А сейчас я хочу сказать тебе самое главное, Лизандра. Ты — женщина, и, как женщине, тебе причиняют страдания чаще всего не другие люди, а твои собственные поступки и мысли. В силу обстоятельств я вынуждена была отказаться от своей женской сущности для того, чтобы выжить. Однако все мои последующие успехи, обретенное богатство и могущество так и не смогли восполнить эту потерю.

Ты будешь читать эти строки только в случае крайней нужды, поэтому хочу напомнить тебе, что ты, дорогая внученька, прежде всего — женщина. Не забывай об этом, когда будешь искать свою дорогу в жизни. Будь сильной и не избегай приключений. Ищи свою судьбу сама и не слушай непрошеных советчиков. Твоя судьба — быть женщиной. Отнесись к судьбе с мудростью и любовью».

Слезы струились из глаз Лизандры, когда она закончила чтение и положила бумаги Мандарина обратно в конверт. Ее сердце переполняли нежность и жалость к Мей-Линг. Если бы только она могла перевести часы жизни назад, чтобы маленькая китайская девочка прожила новую, счастливую жизнь.

Она долго думала о той печали, которую всю жизнь носила в душе Мей-Линг, и о жертвах, которые она принесла для того, чтобы выжить в этом жестоком мире. Как было сказано в ее письме? «Будь сильной…»

Лизандра захватила коричневый конверт с собой и поехала домой. В «их» с Мэттом «комнате» она подошла к зеркалу и долго рассматривала себя. Да, тридцать два года — это тридцать два года. Она все еще красива, но у глаз уже залегли крохотные морщинки, а другие — более глубокие и резкие — у губ. Лизандра представила себе унылую череду одиноких, лишенных любви и радости лет, которые ей еще предстояло прожить, и решила, что Мэтт говорил правду — корпорация Лаи Цина вполне способна обойтись и без ее мудрого руководства. Но вот она сама без Мэтта жить не сможет — теперь это ясно как день.

Лизандра тихонько помолилась, возблагодарив Творца за письмо, которое дошло до нее из прошлого и указало дорогу к счастью. Затем она достала небольшой чемодан, в который уложила вещи, необходимые, по ее мнению, для жизни на необитаемом острове. Их оказалось не так много. Подумав, она положила в чемодан большой флакон любимых духов с запахом гардении. Достав из сумочки письмо Мандарина, она подошла к камину и бросила его в огонь. Через мгновение бумага пожелтела и сморщилась, а потом рассыпалась мельчайшими частицами пепла, унося с собой тайну Мей-Линг. В этот момент Лизандра ощутила удивительную близость к Мандарину.

Она позвонила Филиппу Чену, сообщила ему о своем решении и попросила о помощи.

— Я всегда подозревал, что этим кончится, — задумчиво промолвил тот. Он знал Мэтта и любил его, поэтому порадовался за молодых людей и пожелал Лизандре счастья. Лизандре снова вспомнилось письмо Лаи Цина, и она сказала:

— Филипп… — Да?

Лизандра заколебалась, изо всех сил прижимая трубку к уху.

— Нет, ничего. Просто хотела спросить, знаешь ли ты, как сильно тебя любил Лаи Цин?

— Он любил меня, как собственного сына. Я знаю об этом.

Голос Филиппа был спокоен, а слова правдивы и не заключали в себе никакого скрытого смысла. И тогда Лизандра сказала:

— И еще я хочу сказать тебе, Филипп, что я тоже люблю тебя всей душой. И хочу поблагодарить… за все.

— Желаю удачи, малышка, — тихо проговорил он. — Мы будем вспоминать о тебе. Я же со своей стороны постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы корпорация не понесла убытков, пока ты не подыщешь достойного управляющего или председателя совета директоров.

Повесив трубку, она еще некоторое время размышляла о судьбах Филиппа Чена, Лаи Цина и Гормена Хэррисона, глядя остановившимися глазами прямо перед собой. Потом, встряхнув волосами, она снова вернулась к действительности и сделала несколько важных звонков деловым партнерам. После всех она позвонила Роберту.

Когда Лизандра поведала ему о своем решении, он расхохотался.

— Я ведь говорил, что тебе следовало с ним уехать, как только он об этом попросил.

— Ох, Роберт, может, теперь и вправду слишком поздно? Вдруг он меня уже разлюбил?

— И не надейся. Когда мужчина влюбляется в тебя — это пожизненно.

— Будем надеяться, что ты прав.

