгебурги сверкнули недобрым пламенем, а с уст чуть было не сорвалось роковое: «Чтобы ты, наконец, набрался смелости и добил меня!» Но уже в следующий момент она глубоко вздохнула и попросила призвать в ее свиту барона и баронессу де Мариньяк, а также рыцаря Пегилена де Фонтенака и всех некогда оставленных ею в Сизуине подруг, если, конечно, они еще живы.

Довольный простотою просьбы король тотчас начал поиск названных особ, и вскоре все они получили видные посты при особе Ее и Его Величества.

Для себя Энгебурга не хотела уже ничего. В благодарность за возвеличивание ее друзей королева написала брату, умоляя его простить Филиппа Августа и участвовать в войне на стороне Франции. Что в конце концов тот и сделал.

Меж тем шла интенсивная подготовка к предстоящей войне, Филипп Август укреплял Париж, Реймс, Шалон-сюр-Марн, Перонн. Энгебурга вела переговоры с купцами и баронами королевства, прося их содействия в организации обороны ведущих крепостей. В течение нескольких лет подготовки к военным действиям французы часто видели свою королеву, которая занималась осмотром армии, помогала с закупкой фуража, вела мудреные переговоры с французской знатью, прорабатывая военные операции.

В июле 1214 ^г°Д^{а в} Стране белых лилий была объявлена всеобщая мобилизация. На глазах у всего Парижа плачущая королева благословила своего супруга и защитников Франции на ратный подвиг. Специально к этому великому дню из всех храмов и монастырей торжественно извлекли чудотворные мощи, которые с пением и молитвами принесли на городскую площадь, чтобы любой воин мог дотронуться до них, перед тем как пойти на войну.