В трубке помолчали, потом Роберт коротко сообщил:

— Мне, знаешь ли, надо идти. Я должен был прийти в госпиталь уже пятнадцать минут назад. Желаю счастья, Лизандра.

— Буду тебе звонить, — ответила Лизандра и повесила трубку, ощущая ясно, как никогда, что именно в эту минуту закончилась определенная часть ее жизни.

Она взглянула на часы и заказала телефонный разговор с Калифорнией, дав телефонистке номер ранчо Де Сото. В Калифорнии было три часа пополудни. Трубку поднял Бак, и она почувствовала комок в горле, услышав его знакомый веселый голос.

— Как поживаешь, детка? Надеюсь, у тебя все нормально?

— Знаешь, Бак, я влюблена.

— Надеюсь, в этот раз тебе плакать не придется.

— Нет, Бак. Я просто счастлива — вот и все.

— Это все тот же Мэтт? — Да.

— Поздравляю, дружок. Он прекрасный парень. Личность. С таким человеком, как Мэтт, скучать тебе не придется.

— Значит, ты не возражаешь?

— Разумеется, если хочешь узнать мое мнение. Только обещай в этот раз пригласить нас с мамой на свадьбу, — со смехом закончил он.

Лизандра почувствовала, что ее щеки вспыхнули.

— В первый раз, когда он мне сделал предложение, я отказалась… Так что теперь потребуется его согласие.

Бак снова громко расхохотался:

— Мне кажется, дорогая, что ты относишься к тому типу женщин, которые умеют добиваться желаемого. Желаю удачи, и помни — твое счастье в твоих руках.

Тут трубку перехватила Фрэнси, и Лизандра сообщила ей о своем решении:

— Мне теперь кажется, что я всю жизнь неосознанно стремилась к тому счастью, которое ты обрела с Баком, мама. Думаю, на этот раз мое время пришло. Я, наконец, поняла, что любовь требует от человека полной самоотдачи.

Слушая взволнованный голос дочери, Фрэнси рассеянно наблюдала через окно, как во внутреннем дворике гарцевали две породистые лошадки. Из сада доносился аромат роз, посаженных между стройными рядами винограда. Насколько ее жизнь была беспокойной и полной трудностей в начале, настолько она стала безмятежной и счастливой сейчас. Фрэнси старалась не вспоминать о неудачном браке дочери с Пьером. Мэтт, по счастью, оказался совершенно другим человеком, и Фрэнси об этом знала. Несмотря на некоторую экстравагантность, в нем чувствовалась мужская основательность и надежность, ведь у него хватило силы воли покинуть Лизандру, когда ему показалось, что она хочет им верховодить. Это стоило ему больших усилий, поскольку Фрэнси знала, как Мэтт любил ее дочь.

Тем не менее, она спросила:

— Ты уверена, что не ошибаешься?

— Ах, мама, что ты говоришь? — В голосе Лизандры послышалось искреннее удивление. — Какие же гарантии могут быть в любви? Разве ты, встречаясь с Баком, имела какие-нибудь гарантии? Пьеру удалось убедить меня, что он от меня без ума. Но Мэтт любит меня на самом деле — я это знаю. Будущее же — в руках Бога… — Она помолчала. — Знаешь, мама, я прочитала письмо Мандарина. Ты догадываешься, что в нем было?

— Да, я знаю содержание письма, — ответила Фрэнси со вздохом. — Он рассказал мне обо всем, когда мы приехали в его родную деревню и посетили храм его матери — Лилин. Но я дала ему слово, что никому не открою его тайну. Даже тебе.

— Ох, мама, он был таким храбрым. И стольким в жизни пожертвовал. И столько сделал для нас всех. Поэтому я решила последовать его совету. Мне следует поторапливаться, мамочка, а то я опоздаю на самолет. Пожелай мне удачи, ладно?

— От всего сердца, дорогая. Удачи тебе и счастья. Фрэнси улыбнулась и повесила трубку. Так, с улыбкой на губах, она вышла на порог, где сидел Бак, поджидая ее. Она присела рядом с ним и взяла его за руку.

— Она говорит, что желает себе такого же счастья, как у нас, — произнесла Фрэнси, глядя Баку в глаза. — Как ты думаешь, она права?

Бак посмотрел на нее и подумал, что Фрэнси по-прежнему так же красива, как и в день их первой встречи.

— Провалиться мне на этом месте, если это не так, — ответил он с улыбкой.

На следующее утро Лизандра села в самолет и вылетела в Австралию, где ее ждал Мэтт.